– «Яма», «Яма» – ведущий! Разлёт с тройным переворотом в спирали, с вылетом в хвост левого звена… Ориентир по точке «А» компьютера. Приём! – сообщил Нитоль напарнику.
Самолёты пары «Яма» резко разлетелись и, завращавшись вокруг оси фюзеляжа, принялись описывать в воздухе спираль плюс к тому выполнили несколько зигзагов. И вовремя – красиво сманеврировав, к ним уже направилась отражающая группа истребителей сопровождения! Ни со второй … ни с четвёртой попытки не удалось звену Нитоля выйти в хвост бомбардировщиков и разведчиков, которые дружно ощетинились скорострельными артустановками и цепко держали врага под прицелом. Эскортники хотя и были не столь быстры, в сравнении с перехватчиками, тем не менее – каждый раз подрезали «ястребам» курс на пересекающейся дуге и выпускали им вслед ракеты с самоуправляющимися системами. Нитоль и его напарник израсходовали уже все противоракеты, выделывали немыслимые кренделя – всё напрасно – стоило им хоть сколько-нибудь приблизиться к цели для выстрела ракет, как один из авиакрейсеров ловко развернулся и послал им в лоб щедрую пачку реактивных самоуправляемых снарядов. Снова отважным пилотам пришлось уносить ноги, их же жалкие ракеты были просто смяты артустановками. Но Нитоль не мог смириться с подобным положением. У него оставался один способ – пожертвовать собой. В учебном бою такое запрещалось, даром что – Нитоль не мог приземлиться побеждённым. На подмогу Нитолю и Диману уже спешили другие товарищи из их части. И всё же ему нужно было сбить сегодня бомбардировщик.
Таков долг современного лётчика-истребителя – не допустить любой ценой! Ведь крылатая громада, прущая до ста тонн тупорылых болванок моет нести – в них любую адскую начинку! Десятки тонн отборной высоконаучной смертоносной мерзости! Да и обычная нынешняя бомба играючи стирает в кирпично-бетонную пыль с полквартала с балкончиками в цветочных горшках с пёстренькими люстрами под потолком всяким дорогим живым людям хламом, с нежными канарейками в клетках, с заунывными фото в рамочках. Она омерзительно нагло вырывает с мясом трамвайные рельсы, о которые кто-то спотыкался переходя улицу, дотла сжигает меленький бар в подвальчике, где вечерами выпивали соседи… И ради всего этого добра один клёвый парень, вечный враг всех наглецов – должен врезать по бомбардировщику чем угодно, пусть даже собственным истребителем – превратившемся в сей миг в карающую десницу. Конечно, Нитоль не стал вспоминать всю подобную чепуху в короткие мгновения боя, но он отчётливо знал, за что пойдёт на таран – первый и последний – если когда-нибудь будет нужно. Сейчас же, заведённый азартной игрой со смертоносными принадлежностями, парень скомандовал:
– «Яма»! Диман, нам нужно сбить один бомбардировщик, обязательно!
– Да! Ведущий! Но обложили гады – не подсунешься!
– Надо их отвлечь – Диман!
– Давай я – а ты бей Давай
– Удачи!
Нитоль резко выдернул свой истребитель из глубокого штопора и с переворотами и змейками стал набирать высоту. Его преследовали два перехватчика «жёлтых», дозаправившись в воздухе, они проникли вглубь обороны «синих», чтобы помочь пройти каравану бомбардировщиков. Его напарник в это время находился в поднебесье и, резко меняя щитками направление реактивного патока, по изломанной траектории пытался уйти от трёх «ястребов» «жёлтых». Ему вслед периодически неслись трассы учебных авиационных снарядов, стрелы ракет или протонно-лазерные лучи. Однако, хотя иногда им и удавалось взять на мушку самолёт Димана, пока он оставался недосягаемым для их автоматических пушек! Только, покуда шла сия – захватывающая дух и воображение – гонка, наглый косяк ударных бомбардировщиков, точно кулак боксёра, готовый нанести накаутирующий удар, продолжал уверенно идти к цели, которая беспомощно спала где-то внизу под кудрявыми облаками. Самое лучшее – пожалуй, что могли сделать для себя те, кому предназначался груз, лежащий в чревах бомбоносов, так это спать и не просыпаться вплоть до того мига, когда уж не надо будет просыпаться, когда неудержимый поток пламени подкинет в воздух их дома. Ибо, когда бетонные балки да кирпичи, вращаясь в огненном вихре, разотрут между собой их черепки и кости, их души подружатся с собственной тенью – будут уже очень далеко от земли.
Косяк игнорировал все мужественные усилия двух героев, отмахнулся от них, как от назойливых мух!
Нитоль и его друг и помощник Диман продолжали выписывать лихие виражи, но всё одно – нужного результата не получалось. Стало очевидно: в кабинах эскортных истребителей тоже сидят очертенелые парни. Они вовсе не бездумно гонялись за двумя перехватчиками, а предугадывали замыслы обоих, затем очень грамотно старались помешать выполнению пилотажных манёвров. Эскортникам активно помогали авиакрейсера, а поскольку истребители сопровождения технически не наемного уступали перехватчикам, то Нитолю и Диману приходилось гонять свои машины на предельных усилениях. И тут – несмотря на полное напряжение, постоянный контроль за приборами да теледанными бортового компьютера – двум друзьям пришлось-таки задуматься о скоротечности жизни, о том, как ею приходится жертвовать ради другой – чужой жизни, спящей где-то внизу. К центру косяка прорваться не удавалось, что означало: им надо сложить головы, чтобы тяжёлый смертоносец понёсся вниз, опережая свой предсмертный рёв. Сегодня это произойдёт как бы понарошку, зато в грядущей бойне по два, а не то и больше, молодых парня будут гибнуть за каждый смертоносец. Уже вся эскадрилья сражалась с эскортниками и перехватчиками врага, подоспели на помощь звенья из других авиачастей —бой шёл ожесточённый. Только косяк смертоносцев оставался пока цел и невредим!
Завершив тройную серию фигур высшего пилотажа, Диман направил самолёт к косяку. Его по прежнему преследовало три ястреба «жёлтых»,
Димана, словно главного нападающего команды «синих», держали на замке: один перехватчик и два эскортника. А ведь он уже приближался к бомбардировщикам! Ещё раз пуститься в вычерчивание фигур – значит: потерять скорость, и косяк снова уплывёт а топливо уже на исходе… «А ведь этого – пожалуй – и ждут от меня ястребы?!»– смекнул Диман. Он включил систему биостимуляции в экстремальных режимах пилотирования, потом рванул штурвал. Перехватчик, не снижая скорости, нырнул вниз, описал дугу, но быстро вернулся на прежнюю, невидимую в воздухе, тропинку ведущую к цели дыхание передавило, сердце подпрыгнуло и на мгновение замерло, сбившись с ритма от немыслимых ускорения Диман усилием воли и биостимуляцией выровнял ритм. Да – в современной сверхгиперзвуковой авиации служат только те, кто силой воли включает даже собственно сердце! Диман дал полный газ – тринадцать тысяч километров в час. Соперник отважного героя клюнул на удочку: ожидая новую серию головокружительных трюков, направил свою машину вниз и потерял скорость.
Косяк смертоносцев нарастал как на дрожжах. Тут сразу три звена эскортников поспешно отклонились от общего строя, к ним прибавилось два авиакрейсера: залп ракетами «воздух-воздух». Но Диман уже не обращал на них внимания – ринулся на сближение… один из них зазевался! «Ястреб» открыл огонь!! Только и напарники его противника дали по очереди: электронно-лазерная система наведения артустановок под корпусом сработала безошибочно… под фюзеляжем перехватчика сработало устройство имитации поражения, повалил густой дым Теперь Диман мог расслабиться – всё что мог он сделал. Снизив скорость, лётчик направился на запасной аэродром. Напряжение боя сменили усталость и обида столько усилий, чтобы сбить один – эскортник?! Пилоты перехватчиков вообще снисходительно относились к эскортным истребителям, шутливо называли их «бомбовыми пастухами». И вот тебе… «эскортники» вместе с конструкторами, создавшими их машины, показали высший класс! Диман осмотрелся: караван бомбоносцев по-прежнему оставался неуязвим… обида захлестнула! Вдруг, это казалось невероятным видением – перехватчик Нитоля на скорости, считавшейся невозможной для истребителя, пилотируемого живым и неискусственным пилотом по касательной траектории вклинился между бомбовозами. Яростно сверкали автоматические пушки, однако они уже не могли помешать – даже подбитый перехватчик в течение долей секунд мог сделать несколько выстрелов из своей артустановки. Диман увидел, как одна многотонная громада отвалила в сторону.
К концу сражения у Нитоля тоже эмоции били через край! Тем более, что их подогревал прячущийся в его сердце нежный образ чудесной красавицы – молодой мужчина обязан был добыть в этом бою победу!
Нитоль сумел направить энергию любви в нужное русло! Достаточно было вообразить, что эта армада бомбардировщиков действительно – враг и летит – о, Господи! бомбить её дом, где так сладко пахнут смятые простыни и раскиданные подушки? Как кровь Нитоля закипала, а тело наливалось невиданной силой. Будто, как и в его самолёте при форсаже, у него внутри открывались все заслонки, и высоколегированное топливо взрывалось в кипящем кислородном потоке, быстро отдавало всю свою энергию, превращаясь в огненную плазму. Нитоль уже понял, что обычными, изученными на теоретических, кабинетных занятиях, способами к каравану «жёлтых» не пробраться, требовалось – такое часто встречается во внекабинетной практике, неординарное решение. И вот, в сей миг он вдруг почувствовал, что именно благодаря этому – милому, бесконечно дорогому образу он сегодня способен на невозможное! Организм, каждая клеточка его наполнилась некой, можно было бы сказать, дьявольской уверенностью в себе. Дьявольской – можно было бы утверждать, если бы эта же самая уверенность дополнительно не согревала сердце Нитоля божественными теплом и неясной трепетностью. Но жизнь состоит из противоречий, подчас не разрешимых. Обычно для выполнения сложных фигур высшего пилотажа скорость истребителя снижали, ибо военные медики считали, что возникающие перегрузки при сверхгипцэзвуковой скорости непосильны для человеческого организма. И насколько всё же не постижима она – настоящая Любовь?! Какие преимущества даёт она – во что вдруг преображает убогое естество обычного человека?
Самолёт Нитоля рванул под отметку двенадцать тысяч километров в час, стал заходить на вираж, однако не стал его выполнять, а, резко сбросив скорость, соскользнул вниз? Выхлопные газы вычертили в небе купол. Тут же набрав скорость, с переворотами через крыло резко обогнул одно звено эскортников, затем ещё два, ещё… теперь никто не мог тягаться с перехватчиком, да и «Ястребы» «жёлтых» не решились сразу повторить такие фигуры на подобной скорости. Медики оказались во многом правы, опасаясь за здоровье пилотов! Ощущения были не из приятных: куски плоти готовы сорваться с костей, сознание балансировало на грани реального и загробного миров! Только свет Мариюшкиной любви, пронзая все жилки и поджилки, точно снабдил их дополнительным магическим каркасом и – несмотря на свою эфемерность, такой каркас удержал-таки ткани тела на месте – Нитоль не только выжил, но и остался в трезвом уме.
А с земли понеслись недоуменные замечания:
– «Яма», ведущий! «Яма», я – «Утёс» – вы допустили запрещённый манёвр – не играйтесь! Приказываю снизить скорость! Вы будете оштрафованы и даже дисквалифицированы! Приём?
Да только все приказы были уже бессмысленны, поскольку Нитоль уже просто не мог остановиться – оседлать своего сверхгиппергвукового коня на полпути к цели! С ним сейчас произошло то, что в боевой практике называется слиться с машиной воедино – через биостимулятор и электронную систему управления истребитель Нитоля чётко уловил стремление к Победе. И по удивительно красивой и точной траектории, на предельной скорости истребитель полупикировал в центр косяка!
Судорожно всполошились все эскортники и авиакрейсера поздно! Стало очевидно: в атмосфере неотвратимо повисло несокрушимое уже ничем ощущение сиюминутной победы и подвига: Победы одного такого неприметного виду, паренька.
В сей момент Диман и посмотрел на самолёт ведомого. На бомбоносе безошибочно сработало устройство имитации поражения ему уже ничего другого не оставалось, как отвалить в сторону запасного аэродрома. Тем не менее – на земле его выходки посчитали недопустимыми для учебного боя! Из штаба авиагруппировки «Синих» его безоговорочно попросили покинуть учебное сражение и лететь на запасной…
Нитоль и не собирался больше никуда откланяться, ибо потерял уже всякий интерес ко всему – Марию – его прекрасная полубогиня, позволив ему выполнять свои обязанности перед страной и народом, снова заполнила собой его мысли до отказа!
Подглава 3. Чудесная проверка на прочность
После того как тяжёлые парадные ворота «Кедрового Бора» закрылись за чёрным лимузином Вольгии – Нитоль на руках внёс свою Марию, свою Марьюшку, свою – самую, самую, самую, в терем. И каждая деревяшка мозаичного паркета, каждый камешек фундамента быстро впитали в себя ту сказочную нежность с какой волшебные, в силу того, что безоглядно влюблённые, молодые тела соприкасались друг с другом.
Стены зданий умеют хранить молчание, но их память куда глубже памяти людей. Они умеют хранить в трещинах, каменных морщинах самое главное, то, что почему-то весьма часто выпадает из сознания людей: их искренние чувства друг к другу! Духом человеческих отношений они и живут: и радуются, и грустят, и плачут, улавливают оттенки человеческих настроений. Вот почему, по какой причине некоторые из них рушатся сразу, иные же стоят тысячелетиями!
Сколько раз Кедровый Бор – то ли палаццо для царицы, то ли загородный особняк для короля, восторженно распахивал все двери перед двумя такими же влюблёнными, как ласково прогибались вместе с настилом пола его плиты, до чего ликовали от того что могут соприкоснуться с изумительным шёлком кожи округлой попочки Вольгии, когда она в кричащем любовном угаре то и дело вылетала за пределы кровати. К главным сокровищам Воштонской короны все как элементы, так и узлы строения отнеслись очень и очень бережно! Однако – на сколько яростными явились стены Центрального дворца для одного «полузаморского» гостя и в тот день вынесли безжалостный приговор, не оставляющий шанса Валдису вернуть Элли! Может быть – где-то и в этом смысл священных слов: «камень, отверженный строителями, станет во глав угла…» Оно и верно – на том основании, что у мастерового строителя, работающего с душой, не бывает лишних, то есть отвергнутых, камней – подобно тому, как не бывает обрезков у отличного портного. Любое творение человеческих рук и качество сделанного есть выражение души трудившегося, возможность высказать своё отношение ко всем остальным, другим людям. Вот почему дома тоже и любят, и страдают, и иногда плачут, словно беззащитные дети перед напором окружающего зла. Судьба также безжалостна к ним, как и к каждому из их обитателей!
Зато в настоящий момент судьба снисходительно улыбалась Кедровому Бору! Ибо новая парочка влюблённых пустилась выделывать пируэты эротического пилотажа в уютном пространстве его залов. И всё здание, подхваченное приливом божественной, ласковой страсти, по волнам бескрайней чувственности медленно и незримо поплыло в чудесную межзвёздную страну вечности! Будто четыре волшебные, невиданно прочные нити, спустившись с небес – торжественных и благодатных – превознесли этот ковчег для двоих безумцев над Тироей… И загородный особняк, будто диковинные качели, закачался в такт молодым, свежим телам!
Дворец, вместе с заглядывавшими в окна вековыми кедрами, убаюкивал залетевшую к нему в гости пару, отдаляя от их хрустального мира Мир, из конца в конец переполненный камуфляжной паутиной и бронированной сталью.
Первыми бархатность девственной попочки Марию, ощутив на себе, оценили паркетные полы вестибюля. Именно сюда влюблённые тела красиво сползли, неумело цепляясь за беломраморные перила парадной лестницы, до которой они толком и не дошли… Здесь – у подножья центральной лестницы – Марию начала безнадёжно терять свою одежду, словно ткани пропитались свинцом и мешали подъёму. Обнажившись, роскошные тела получили заметное облегчение и теперь преодолели три ступеньки, однако не успели на них закрепиться. Любовь – это всё равно что лазание по голым скалам, ели не успел закрепиться и подстраховаться, то неизбежно слетишь вниз, не в силах разорвать отчаянных объятий, молодые почти скатились на паркет. Первое соединение – самое отчаянное! Позже они всё-таки поднялись на верх заветных трех ступенек – так обозначилась вторая фаза! Тем не менее зафиксировать умозрительно, когда произошло полное восхождение – нынешним или уже следующим днём, растянувшимся и смешавшимся с сумерками, было совершенно невозможно. А может они в кромешной тьме карабкались по хладным плитам и каждый раз натыкались на разгорячённые бесконечные глаза и губы, плечи и груди, руки и пальцы, пупки и ягодицы, ползли друг за другом по мягкому, ворсистому ковру – все побочные мелочи уже нельзя было различить – они потонули в страшном потоке душевного огня. Растворились в шипящем и искрящемся напоре душевного пламени, взлетавшего от пола к высоким потолкам, восхитительными искрами вьюжившего мимо окон и дверей, ликовавшего от одной стены к другой перекатываясь через кровати и кресла, опрокидывая стулья и пуфики, разбивая в дребезги вазы и фужеры, салютовавшие влюблённым брызгами игристого вина.