– Ты его угости своими настоями, – предложил Фёдор.
– Сам знаю, что делать. Но тут одними настоями не обойдёшься, – сказал Родион.
Пасечник ушёл, а спустя несколько минут в комнату вошла Арина и принесла на подносе горшок со щами и миски. Вернулась в комнату и дочь хозяев.
Хозяева ели молча. Не разговаривал за столом и Павел. Когда поели, Арина и Фотиния собрали и унесли посуду. И тут проникновенно и величаво зазвонили колокола.
– Красиво колокола звонят, – отметил Павел.
– К вечерне колокола зовут. Звонарь у нас умелый. Серёжей звать. Всю душу вкладывает в свою работу. А душа у него добрая, хоть и невеликого ума этот человек. Уже тридцать лет ему, а ведёт себя, как дитя малое. Да и внешне он особенный. Он от рождения серьёзно болен. Но не только звонарь у нас талантливый. Сами колокола словно живые. Их отливал наш местный умелец – Григорий Агапов – рассказал Фёдор.
– Гляжу, вы тут всё сами делаете, без цивилизации обходитесь.
– Легко обходимся, – сказал Фёдор.
– А вы в церковь ходите? – спросил Павел.
– Нечасто ходим. Работы много, – ответил Фёдор.
– Слышал, отец Савелий, тоже людей лечит.
– Молитвами он врачует. Редко когда Савелий сам ходит по больным. Они сами к нему идут. Или немощного приносят к храму, если тот идти не может. А назад порой на своих ногах больные уходят. Отец Савелий наверняка уже в курсе, что вы объявились на нашем острове. Он сейчас молится за тебя и твоего товарища. После, когда рана у Анатолия начнёт подживать, он его обязательно подлечит. Да и тебе не мешало бы на службу сходить, – предложил Фёдор.
– Устал я. Прилечь хочется, – признался Павел.
– Ну, как знаешь! Тогда хоть в баньку сходи. Она уже натоплена. А потом в сарае на сеновале заснёшь. Идём! – позвал гостя Фёдор.
Хозяин и Павел вышли из избы и направились к бане, которая стояла на самом берегу озера, метрах в ста от избы Фёдора. В бане было прорезано маленькое незастеклённое окошко.
Павел с удовольствием попарился в пропахшей берёзовой листвой и хвоей бане, после чего Фёдор и Павел окунулись в прохладную озёрную воду.
Хозяин выдал Павлу белую рубаху и широкие серые штаны, пообещав, что его грязную одежду постирает хозяйка. затем Фёдор отвёл гостя в сарай, в котором под самым потолком было несколько маленьких окошек, затянутых марлей.
– Я сам, когда стоят тёплые ночи, ночую на сеновале. Воздух здесь свежий. Чтобы комары ночью не донимали, я оконца затянул марлей, – сказал Фёдор.
– Хорошо, что здесь окошки маленькие. В них медведь или рысь не заберутся, – заметил Павел.
– Не бойся. На острове вообще не водятся крупные хищники, – уверил его Фёдор.
– А мелкие хищники обитают?
– Этих много – куницы, хорьки и мыши.
– Мыши – это грызуны, а не хищники, – поправил хозяина Павел.
– Всё равно, мыши могут укусить. Умолкни, москвич! Ложись на сено и спи.
– Умолкну я скоро и надолго, – вздохнув, произнёс Павел.
– Никогда не произноси такие нехорошие слова, и долго жить будешь, – сердито произнёс Фёдор и вышел.
Павел закрыл дверь на щеколду и по приставной деревянной лестнице забрался на сеновал, под крышу сарая. За стеной, в пристроенной к сараю голубятне, некоторое время ворковали голуби. Когда на улице стемнело, голуби угомонились и затихли.
В сарае, как и в избе, электричества не было.
«При свечах живут, бедолаги. А ведь, если у них есть свои металлурги, охотники, звонари и священники, то должны быть и электрики. Уж ветряную электростанцию вполне могли бы соорудить», – подумал Павел.
Он с наслаждением вдыхал аромат душистого сена и прислушивался к мерному шуршанию накатывающихся на берег волн, к шелесту перебираемых ветром листьев. К этим звукам вскоре присоединился гул комаров, собравшихся возле затянутых марлей окошек. Под эти баюкающие звуки Павел заснул.
Проснулся он посреди ночи из-за светившего ему в глаза лунного света, проникшего через окошко. Павел повернулся на другой бок, но заснуть уже не смог. Павел окончательно разгулялся и спустился с сеновала. Отряхнувшись от налипшего сена, он распахнул дверь и вышел на улицу. Ночь была звёздной и прохладной. Назойливые комары набросились на Павла.
Он вышел на берег, где свежий ветерок прогнал гудящих маленьких кровососов. Шагая по покатым валунам, он добрался до кромки воды. Волны накатывались на огромный валун, на котором он стоял. Павел посмотрел на освещённый бледным светом луны причал, возле которого на волнах покачивались лодки, и увидел белую женскую фигуру. Не склонный к мистике Павел, тем не менее, вздрогнул. Эта фигура показалась ему бесплотной. Он отошёл от воды и поспешил к сараю. Однако что-то заставило его оглянуться. Павел снова увидел на причале женский силуэт и узнал стоявшую женщину. Это была Фотиния. Имя Фотиния, по мнению Павла, не подходило этой юной красавице. Он нисколько не удивился бы, если бы так звали монахиню или древнюю старуху, но дочь Фёдора и Арины была совсем юной.
Павел направился к ней. Фотиния оглянулась и вздрогнула.
– Вы меня напугали! – испуганно произнесла девушка.
– Не спится? – спросил Павел.
– Да. Я люблю смотреть на озеро ночью, когда светит луна. Очень красиво блестит вода.
– Тебя отец не будет ругать?
– Нет. А за что?
– Не опасно одной находиться ночью возле озера?
– Нет. Ведь на острове не водятся хищники. Жила, говорят, очень давно, на другом краю острова, в берлоге медведица с медвежатами, да застрелили их уже давно. А другие хищные звери на Звон-остров не идут. Людей боятся.
– Не очень-то они боятся, – возразил Павел, вспомнив про вышедших к потерпевшему крушение самолёту медведей и напавшую на Анатолия рысь.
– Вы о вашем раненом друге сейчас подумали?
– Да.
– Так ведь вы были в тайге без оружия.
– Оружие у меня было. Я топором рысь убил.
– Вообще-то сильный хищный таёжный зверь только ружья боится.
– А где вы берёте оружие?
– Некоторые люди сюда со своим оружием приходят. А несколько лет назад военный вертолёт упал в тайге. В нём оружие было и ящики с патронами. Пилоты погибли. Правда, это случилось далеко отсюда. Наши мужики замучались оружие на Звон-остров доставлять. Теперь у нас даже четыре автомата есть. А ещё раньше по реке Уклейке плыла пустая моторная лодка со сломанным двигателем. Хозяин видно утонул или звери его задрали, а двигатель в моторке был сломан. На дне лодки лежали канистры с керосином. Их мужики доставили на Звон-остров. Мой отец одну канистру у нас в сарае схоронил.
– Значит, вы тут крепко обосновались.
– Крепко. Я тут с самого рождения живу. На острове всегда было спокойно. А вот когда меня отец с собой в тайгу брал, я сильно волновалась. В тайге звери – хозяева. Отец меня учил, что нельзя хищного зверя пугаться. Зверь чувствует, когда его не боятся и уходит.
– А зимой по льду на остров звери не забредают?
– Разве что кабаны. Те никого не боятся. А волки, росомахи, рыси и медведи не идут на наш остров. Звон-остров дымом и человечьим духом пропах. Зверь это чует. К тому же, теперь у нас колокола часто звонят – зверь из-за их звона тоже нашего острова сторонится.
– Отец твой сказал, что у вас тут только куницы, хорьки, да мыши водятся.
– Ещё на острове зайцы и белки живут. А ещё из живности – домашние овцы есть, небольшое коровье стадо, куры, утки и кролики. Говорят, кроликов с Большой земли завезли давным-давно. Некоторых длинноухих выпустили на волю. Теперь они много нор нарыли на другой стороне острова и вблизи Медной горы.
– Озеро здесь словно живое. И ночь словно живая, – сказал Павел. – Не пойму, откуда-то слышится нежный шёпот. То ли это шелестят листья на деревьях, то ли волны шуршат, набегая на камни, то ли звёзды что-то шепчут.
– Вы рассуждаете так же красиво, как дядя Лёня. Он сочиняет стихи и музыку и поёт задушевные песни. У него есть старая гитара. А ещё он рожки делает.
– Значит, он талантливый человек.
– Дядя Лёня – охотник. Всем остальным он для души занимается. Он сам так говорит. А ещё у нас есть звонарь Серёжа. У него здорово получается в колокола звонить. А вы сами ничего не сочиняете?
– Нет.
– Жаль. А ведь, наверное, можете. Ведь вы так красиво говорите, – разочарованно сказала Фотиния.
– Сам не знаю, с чего это я так заговорил? Возможно, из-за приближения моей жизни к финалу?
– Зачем вы так говорите? Вы ещё молодой! Мы вас тут вылечим. Даже ваш раненый товарищ выживет.
– Устал я всем рассказывать, что серьёзно болею.
– А что у вас болит?
И вдруг Павел понял, что у него сейчас действительно ничего не болит. Боль ушла вместе с его прошлой жизнью. Он удивился этому, но не обрадовался, зная коварство страшной болезни.
– Знаешь, Светлана, мне не хочется обсуждать мою болезнь.
– Ну и не надо. А почему вы меня так чудно назвали?
– В переводе с греческого Фотиния – означает светлая. В городе тебя бы звали Светланой.
– У нас на острове женщин с таким именем нет. Ну, я, пожалуй, пойду домой, – хрустальным голосом произнесла девушка.
– Я тебя провожу, – предложил Павел.
– Зачем? – искренне удивилась девушка. – Какой вы странный! До избы вздумали провожать, когда до неё рукой подать.
Фотиния направилась к своей избе. Павел проводил её взглядом. Вскоре в одном из окон избы Фёдора загорелся слабый дрожащий огонёк. Как догадался Павел, Фотиния зажгла свечу. Вскоре свеча погасла. Павел ещё немного постоял на причале, а потом вернулся в сарай, закрыл дверь и забрался на сеновал. Лунный свет уже не светил в окошко. Павел немного поворочался и крепко уснул.
Спал он мало. Едва забрезжил рассвет, как закричали петухи. Павел вышел на улицу и осмотрел местность, погружённую в синие утренние сумерки. Село начиналось от берега и занимало нижнюю часть склона холма, на вершине которого располагался храм. Избы стояли среди старых высоких яблонь, рябин, берёз и елей. Приусадебные участки были разделены низкими некрашеными заборчиками с редким штакетником. Между участками вились уходившие вверх узкие тропки.
Павел направился на причал. Над озером стелился рваный туман. Его молочно-белые клочья висели и над лесом. В озере несколько раз плеснулась крупная рыба.
Налюбовавшись озером, Павел решил прогуляться по селу и изучить окрестности. По узкой тропке между заборами он проследовал мимо двух соседних изб и вышел на более широкую дорожку, проложенную между двумя рядами утопавших в зелени бревенчатых домов. Огородов возле домов он не приметил. Когда Павел проходил мимо одной из изб, во дворе забрехала собака.
Павел ощутил умиротворение от осознания своего единения с природой, спокойствием и тишиной. Он поднимался вверх по дорожке на удивление легко, словно не был тяжело болен. Дома по обе стороны от тропы закончились. Теперь с двух сторон к дорожке подступал густой смешанный лес. От этого светлого, просвечиваемого утренними лучами солнца леса исходило спокойствие, а не гнетущее ощущение постоянной опасности, как это было в тайге. Звон-остров показался Павлу оазисом среди дикой тайги, подступавшей со всех сторон к Светлому озеру.
Вскоре дорожка разделилась на две узкие тропки. Павел выбрал более широкую из них, и пошёл дальше. Когда впереди, за деревьями, уже просматривался деревянный храм, он остановился перед очередной развилкой. Одна вытоптанная дорожка вела вверх, к церкви, а вторая, едва заметная тропка, терялась в траве и уходила вниз, к небольшому оврагу, по дну которого протекал журчащий ручей. Павел решил сначала спуститься к ручью. Он сбежал в овражек и остановился возле ручья, через который был перекинут узкий мостик из посеревших от времени и воды брёвнышек. Вдоль ручья росли мелкие голубые цветы, похожие на незабудки. Павел долго стоял, радуясь прекрасному утру. Потом он опустился на колени, склонился над и опустил ладони в ледяную прозрачную воду. От его тени бросились врассыпную блеснувшие мелкие рыбёшки, словно льдинки, проскользнувшие между его пальцев. Павел зачерпнул пригоршню воды и выпил живительную влагу, ожёгшую его язык и горло холодом. Он припал к воде и стал жадно пить.
Затем Павел встал и прислушался к своим ощущениям. Он не чувствовал привычной Боли в желудке. Павел подумал, что Боль, возможно, никогда не вернётся к нему, если он останется жить на Звон-острове. Он с восторгом посмотрел на нежно-зелёные листья склонившейся над ручьём ольхи, которые просвечивали под солнечными лучами, пробившимися сквозь кроны высоких деревьев, и подставил лицо под капельки влаги, падавшие с ветвей нависавшей над мостиком плакучей ивы. Капельки приятно щекотали его щёки.
Он вспомнил своё детство и летние каникулы, которые проводил в деревне у бабушки. Всякий раз, когда Павел приезжал в деревню, он знал, что впереди его ждут три месяца счастья, которые будут тянуться долго, словно целая жизнь. Его и сейчас переполняло ощущение глупого счастья.
Над овражком разлились торжественные гулкие звуки. Зазвонили колокола. Павлу показалось, будто он попал в сказочный мир, приветствующий его и радующийся его появлению. Он выбрался из оврага и направился к стоявшей на вершине холма церкви. Павел приблизился к каменной полутораметровой ограде. Пройдя немного вдоль ограды, он упёрся в кованую калитку. Павел открыл её и прошёл на территорию храма.
Снова раздался громкий колокольный звон. Павел запрокинул голову и посмотрел на колокольню, на которой маячила сутулая фигура нескладно сложенного человека, который бил в восемь небольших колоколов, выводя необычайно красивый звон. А потом звонарь несколько раз ударил в большой колокол, висевший в центре колокольни. Гулкий металл мерно загудел, и величественные звуки растеклись по плотному, пропахшему запахами полевых цветов, травы, сена и хвои, пряному воздуху. Павел словно вошёл в резонанс с этими звуками и даже стал мерно покачиваться в такт движениям звонаря, который, ухватившись за верёвку, примотанную к тяжёлому металлическому языку, бил им по колоколу. В тело Павла вливался звон, и его ослабленный болезнью организм наполнялся энергией радости и жизни.
Звон прекратился, отозвавшись несколько раз гулким мелодичным эхом, и Павел услышал голоса людей, приближающихся к церкви. Вскоре показались направлявшиеся к храму взрослые мужчины, женщины и несколько подростков. Мужчины были одеты в белые рубахи и широкие штаны, а женщины – в белые сарафаны или длинные платья, головы их были покрыты белыми платками. Среди этой процессии Павел заметил своих знакомых – Фёдора, Арину и Фотинию, которая, проходя мимо, лишь мельком взглянула на Павла. Сегодня на Фотинии было белое платье.
Не обращая внимания на Павла, люди зашли в церковь. Павел последовал за ними. Просторный храм был заполнен. Внутри пахло ладаном. Свечи отбрасывали трепещущие блики на иконы. На амвоне стоял высокий полный русобородый священник в чёрной рясе, читавший молитву.
Павел терпеливо отстоял службу и вышел из церкви, когда началось причастие.
Возле калитки Павел дождался Фёдора с семьёй. Фотиния шла следом за родителями. Павел подошёл к ним.
– Здравствуй! – приветствовал Фёдор Павла и пожал ему руку.
– Доброе утро! – сказал Павел.
– Тебе хорошо бы причаститься, – посоветовал Фёдор.
– Не готов я пока к причастию. А почему не все в церковь пришли? Вот и пасечника не видно.
– Многие сельчане в церковь вообще не ходят. А Родион постоянно работой занят, поэтому в храме редко бывает, как и литейщик Агапов. Они только по большим праздникам посещают службу. А пасечник, как и многие другие жители Звон-острова, ещё старинные языческие обряды исполняет. Вот и молодёжь стала отмечать языческие праздники. Вот Ивана Купала скоро праздник состоится, – хмуро посмотрев на смутившуюся Фотинию, ворчливо произнёс Фёдор. – Я считаю, что не годится такие праздники отмечать. А отец Савелий при всей его строгости уверен, что запрещать их нельзя. Люди сами должны к истинной вере прийти.
– Скажешь, отец, что и Медовый Спас, который скоро будет, нельзя отмечать? – спросила Фотиния.
– Это ещё почему? – удивился вопросу дочери Фёдор.
– Так ведь молодёжь купается на Медовый Спас в озере вечером, девушки своих женихов маком обсыпают. И скотину старики купают в Светлом озере. А ведь эти обычаи имеют языческие корни. Но никто из стариков и даже отец Савелий не противится таким праздникам.