Все от расстройства загудели, как это бывает в конце любых удавшихся мероприятий.
Каролина продолжила:
– Нам тоже пора лететь в Москву. На часах пол шестого вечера!
Есения, обращаясь к Марго:
– Ну давайте ещё часик здесь побудем! Скажи отцу!
– И что мы будем делать?
– Да хоть в снежки поиграем! – Фима кинул снежком в Настю.
Та засмеялась и побежала с горстью снега за убегающим бойфрендом.
К Маргарите подошёл Грегори:
– Я думаю, что надо задержаться.
– Зачем?
– Ты хотела поговорить с отцом. Забывать?
– Нет не «забывать». Обязательно сейчас? В разгар праздника?
– Самый подходящий случай. Он в прекрасном расположении, как это…, духа. Смотри, как я чудесненько говорю по-русски.
– Когда ты хочешь, ты можешь всё, – Марго кивнула и пошла к отцу.
– Пап! А мы можем на часик задержаться здесь?
– Зачем?
– Ребята просят. Всем так понравилось!
– Нет! Нам надо вылетать. Мы не можем задерживать такую толпу людей.
– Так пусть они летят. А мы следом.
– Меня пугали, что в это время здесь бывают туманы или шквальный ветер.
– Ну, папуль! Ветра же нет. И туман, как ты знаешь, опасен только при посадке. Если что – мы сразу улетим!
– Нежелательно, чтобы именно наш самолёт взлетал отсюда последним.
– Что? Здесь никто не остаётся?
– Естественно, нет. Это просто льдина, которую приспособили на весну для посадок самолётов с туристами. С июня Барнео пустует. Опасно здесь летом.
– Ну, папуль! Всего час! И всё! Что за час случится? Ты любишь меня? – дочка повисла на шее отца.
– Хорошо! Хорошо! Час! И ни минуты больше.
Марго вернулась и озвучила:
– Мы задерживаемся на час!
Все захлопали в ладоши и заулюлюкали в восторге.
– Ты с ним поговорила?
– Грэг! Я его задержаться еле уговорила. Давай я к нему перед посадкой ещё подойду.
– Не откладывать решение problems на завтра никогда! – скривил губы жених.
– Я сказала потом! Значит потом! – отрезала Марго.
Рабочие моментально разобрали сцену и палатки. Бульдозер, снегоходы, Феррари, а также различная утварь моментально исчезли в утробе грузового самолёта. Вся обслуга и музыканты также погрузились в авиагигант. Даже англичанка Эйлиш решила возвращаться вместе с другими артистами, предложив желающим своё место в «Гольфстриме». Впрочем, все отказались. Даже Каролина, которой босс предложил остаться, пожелала улететь. Она сослалась на необходимость организации размещения артистов в Мурманске и их дальнейшей отправки на родину. Первыми улетели вертолёты. Командир Ил-76 грустно помахал из своей огромной кабины коллегам с «Гольфстрима» и направил взревевший двигателями самолёт по ледовой полосе к взлёту.
Сразу стало немного тоскливо и одиноко. Моторика праздника поутихла. Грузовой самолёт не увёз только скульптуру Марго, ледяные горки, раскладной бассейн и деревянную баню, стоящую чуть в стороне.
– Пора, – вновь напомнил об обещании Грэг.
Маргарита недовольно покачала головой и направилась к отцу.
– Ну что, дочка, летим?
– Летим, летим! – Марго, улыбаясь, повисла у отца на шее. – Папуль, ты же меня любишь?
– Что за вопрос, – отец прижал её к себе и поцеловал.
– Простой вопрос…
– Ну, говори, говори!
– Мне двадцать лет исполнилось.
– И…
– Такая круглая взрослая цифра. Я уже большая.
– Так…
– Северный полюс – это здорово. Всем понравилось. Запомнится на всю жизнь.
– Так-так…
– Ты не мог бы мне ещё и денег подарить?
– Тебе не хватает тех десяти тысяч, что я кладу на твою карточку каждый месяц?
– Мама тоже мне такую сумму даёт. Но дело не в этом. На жизнь мне хватает.
– Хорошо. А сколько тебе надо? И зачем?
– Зачем? Папуль, это секрет.
– Сколько?
– Всего-то двадцать миллионов.
– Рублей?
– Пап, ты совсем что ли?
– Ого! Не понял, зачем тебе так много?
– Тебе жалко для единственной самой-самой любимой-прелюбимой дочурки?
– Нет, но я должен знать.
– Чего ты боишься? Конечно, не на наркотики.
– Я понимаю, понимаю. Не надувай губки. Это тебя не красит. Затеяла разговор на серьёзные темы, изволь быть сдержанной.
– Я так и думала. Ты меня не любишь.
– Люблю. Поэтому и интересуюсь.
– Ну вот скажи, это же для тебя мелочь! Ты вон какие самолеты покупаешь. Чего тут интересоваться?
– Во-первых, не мелочь. А во-вторых, я не хочу попусту волноваться в неведении. Да и мать твоя не согласится.
– Вот уж вспомнил её некстати. Чего это она не согласится?
– Потому, что мы оба не будем спокойны за твою безопасность.
– И при чём здесь моя безопасность?
– При том, что двадцать миллионов долларов у одинокой русской студентки – это очень опасно.
– Во-первых, я не одинока. Меня есть кому защитить. Во-вторых, я живу в США, а не в России.
– Вот этого я и боюсь.
– Что я живу в США? Да у нас спокойно. У людей двери входные из стекла. Наслушался кремлёвской пропаганды.
– Никого я не наслушался. У меня своя голова. И заметь – не самая пустая в этом мире. Иначе не стала бы ты просить у меня такую сумму. А беспокоюсь я не потому, что ты живёшь в США, а потому, что ты живёшь слишком далеко от меня. Поэтому я не знаю, как ты живёшь, чем ты живёшь, кто составляет твоё окружение и куда ты собираешься тратить такую значительную сумму.
– Всё понятно, ты отказываешь.
– Так ты скажи для начала: зачем тебе эти деньги?
Девочка помолчала, обдумывая стоит ли ей говорить правду, или можно быстро что-нибудь придумать. Но очевидно никакой достойной причины нужды в деньгах не пришло в её симпатичную голову:
– Хорошо, я скажу. Мы с Грегори любим друг друга, – она помолчала, пытаясь увидеть по эмоциям отца, стоит ли ей продолжать дальше, – и, очевидно, в дальнейшем поженимся.
– Та-а-ак…
– Должны же мы заранее думать о фундаменте нашей дальнейшей совместной жизни?
– Понятно. Значит, это твой «защитник» подбросил эту идею. Я так и думал.
– Нет! Это я сразу подумала, что ты мне откажешь! Значит не дашь?
– Нет! Сейчас не дам!
– Ну почему?
– Потому! Потому, что это не серьёзно, это опасно, ты его толком не знаешь. И ещё пять тысяч «потому». Озвучивать?
– Мне уже двадцать лет! Я взрослая! Я сама знаю, что мне делать, кого любить и с кем строить планы на будущее. Ты не имеешь права навязывать мне свои дурацкие взгляды на жизнь!
– Я не имею права потакать чьим-то авантюрам. Всегда! Но особенно, если речь идёт о безопасности моей любимой дочери!
– Вот почему вы все против него? Чем он вам не нравится?
– Кому всем?
– Тебе и маме!
– А! Так она тоже отказала?
– Она назвала его жиголо и альфонсом!
– Стоило бы прислушаться к словам твоей матери! Она в альфонсах разбирается лучше всех.
Маргарита залилась слезами:
– Ненавижу вас всех! Вы мне всю жизнь сломали!
– Чтобы дать деньги, я должен знать этого человека. А ты привела его два часа назад и уже требуешь двадцать миллионов баксов. Назови мне имя отца, который в такой ситуации не отказал бы своему любимому ребёнку? Нет таких в мире. Потому что, кто любит – тот беспокоится!
– Ненавижу! Улечу и больше не звони мне никогда!
– Скажи для начала: кто он, где вы познакомились, кто его родители? Как его зовут? Полное имя у него есть?
– Ненавижу. Видеть никого не хочу.
– Ответь! И может тогда я всё же дам денег!
Девочка подумала, что слёзы помогли, сразу перестала плакать и посмотрела на отца доверчивыми припухшими глазами:
– Грегори Хопкинс. Ему двадцать пять лет. С родителями своими он меня обещал познакомить после этой поездки.
– Он студент?
– Нет.
– Где же он тебя подцепил?
– Почему сразу «подцепил»? Мы с ним долго переписывались до первой встречи.
– Сколько?
– Долго.
– Неделю?
– Почти месяц.
– Значит вы с ним по интернету познакомились?
– Ну, пап, сейчас все так знакомятся. Люди, чтоб ты знал, сейчас по интернету даже домами обмениваются на время. Даже не видя друг друга воочию.
– Знаю-знаю. Я смотрел «Отпуск по обмену». Неплохой фильм.
– Вот видишь! Сейчас это просто. Никто не знакомится уже давно ни в ресторанах, ни на работе.
– Где он работает?
– В настоящий момент нигде.
– Хм.
– Его не понимают. Он очень талантливый. Очень! Его идеи перевернут мир.
– И для этого не хватает каких-то двадцати миллионов!
– Вот видишь, ты какой! Тебе разве никто в жизни не помогал?
– Помогал. Но не незнакомый человек и не двадцатью миллионами долларов. В лучшем случае советом или трёшкой до зарплаты. У него хоть какое-то образование есть?
– Чтобы быть гением не обязательно где-то учиться. Эйнштейн тоже был троечником.
– Хорошо, родная. Сейчас я тебе всё равно ничего не дам. Это не вопрос пяти минут. Но я тебя понял. Буду думать.
– Сколько?
– Пока не пойму, что поступаю правильно.
В это время дверь в баню распахнулась и из её дверей как ошпаренный выскочил Фима. Он скинул полотенце и, сверкнув в воздухе белыми ягодицами, с разбегу плюхнулся в неглубокий бассейн.
– Кайф! – заорал он во всё горло, – Каждый год 22 июня мы с друзьями ходим в баню на Северном полюсе! А-а-а!!!
Из открытых дверей бани его поддержали визгами и криками в унисон:
– А-а-а!!!
Глава Третья
Вылет
22 июня 2018 года
Полярная база Барнео
Первой очнулась Амалия. Она сидела в хвосте самолёта на одном из двух диванов, установленных вдоль бортов самолёта. Ей было очень плохо. Слюни и сопли лились изо всех щелей. Глаза слипались от слёз и гноя.
– Фу! Господи, как меня мутит.
Девушку обильно вырвало на ковровое покрытие.
Она с раздражением оттолкнула постоянно заваливающегося на неё Александра и, шатаясь, ничего не соображая при этом, добралась до туалетной двери. На унитазе в неестественной позе сидел Винсент. Его голова откинулась назад, глаза были закрыты, а рот наоборот – открыт. От неожиданности Амалия взвизгнула. Она отпрянула и развернулась лицом к салону, словно ища поддержку. Девушка провела рукой по лицу, смазывая пелену с глаз, и сделала усилие, чтобы навести резкость в скачущем вокруг неё пространстве. Лучше бы ей не видеть этого. Салон был завален телами, обмякшими в неестественных для живого человека позах. Амалия, которую даже фантазёр Фима никогда бы не назвал плаксой, заныла:
– Мамочка… Что это?
Держась обеими руками за туалетный косяк, она стала медленно сползать на пол. Вдруг кто-то схватил её за локоть. Девушка снова взвизгнула.
– Бр-р-р! Что ты визжишь, как свинья на скотобойне. Башка раскалывается, – в туалете, подтягивая по ходу дела спущенные штаны, с унитаза пытался подняться Винсент. – Где это мы? А-а-а! – вспомнил он. – В самолёте. Точно. Фу! Вот я нажрался. Вискарь палёный.
– Не в вискаре дело.
– Не в вискаре? А в чём?
Девушка вновь с усилием поднялась на ноги:
– Иди! Посмотри сам.
– Чего смотреть?
Винсент неуверенно одной рукой натянул штаны на пояс и сделал шаг к двери.
– Пусти скорее! – девушка вытолкала парня из уборной и тут же наклонилась над унитазом. Её обильно рвало.
– Скотина! Мог бы и смыть за собой, – проворчала она, нажимая кнопку слива.
От вида грязного унитаза ей снова стало плохо.
Винсент пожал плечами и повернулся лицом к салону самолёта. То, что он увидел повергло его в шок и немного отрезвило.
– Ни фига себе!
Он даже немного попятился назад.
– Мала! Открой!
Девушка успела запереться. Он стучался долго и упорно, пока дверь не распахнулась. Амалия склонилась над раковиной. Она пыталась умыться и охладить под струёй воды раскалывающуюся голову:
– Прекрати стучать! У меня в голове всё отдаётся.
– У меня тоже, – всё ещё пьяным голосом прошепелявил сухим языком Винс. – Чего все так упились?
– Никто кроме тебя и не упился.
– Ага. Вон все пьяные валяются. Нахрюкались в зюзю. Хр-хр-хр! – он попытался изобразить свинью, но тут же схватился за голову. – Блин. Виски были палёными. Надо же… Правда, Мала?
– Я не пила виски. Никто их кроме тебя не пил.
– А чего тогда? Ты что пила?
– «Шампанское».
– Значит его тоже узбеки разливали.
– Нормальное «Шампанское»!
– Нормальное? Ничего себе нормальное. Все в отрубе.
– Не в напитках дело. Нас отравили чем-то другим.
– Чем?
– Откуда я знаю «чем»?
– Не знаешь? А кто знает?
– Ты меня уже достал, алкаш.
– Ой-ой-ой! Алкаш. А сама то?
Амалия вытолкнула парня из дверного проёма и вышла в коридорчик. Он располагался в самом хвосте самолёта перед туалетом и багажным отделением.
Девушка снова в нерешительности посмотрела на неподвижных пассажиров:
– Что же делать?
– Да ничего. Сейчас приземлимся, поныряем, и всё пройдёт, – Винс плохо справлялся с координацией в пространстве и упёрся туловищем в Амалию.
– Идиот, – толкнула она его движением плеча. – Где ты нырять собрался?
– В этом, как его? Чудо-остров, чудо-остров, – пропел он для чего-то, возможно, для активизации памяти. – Угу-угу, угу-угу, жить на нём легко и просто. Вспомнил – в Борнео.
– Не летим мы ни на какое Борнео.
– А куда мы летим? Сейчас посмотрим.
Качаясь, он вошёл в салон самолёта и упершись в фюзеляж, прильнул к ближайшему иллюминатору.
– Вот же! Борнео! – он с трудом повернул шею, затекшую от долгого сидения в одной позе и нарисовал рукой в воздухе сложную фигуру, несущую всего один смысл: вот мол, смотри!
Затем он снова развернулся к иллюминатору:
– Пальмы, море, солнце. Как красиво! А мы тут, как два идиота…, две ид…, как идиот и идиотка сидим в дурацком самолёте. Надо идти нырять.
– Чего ты там увидел? – заинтересовалась девушка, шагнув следом за ним. – Придурок! Это заставка.
– Заставка?
– Да! На иллюминаторе.
– Не может быть! – он перебрался к другому иллюминатору. – Печалька. И здесь заставка. Всё белое.
Девушка тоже посмотрела в этот иллюминатор:
– Здесь облака. Мы летим в облаках, – Амалия в изнеможении плюхнулась на своё место на диване, схватилась за голову и потёрла её ладонями, стараясь сообразить, что ей делать в такой ситуации.
Она поняла одно – их всех отравили. Если это так, то могли пострадать и лётчики. Самолёт летел плавно. Был слышен мерный гул моторов. Это её немного успокаивало. Девушке было ужасно плохо, но надо было что-то делать. Нельзя сидеть просто так. В её мысли ворвался пьяный голос Винсента:
– Я ничего не понял. Так куда мы летим?
– Откуда я знаю?
– Чего откуда знаешь? А кто знает?
– Спроси.
– Кого? Все ухрюкались в полное скотство. Вот пожалуйста, посмотри.
Он взял в руки голову, безжизненно развалившегося рядом с Амалией Саши:
– Шура! Очнись! – он потряс его голову, и попытался пошлёпать по щекам Александра.
Промазав пару раз, Винсент вновь обратился к Амалии:
– Чего так нажрались?
– Отстань от него – он мёртв.
– В каком смысле «мёртв»? Мертвецки мёртв? Тьфу! Мертвецки пьян?
– Мёртв! – заорала Амалия, насколько позволяли её силы – И мы мертвы! Почти мертвы! Дело времени.
Девушка закусила губу и отвернулась от неприятного ей пьяного дурака.
– Да с чего бы? Мёртвые не бывают тёплыми. А Шурик тёплый.
Винсент вновь размахнулся и со всей дури врезал ладонью по щеке Саши. Тот тихо застонал. Изо рта его запузырилась пена.
Стон Саши придал девушке сил. Она приподнялась и двинулась в сторону носа самолета. За незакрытой перегородкой располагался следующий мини салон авиалайнера. Здесь были не диваны, как в купе перед туалетом, а кресла, развернутые лицом друг к другу. С одной стороны прохода кресла стояли в два ряда, а с другой по одному. Между креслами размещались столики, уставленные бутылками и закусками. Здесь расположились Вельтман, Марго с Грэгом, а также Настя, Соня и Виолетта. Все они распластались в несуразных позах в огромных кожаных креслах. На коленях Марго с Грэгом лежал стюард. Очевидно, он отключился прямо на ходу. Мгновенно. В руках он сжимал упаковку маленьких баночек минералки «Перье». Девушка с трудом отобрала у него баклажку. Открыв одну из банок она начала пить прямо из неё. Но этот процесс сразу же прервался. Девушке снова стало плохо. Содержимое желудка вырвалось наружу, разливаясь мерзкими лужами на столе: