– Игорь, – сказала она, не успел я захлопнуть дверь. – Здравст-вуй-те.
А я, оказывается, хорошо помнил эту футболку Русланы – вышитый на груди волк с шерстью из бисера и пайеток. На Алине футболка висела мешком, и от этого волк больше походил на унылого медведя, исхудавшего после зимы.
– Привет, – поздоровался я совсем не тем тоном, каким планировал.
Алина соскочила с кушетки и быстро пошла ко мне. На миг мне показалось, что на меня бежит Руслана. Я помотал головой, и, видимо, мелькнуло что-то такое в глазах – она вдруг застыла, остановилась на расстоянии вытянутой руки.
– Игорь Валентинович, – поправил я сипло. – Как спалось?
Не надо было спрашивать про сон. Алина посмотрела испуганно и непонимающе, но взгляд остался осмысленным; нельзя дать ей соскользнуть обратно к её поющим кристаллам. Ира предупреждала, что поначалу она будет стремиться спрятаться в галлюцинациях от всего непонятного.
Сегодня Алина была больше похожа обычного человека. Вчера, растрёпанная, в той дикой кофте и больничных шлёпанцах, она была форменной пациенткой госпиталя для сумасшедших. Сегодня кто-то причесал её – по обе стороны головы свисали тонкие, как верёвочки, косички, перевязанные цветными резинками для денег. Я усмехнулся контрасту: видимо, денег в то, чтобы сделать эту девочку нормальной, было вложено столько, что на то, чтобы нормально её одеть, уже не осталось.
Она стояла передо мной молча, выжидающе, кажется, не поняв вопроса. Я сунул руки в карманы, соображая, что бы сказать. Нащупал шкатулку и, поддавшись внезапному вдохновению, ляпнул:
– У меня тебе подарок. Смотри! – И протянул ей коричневую пластмассовую коробку.
Алина не знала, что делать: дёрнула рукой, чтобы взять, но испугалась и быстро прижала обе руки к телу.
– Бери, бери! Это тебе, – ободряюще улыбнулся я.
Она сделала ко мне крохотный шажок. Дрожащими пальцами неуклюже взяла шкатулку и долго рассматривала её, поворачивала так и этак. А потом прозрачной пластмассовой крышкой поймала солнечного зайчика. И засмеялась. Смех у неё был очень красивый, совсем негромкий, очень искренний.
– Открой, – предложил я.
Алина не поняла. Тогда я взял шкатулку (она отдала доверчиво, даже не подумав, что я хочу отобрать) и открыл. Снова мигнул розовый огонёк, и посыпались хриплые электронные ноты. Но в этот раз со дна шкатулки поднялась ещё и куколка – в мятом розовом платье, с поднятыми вверх руками. Алина отшатнулась от удивления. А потом вдруг распахнула глаза и задышала часто-часто, сглатывая и трепеща.
– Что такое?!
Ира в наушнике уже отдавала приказы; дверь хлопнула, внутрь повалили медики и наблюдатели… Но Алина вдруг успокоилась и снова рассмеялась. Посмотрела на меня, совершенно не замечая остальных, столпившихся у порога. Произнесла отчётливо и весело:
– Поющий кристалл.
Вот это точно швах. Уволят сегодня же. Нашёл, что ей принести!
Боковым зрением я заметил, как кто-то из медиков медленно движется к нам. Плавно вскинул руку: стоп! Человек в халате остановился. Алина, не обращая внимания, поднесла шкатулку к глазам, потом к уху.
– Совсем как во сне.
Фразы были короткие, но, если не знать, что их произносит девушка, которую ещё месяц назад называли олигофреном, – можно было вполне принять их за обыкновенную речь.
– Спроси у неё что-нибудь, – прошипела в ухо Ира. – Не давай уходить в свои кристаллы!
– Это музыкальная шкатулка. Знаешь, что это за музыка?
– Как во сне, – повторила Алина, глядя на меня с ласковой улыбкой, но, кажется, в ответ не на мой вопрос, а на свои мысли.
– Как-нибудь можно сходить на концерт. Хочешь? Это место, где играют много разной музыки.
– Это будет прелестно, – совершенно серьёзно ответила она. Я опять не понял: себе или мне.
– Отвлекитесь от музыки! – велела Ирина.
– Э… Алин. Как спалось?
Я уже спрашивал это, знаю. В её обществе я впадал в какое-то скудоумие. Может, это заразно?
Не слишком толерантная мысль…
Алина снова не поняла вопроса. Она была как маленький ребёнок, который только-только научился говорить и непостижимым образом угадывает значения незнакомых слов; но многие всё-таки приходится объяснять.
– Как спалось? Как ты спала? Сны?
Её лицо просветлело: она поняла.
– Зелёная река и красивые травы. Жёлтые пятна. Как… как… – Она покрутила головой и наконец заметила толпу в дверях. Тут же отбежала в угол и сжалась там, отвернувшись лицом к стене.
Медики бесшумно вышли – видимо, Ира отдала приказ. Ей было всего двадцать шесть, нашей чудесной начальнице, но все в этом крыле института слушались её беспрекословно.
В лаборатории стало тихо; тихо и солнечно. Часы показывали начало седьмого, и лучи сочились совсем нежаркие, ласковые, как Алинина улыбка. Я подошёл, коснулся её плеча кончиками пальцев.
– Испугалась? Это врачи.
Она не желала откликаться. Зажалась в твёрдый комок, торчали под футболкой лопатки.
– Они тут, чтобы беречь тебя. Чтобы ты не болела.
– Я не болею, – пробормотала Алина. Плечи у неё слегка расслабились, но она по-прежнему не хотела повернуть головы.
– Давай сядем.
Я подал пример: первым уселся на кушетку. Она была жёсткая, скользкая, нагретая солнцем. Алина, помедлив, села рядом. Шкатулку она сжимала в руках. Некоторое время мы сидели молча, а потом она снова принялась вертеть её крышку. Заплясали солнечные зайчики, и Алина наконец успокоилась. Подвинулась поближе ко мне и положила палец на крышку, а потом перевела на дрожащее бело-золотистое пятно на стене.
– Это солнечный зайчик.
– Это как во сне. Зелёная река. Красивые травы. Солнечные зайчики.
Алина кивнула и вдруг обмякла, съехала по моему плечу, закрыла глаза и приоткрыла рот. Я испугался только на секунду, а потом вспомнил, что говорила Ира: сегодня она пробудет в здравом уме минут двадцать. Отпущенное инъекцией время истекло, и она просто отключилась.
Глава 3. Двадцать один день, чтобы выработать привычку
Я пришёл к ней в двадцать второй раз. Время, требующееся, чтобы выработать привычку, истекло. Но привыкнуть к Алине было невозможно. Каждый раз я видел другого, иного, нового человека: она менялась ежечасно. А назавтра, к тому же, планировалась небывалое: ей предстояло впервые оказаться на улице.
Ира заявила: никакой стерильности. Никакого зимнего сада при институте, никакого огороженного внутреннего двора.
– Пройдётесь до метро. До метро и обратно. Погуляете с полчаса. Но чтобы всё по-настоящему.
– Ира, она до сих пор пугается людей. Ей страшно, когда в комнате больше одного человека!
– Вот и давно пора с этим покончить. Нам уже в декабре ехать в Москву отчитываться. Там будет много народу… Да и не для того мы делали всё это, чтобы она всю жизнь провела в лаборатории!
– Я тоже так думаю, – тихо проговорил я.
– Вот и идите гулять. Игорь. Я понимаю, это не входит в твои обязанности по договору… Если ты откажешься, я пошлю с ней кого-то из персонала. Но с тобой ей будет комфортней всего.
– С чего это ты так решила?
– Какой-то ты вспыльчивый стал, Игорёк, – вздохнула Ира.
– Почему ты так решила?!
– Она сама так сказала.
– Кому? Тебе?
У меня стало очень неприятно внутри. Руслана всё ещё не знала об Алине; я мог бы рассказать ей, попросив не распространяться, но чувство, что делать это не стоит, от слов Иры только окрепло.
– Когда?
– Вчера… или позавчера… не помню. Все дни как один. Я вообще не успеваю за временем, Игорь.
– Когда она успела тебе сказать? – напирал я.
– Постучалась в кабинет. Наверное, в её палате дверь не заперли… Надо дать втык сёстрам… Сказала, что ей скучно и не спится. Мы попили чаю. Она сказала, что ты хороший учитель. Очень терпеливый. Ещё сказала, что готовит тебе какой-то подарок. Так что… видишь, не так уж и боится она людей. Меня не испугалась.
– Тебя она видит каждый день.
– Через стекло.
– И всё-таки…
– Ладно, – подвела итог Ирина, зарываясь в свои бумажки. – Идёте – и точка. Не переживай, я по пятам вам пущу прикрытие. А сегодня можешь быть свободен. Только, будь добр, принеси кофе, а? И ей завтра не вздумай покупать мороженое.
Я покосился на Ирину.
– Намекаешь на что-то?
– Дни тёплые стоят… На улице нельзя отследить реакцию её организма, мороженого мы ей ещё не давали. А что?.. Что ты такое подумал?
– Я подумал, – резко, чтобы скрыть смущение, бросил я, – что ей понадобится более приличная одежда для прогулки по улице. Иначе все будут пялиться, они а начнёт нервничать ещё больше.
– О… Возможно. Позаботься об этом, ладно? Расплатишься потом с общего счёта…
***
Спустя три недели с начала активной фазы Алина бодрствовала уже по шесть-семь часов в сутки. Всё это время я проводил с ней, и пока это укладывалось в рамки рабочего дня. Но, с опаской думал я, скоро мне придётся проводить с ней восемь, девять, десять часов, и скрывать всё от Русланы станет куда сложнее. Конечно, я мог бы просто объяснить ей, что подписал NDA2, но тогда пришлось бы оправдываться, почему я не сказал ей это с самого начала…
Я подумаю об этом завтра3, как говорила ветреная безбашенная Скарлетт. Ну а сегодня придётся выкроить часок для того, чтобы прибарахлиться.
…Я выбрал Алине самые обычные джинсы, трикотажный свитер и ветровку – к концу сентября погода по-прежнему держалась солнечная, но чувствовалось: вот-вот задует. Уже на выходе я вспомнил про обувь и взял ещё кеды – какие-то очень модные, консультант сказала, самый писк у подростков и молодёжи.
«И молодёжи». Интересно, меня ещё можно причислить к молодым, или я уже окончательно стал старым пыльным дядькой-учёным? Ну ничего. Женюсь – буду, по крайней мере, молодожён.
В отделе галантереи и всяких украшений я захватил из лотка белую пластмассовую расчёску и упаковку резинок. А потом на меня напал странный азарт, который, должно быть, посещает шопоголиков. Я побросал в маленькую смешную корзину блеск для губ, ещё одну расчёску-массажёр, какие-то заколки, перламутрово-зелёный краб, какие-то яркие браслеты и уж совсем непонятные прозрачные кубики размером с орех, в которых сверкали и переливались блёстки. Хорошо, когда платишь не ты…
Уже на кассе я присовокупил к горке подарков маленький флакончик духов – для Русланы, конечно. Потом ещё заглянул в продуктовый и взял большую пачку мороженого. Уж покупать его Русе мне никто не запретит.
***
Утром на следующий день я снова шёл в институт, гружёный, как пони. С вечера я спрятал покупки в шкаф, в ящик с зимними вещами, а утром, убедившись, что Руслана сладко спит, вытащил большой белый пакет в прихожую. Наскоро позавтракал и, оставив красиво упакованные духи на её туалетном столике, отправился к Алине.
Я планировал начать с письма – мы с ней как раз разобрались с одной и двумя «н» в причастиях и отглагольных прилагательных, я хотел проверить, насколько хорошо она справится с каверзными случаями. Это должно было настроить Алину на привычный лад. О том, что сегодня мы отправимся на прогулку, я планировал сказать в обед – после еды она всегда приходила в то ласковое, слегка рассеянное настроение, в котором пребывала в самом начале нашего знакомства.
Она привычно вскочила с кресла мне навстречу. В лабораторию, где мы проводили большую часть времени, принесли два кресла и широкий стол с ящичками – это сделало комнату чуть уютней, но, на мой вкус, тут по-прежнему слишком отдавало больницей.
Книжка, которую Алина читала, соскользнула у ней с колен и тяжёлой пёстрой птицей плюхнулась на пол.
– Ой. Простите, – сконфузилась она, садясь на корточки и подбирая книгу. – Здраст-вуйте, Игорь Вален-тинович!
Длинные слова всё ещё не давались ей на одном вдохе, но в остальном речь было почти не отличить от нормальной.
– Привет. Как продвигаются дела с «Незнайкой»4?
Мы уже прочитали «Винни-Пуха»5, разобрались с «Денискиными рассказами»6 и одолели «Умную собачку Соню»7. Наблюдать за Алиной во время чтения было уморительно, любопытно, а иногда – почти страшно: она интерпретировала истории по-своему, видела всё под каким-то совершенно неожиданным для меня углом. Вчера я принёс ей «Незнайку на Луне», и теперь с нетерпением ждал оценки прочитанного. Скорость чтения у моей ученицы была потрясающая.
– Очень грустная история, – мрачно констатировала Алина. – Незнайка и Пончик – прототипы всех, кто попадает в нестандартные условия. Кто-то приспосабливается, а кто-то опускается на дно. Игорь Валентинович, а у вас дома есть «Незнайка в Солнечном городе»8? Эта книга упоминается в статье, я бы хотела её прочесть…
– В какой статье?
Алина вытащила из-под задней обложки «Незнайки» сложенный вдвое лист. Я узнал распечатку с Пикабу9, которую делал когда-то для Русланы. Видимо, она прочитала и засунула в книжку, а я не заметил, когда оставлял «Незнайку» Алине…
– А ещё там есть слова – утопия и антиутопия. Что это значит?
Мда. Кажется, пора нести ей Айн Рэнд, Оруэлла и Хаксли10, «Винни-Пуха» девочка переросла.
– Антиутопия… Как бы тебе попроще объяснить…
– Не надо попроще. Объясняйте, как объясняется.
Я усмехнулся.
– Алин, если объяснять как объясняется, я сам не пойму и тебя запутаю. Скажем так: антиутопия – выдуманная история о негативном будущем.
– Почему тогда «Незнайку» называют антиутопией? Это ведь сказочный мир, я правильно поняла?
– Кажется, мне требуется более точное определение слова «антиутопия», – пробормотал я, роясь в карманах в поисках телефона. – Сейчас… Так. Давай посмотрим…
Я зашёл в браузер и вбил «антиутопия Незнайка». Быстро пробежал глазами первые результаты выдачи, щёлкнул на один из них. Пока страница загружалась, я поднял взгляд на Алину. Она стояла как вкопанная, глядя на телефон расширившимся глазами.
– Что это?
– А. Ой. Ты не знаешь?.. Это телефон. Такой инструмент, чтобы общаться.
– Но ведь мы с вами общаемся без него?..
– Общаться на расстоянии.
– А… Как это? То есть вы можете по… протелефонить кому-то, кого нет рядом?
– Ну да. Только не протелефонить, а позвонить.
– И кому вы звоните сейчас? – жадно спросила она, не отрывая взгляд от экрана.
– Сейчас я не звоню. Сейчас я зашёл в интернет, чтобы посмотреть, что значит антиутопия.
– Вы никуда сейчас не заходили, – растерянно и сердито возразила Алина. – И называть лабораторию интернатом – не слишком приемлемо…
– Алин!
Мне хотелось рассмеяться, но она выглядела раздосадованной, готовой расплакаться. Я положил телефон на стол и примирительно выставил перед собой ладони.
– «Войти в интернет» – это такое выражение. Значит, включить интернет. Интернет – не интернат. Это глобальная сеть… Как бы энциклопедия обо всём-всём-всём. Её можно открыть в телефоне.
– А… – выдавила Алина, но по лицу было ясно: то ли не поняла, то ли не поверила. Страница загрузилась, я прочитал ей определение антиутопии, но, кажется, её мысли уже унеслись куда дальше.
– Да, да, спасибо… Игорь Вален-тинович, то есть интернет – это тоже как вы, как учитель, только в телефоне?
– Ну… с какой-то стороны…
– А вы можете сейчас узнать, что такое синтетика, гормоны и олигофрения? – с надеждой спросила она.
Я вздрогнул. Стараясь не выдать себя, кивнул.
– Да, давай посмотрим. Только не всё сразу, это сложные термины. А откуда ты их знаешь?..