– Слышала, – пожала плечами Алина. – Медсёстры ведь не молчат, когда делают мне инъекции.
– Понятно. Скажи-ка, а сегодня уже ставили? Не больно?
– Нет, – она презрительно усмехнулась. – Ни капли. Только очень долго. Но, с другой стороны, это достаточно интересно – наблюдать, как жидкость из шприца переливается в сосуд.
– В какой?.. – слегка опешил я, представив широкий шприц, содержимое которого выдавливают в глиняную амфору.
– В кровеносный, разумеется. В вену, – удивлённо ответила Алина. – Я думала, вы в курсе этого механизма.
– Я в курсе. Просто не так понял. Подумал, ты имеешь в виду вазу или кастрюлю.
– Почему это?
– Сосуд – это не только орган, по которому движется кровь. Это ещё и контейнер для чего-нибудь, обычно для жидкостей.
– Контейнер? – Глаза у Алины стали как блюдца. – Сосуды вырывают из людей, чтобы делать из них контейнеры?!
– Нет, нет! – с досадой мотнул головой я. – Это разные вещи! Просто называются одним словом.
– Зачем?
– Так вышло. Изначально. Это называется омонимы – когда одно и то же слово может обозначать разные предметы.
– Какая глупость, – фыркнула Алина. – Назовите ещё!
– Ну… Кран. Он бывает водопроводный, как в ванной, и подъёмный.
– Что такое подъёмный кран? – с любопытством спросила она.
– Такая машина. Для строительства высоких домов. Он поднимает грузы.
Алина глянула в окно.
– Интересно… А что такое машина?..
…И так каждый день. Я входил в эту комнату, чтобы быть осыпанным градом вопросов о самых простых, не самых простых и совершенно непростых вещах. Иногда приходилось хитрить, иногда выкручиваться, но Алина удивительно легко распознавала ложь. Чаще всего в случае затруднения я был честен: я не могу ответить, Алина. Я узнаю и скажу позже. Она соглашалась. Но иногда – как, например, сегодня, когда она спросила про олигофрению, – оставалось только её отвлечь. Пока её всё ещё можно было заговорить и сбить с толку – хотя бы на время. И пока Ирина всё ещё категорически запрещала заговаривать с Алиной о чём-либо, связанном с её прошлым.
Чтобы окончательно увести ученицу от опасных тем, я скинул со спины рюкзак и вытащил пакет с обновками.
– Если бы я знал, – ставя пакет на стол, хитро улыбнулся я, – я бы, конечно, захватил сегодня «Незнайку в Солнечном городе». Но… Я принёс кое-что другое. Смотри!
Алина осторожно приблизилась к столу и заглянула в пакет. Непонимающе посмотрела на меня:
– Что это?
– Достань. Не бойся. Там нет ядовитых змей.
Она неуверенно хихикнула, вынула из пакета джинсы и, оставив их от себя на вытянутых руках, встревоженно спросила:
– Где вы это взяли?
– В магазине.
– А что тако…
– Место, где можно найти предметы, которые тебе нужны.
– Например, книгу или шприц?
– Например, книгу или шприц.
– А, да, помню! Про магазин было в «Денискиных рассказах»!
Алина отложила джинсы и снова полезла в пакет. В её лице боролись недоверие и любопытство.
– Это…
– Ветровка. Верхняя одежда. Её надевают, когда идут на улицу, чтобы не замёрзнуть.
– Ветровка… Какое забавное слово. Похоже на ветер. Как это надевать?
– Как кофту. В рукава. Давай подержу. Всовывай руки.
Я держал ветровку, а она стояла ко мне спиной и пыталась нащупать отверстия рукавов. В конце концов это получилось. Я накинул ветровку ей на плечи, и она еле заметно дёрнулась. Потом подошла к стеклянной стене, которая сегодня оставалась непрозрачной – Ира куда-то отлучилась, а может быть, просто ещё не пришла. В последние дни она ослабила контроль и всё чаще оставляла нас с Алиной наедине, под присмотром одних только камер.
Алина, меж тем, вгляделась в стекло. Его сложно было назвать зеркалом, но кое-что оно всё-таки отражало. Некоторое время она стояла молча, и я замер в ожидании приговора.
Потом повернулась ко мне.
– Это на сколько?
Видимо, решила, что одежда – как книги, которые я приносил из дома. Сегодня дал, завтра заберу.
– Это навсегда.
– А…
Она снова повернулась к стеклу, наклонила голову, повертелась, пытаясь рассмотреть себя со спины. Потом погладила джинсы, оставшиеся лежать на столе. Тронула блестящую пуговицу, золотистую молнию. Улыбнулась – сначала неуверенно, потом всё шире. Не глядя на меня, снова полезла в пакет и нашарила кеды – они были связаны шнурками, и выглядело это довольно нелепо – как странные белые перчатки.
– Я не знаю, что это. Но это, – Алина тряхнула кедами, кивнула на джинсы, повела плечами, указывая на ветровку, – великолепно. Спасибо вам!
– Обувь. Кеды, – сдерживая улыбку, ответил я.
– А. Ага.
Она внимательно осмотрела вышивку на белых боках, провела пальцем по ребристой подошве, не переставая улыбаться; даже тихонько замурлыкала что-то – кажется, опять песенки кристаллов. Она радовалась обновкам так, словно это были не джинсы и ветровка, а роскошные платья, жемчуга и корона, усыпанная алмазами. Я даже почувствовал себя неловко. Перевёл взгляд с её разрумянившегося лица на кеды и только тут сообразил, что лучше было взять обувь на липучке. Скорее всего, Алина не умеет завязывать шнурки…
Она тем временем села в кресло, скинула жуткие белые матерчатые шлёпки и засунула ноги в кеды. Взяла в руки шнурки. Потянула их туда-обратно. Косясь на меня, засунула за бортики внутрь кед. Я решил, что лучше разобраться с этим сейчас, чем потом завязывать ей шнурки среди улицы.
– Нет, милая. Это делается немного по-другому.
Я присел рядом, вытащил кипенно-белые шнурки (никогда не понимал, зачем их производят такого цвета; всё равно после двух-трёх прогулок станут серыми) и медленно, чтобы она уловила суть, завязал их сначала на левой ноге, потом на правой. Алина сидела, не шелохнувшись.
– Поняла?
– Примерно…
– Потом потренируешься, если захочешь.
– А что будем делать сейчас?
– Сейчас – закончим с письмом. Помнишь наши любимые эн и эн-н-н?
– Эн и эн-н-н! – хихикая, передразнила она.
– А после обеда пойдём на прогулку.
– А… что? На улицу?
Она побледнела; может, лучше и вправду было сказать ей об этом после еды.
– На улицу, – спокойно повторил я. – Как раз увидишь, что такое машины. Может, и подъёмный кран встретим.
Наверное, она представила себе гигантскую жердь крана, движущуюся на неё. Мотая головой, забилась вглубь кресла.
– Давайте не пойдём. Пожалуста. Игорь Вален-тинович…
Ну вот. Опять начала заикаться…
– Тебе понравится. Я обещаю, Алина. Не надо так переживать. Лучше посмотри, там, в пакете, ещё осталось кое-что для тебя…
На этот раз она не пожелала отвлекаться и продолжала мотать головой, съёжившись в кресле и подобрав под себя ноги в новеньких белых кедах.
– Алина, рано или поздно тебе надо будет выйти на улицу! Я хожу по улице каждый день – посмотри, со мной ведь всё в порядке.
– Вы… ходите по улице?..
– А как, ты думаешь, я попадаю сюда из дома?
Она слегка успокоилась, но глядела настороженно.
– Вы будете рядом?
– Конечно.
– Куда мы пойдём?
– Просто по улице. Куда глаза глядят. Куда захочешь.
– Метро? – выпалила она.
– Можем дойти до метро.
– М-м… Магазин?
– Да, вполне.
– В лес?
Я прямо видел, как она судорожно перебирает в уме книжные локации.
– Лес достаточно далеко от города. Пешком не доберёмся. Давай сходим в лес как-нибудь в другой раз, хорошо?
– Да, хорошо… – смущённо кивнула она. – Только… у меня просьба, Игорь Вален-тинович.
– Давай.
– Пойдёмте сейчас. Не после обеда. Сейчас.
– Почему?
– Я боюсь, – честно ответила она. – И чувствую что-то странное. В животе, внутри…
Она поёжилась, проведя по телу руками, словно пытаясь выразить, что ощущает.
– Какое-то напряжение и дрожь, как вибрация… Вот сейчас я думаю, что мы пойдём на улицу, и это становится сильнее.
– Это тревога.
– Болезнь?..
– Нет, просто чувство. Ты боишься того, что тебя ждёт, и тревожишься. Это нормально. Люди свойственно бояться неизвестности.
– Точно?..
– Точно.
– Хорошо. Не хочу быть… ненормальной.
Она сказала это просто так? Или опять слышала что-то в разговорах сестёр, персонала? Надо будет переговорить с Ириной. Надо как следует запретить этим сестричкам намекать Алине на что бы то ни было даже писком.
– Тебе надо по крайней мере позавтракать.
– А я уже, – улыбнулась она.
– А я вот, можно сказать, нет, – вспоминая не съеденный, оставшийся с вечера кусок батона, вздохнул я. – Ладно. Ты не возражаешь, если я куплю кофе по пути?
– Э… Купите? Кофе? А что это?..
Глава 4. Хобби: туда и обратно
– Дойдём до метро – и обратно, – предупредил я, как только мы вышли из служебного входа. Проект «А-линия» занимал особое место в жизни института уже полгода, но знали о нём в НИИ далеко не все. Не стоило показывать Алину кому не следует.
На крыльце она зажмурилась от хлынувшего на нас солнца. Встала, как истукан, моргая, нахмурив брови.
– Здесь холодно.
– Конечно. Это же улица. Поэтому на улицу надевают верхнюю одежду.
– Сейчас… осень? Зимой будет холодней?
– Гораздо.
Алина поёжилась и храбро спустилась по ступеням. Оглянулась на меня – я быстро набирал Ире, что мы отправились на прогулку раньше запланированного времени. Эх, не сообразил сообщить раньше – ей ведь ещё придётся подогнать отряд охраны… Будет взбучка.
– Ничего не бойся, – сказал я Алине, убирая телефон. – Я рядом. Когда выйдем за проходную – это вон тот домик, – увидишь шоссе. Там много машин. Не пугайся. Они шумные, большие и сосем не как в Солнечном городе. Не беги на дорогу.
Чёрт. Да ей надо было сначала хотя бы про правила пешеходного движения рассказать… Впрочем, в «Денискиных рассказах» об этом вроде было. И в «Незнайке» тоже.
Шаги у Алины получались мелкие и неуверенные, походка – забавная, как у пингвина; мне пришлось приноравливаться под этот темп. В некотором смысле я чувствовал себя наседкой, которая повела выводок на первый променад. Мы миновали пустынный в этот час задний двор института, подошли к восточной проходной… Алина завороженно рассматривала берёзы, клёны и небо.
– Не кидайся под машины, – предупредил я ещё раз, когда мы покинули сторожевую будку. Ира сработала оперативно: охранника уже предупредили, он пропустил нас без всяких вопросов. Дверь распахнулась, и Алина остановилась на пороге нового мира.
– Давайте не пойдём, – твёрдо сказала она, схватив меня за локоть и уткнувшись лбом в плечо. – Пожалус-та.
– Предлагаю правило четверти часа: пятнадцать минут гуляем, и, если тебе не понравится, тут же идём назад.
Она переступила с ноги на ногу. Может быть, решила, что я отберу обновки, если она струсит.
– Ну… ладно. Только быстро.
И мы вместе шагнули на короткую асфальтированную тропинку к воротам. Там, за высокими железными створками, которые уже приоткрывались, впуская уличный шум, за бесконечной, окружавшей институт бетонной стеной, шумела Староречка – пыльное, в шесть полос, суетливое, визгливое и, в принципе, самое обыкновенное пригородное шоссе.
Алина во все глаза следила, как щель в воротах становится всё шире. На нас повеяло запахом выхлопных газов, хвои, краски и сигарет. Чиркнули по асфальту шины; громко фыркнула выхлопная труба; пронеслась, сигналя, «Скорая». Ровный шорох колёс, далёкий звон, лай, голоса, дребезг велосипедов, ветер, шумящий в листве, раздувающий навесы кафе около заправки…
Она стояла, не в силах пошевелиться, ошеломлённая, обескураженная обрушившимся на неё потоком.
Я взял её за руку.
– Нам направо. Видишь белые полосы? Это пешеходный переход.
– Д-да. Я знаю, – выдавила она, и мы пошли вперёд.
***
В какой-то момент я испугался, что от обилия впечатлений она отключится раньше положенного. Алина совсем побледнела, как будто кровь у неё превратилась в сплошной молочно-белый перпен. Она цеплялась за меня крепкими, тонкими пальцами-ледышками; на руке, как пить дать, останутся синяки.
– Ты как? – глядя, как она провожает взглядом занимавшуюся скандинавской ходьбой пенсионерку, спросила я. – Алин?..
– Что она делает?.. Она… двигается очень странно. Зачем ей эти палки?
– Это лыжные палки. С ними зимой катаются на лыжах.
– Но ведь сейчас не зима, – несколько неуверенно возразила она. – Зачем им палки? Да ещё и без лыжей.
– Без лыж, – поправил я. – Это называется скандинавская ходьба. Тоже как спорт. Более лёгкий.
– Неловко ходить с палками, притворяясь, что на земле снег? – беспощадно уточнила Алина.
– Ну… есть у людей такое хобби. Занятие, которое нравится.
– А мы с вами… У нас тоже хобби – дойти до метро и обратно?
– Тебе уже нравится гулять?
– Многовато людей, на мой вкус. Вот если бы мы были одни – то я бы точно сказала, что это моё хобби!
Больше всего Алину впечатлили собаки. Собаки и книги. Собаки бегали всюду, а коробка с книгами стояла прямо на узком тротуаре посреди шоссе, под широким цветным зонтом. Там же громоздился прилавок с мороженым. Я думал, её заинтересуют пёстрые фантики, рожки и брикеты, но она не обратила никакого внимания на лакомства. Вместо этого, блестя глазами, тронула пальцем край картонной коробки.
– Я могу посмотреть их?..
Продавец отошёл куда-то, и к счастью. Я кивнул. Алина осторожно вынула первую книжку – большую, квадратную, с яркой позолоченной обложкой. Долго всматривалась в нарисованный алый паровоз. Потом погладила пёрышки снежно-белой совы и провела по выпуклому, рельефному заголовку.
– Что это за буквы? Их не было раньше, – растерянно прошептала она. – Игорь Вален-тинович?..
– Это английский. Другой язык. Мы говорим на русском, а кто-то – на английском.
– Зачем?
– Так сложилось. В мире вообще много языков. Больше двух тысяч.
– Зачем?!
– Алина! Я не знаю. Твои вопросы порой ставят меня в совершенный тупик. Есть много версий… Почти у каждого народа свой миф, почему в мире так много языков. Есть легенда про охоту на птиц… история про Вавилонскую башню…
– Расскажите!
– Расскажу. Когда вернёмся. Ладно? Ты хочешь ещё смотреть книги? Или пойдём?
– Вы научите меня читать на нглийском языке?
– Ан-глийском. Ан. Не думаю, что я самый подходящий учитель для этого. Но я спрошу у Ирины Валентиновны. Я думаю, она будет не против.
– Я бы хотела прочитать это, – вздохнула Алина, кладя широкую книгу обратно в коробку. – Необычное сочетание. Летающая машина. Паровоз. Сова. Люди. Звёзды. Это же необычное сочетание, так? Машины же вроде, – она оглянулась на шоссе, – не летают?
– Некоторые летают. Но это правда необычное сочетание. Эта книга есть на русском языке, в переводе. Я принесу тебе.
– У вас она тоже есть? У вас дома хранилище книг?
– Эта книга есть почти у каждого, – усмехнулся я. – Прочитаешь – поймёшь… Ну что? Идём дальше?
– Сейчас… сейчас… – умоляюще прошептала она, перебирая корешки. – Как их много… Почему такие тёмные обложки? Какие толстые. Хватило бы на несколько вечеров.
– Хочешь купить какую-нибудь?
– А… Да. Но… Я не знаю, какую… – Алина чуть не плакала, дышала часто-часто и запиналась через слово. – Я не знаю?
– Ты можешь взять любую.
Я начал паниковать. Её лихорадочное состояние заражало. Я не ожидал, что книги так подействуют на неё. Как она отнесётся к скоплению людей?
– Я не знаю! – крикнула она, отталкивая коробку. С той стороны шоссе к нам уже бежал какой-то мужчина – скорее всего, продавец.
– Пойдём-ка. Выберем вместе дома. Я принесу тебе каталог книг. Пойдём!
Мы быстро перешли, почти перебежали на другую сторону. Я тащил её за руку, у Алины заплетались ноги.
– Может, вернёмся? – задыхаясь, спросил я, когда мы нырнули в тень густых тополей.
– О нет, – восторженно прошептала она. Глаза у неё были широко раскрыты и по-прежнему блестели, коса растрепались от бега, и щёки наконец разрумянились. Она выглядела почти как обычный подросток… Слегка подвыпивший подросток. – Я хочу ещё!