Елена Алябьева
Долгожданный контакт. Сборник рассказов
Долгожданный контакт
Ислу и Кенота как всегда встретились на пересадочной станции. Их моментально окружили шустрые узрюки, предлагая невообразимый список услуг. Но путешественники почему-то от всего отказывались и в конце концов попросили только небольшое помещение с шумоизоляцией. Недовольный смотритель станции сразу понял, что клиенты попались невыгодные, и, ругаясь на длительный ремонт индивидуальных капсул, предложил в распоряжение гостей отсек для групповых слушаний. С хитрой улыбкой он добавил, что отгородиться от шума гораздо приятнее на просторе. Ислу уже приготовился возмутиться и протестовать, но Кенота спокойно согласился и вынул из кармана кремниевую метку со знаком Совета, чтобы расплатиться. Увидев кремний, управляющий слегка вытянулся, покрылся красивыми перламутровыми пятнами и, не снимая улыбки, сказал, что для почетных гостей всегда имеется запасная капсула, которая как раз только что освободилась. Ислу разозлился еще больше, но Кенота его остановил:
– У нас мало времени и много вопросов.
Ислу пришлось смириться. Он терпеть не мог этих узрюков. Они заполонили все космические пути и, как самые противные мухи на Седьмой планете Соль, назойливо приставали ко всему живому. Ислу тихонько рычал. Особенно это стало слышно в капсуле. Кенота разложил свои вещи и спросил:
– Ну? И где обещанное угощение?
Ислу молча достал термос и стал разливать чай.
– Ай, горячее! Греющий контейнер что ли?
– Термос.
– Как? Как?
– Термос. Просто термос. Ничего особенного.
– Ммм, какой аромат! Похоже на световой всплеск.
– Да, пожалуй. Называется чай с молоком.
Оба стали пить. Ислу нервозно плавал между стенками, а Кенота сразу расположился на подвесной полке и начал разговор.
– Плоховато у тебя имитация получилась.
– Получилась как обычно, – пробурчал Ислу. – Шерстяной покров у меня всегда не такой как надо, а окуляры в такой плотной атмосфере вообще невозможно настроить.
– Не в этом дело. Ты весь какой-то…
– Вот такой, – Ислу смял лист бумаги и показал комок на раскрытой ладони. – Это не от имитации. Мне не по себе сегодня. Работать здесь очень трудно.
– Что это у тебя? Какой необычный светлый оттенок. Монотонный…
– Это бумага.
– Интересно. Игра что ли такая?
– Какая уж тут игра? – Ислу вздохнул и, пересиливая себя, начал говорить. – Да нет. Они на этом рисуют, пишут. Или сжигают.
– Рисуют, а потом сжигают?
– Ай! – Ислу махнул рукой. Ему явно не хотелось объяснять свойства бумаги.
– Ну, ну. Ничего. Давай выпей еще своего млечного чая. Он действительно хорош. – Кенота тут же подлил себе из термоса. – Нам с тобой кое-что надо обсудить. Скоро Совет, и мне не нравится твой отчет. Строго говоря, это вообще не отчет, а рассуждения о том, как прекрасна Седьмая планета системы Соль, как необычны ее жители и их зачем-то надо спасать.
– Но они действительно не такие, как мы встречали раньше. Они в чем-то похожи на нас, в чем-то даже сильнее и лучше.
– Возможно. Но, во-первых, мы никогда не вмешиваемся в дела аборигенов.
– А зря…
– В чужой дом со своими правилами не приходят. Либо выгонят, либо побьют.
– По-моему, мы только и занимаемся тем, что приходим в чужие дома и устанавливаем свои правила.
– Нам нужна эта планета.
– Зачем? Еще один странный сад Магистра?
– Не нам это решать, а Совету.
– Я уже знаю, что решит Совет.
– Это не отменяет твоих обязанностей. – Кенота стал серьезным. – Про тебя уже спрашивали. – Ислу слегка усмехнулся, но промолчал. – Есть подозрения относительно чистоты твоих исследований. Поэтому давай на время забудем о великом уме и горестях местного населения и подправим твой отчет. Доклад будет делать профессор Гаустер. Начнем с его темы.
– Его тема была бы интересна несколько десятков поколений назад. Сложный звуковой строй у говорунов уже не практикуется, гармония давно утеряна, вместо мелодий шумовые куски, а язык заменяется знаками и картинками. Словом, упрощение во всем…
– Обратное развитие? Так это на нашей практике было. Помнишь звезду Виндар?
– Нет. Там они просто не справились с силами природы. Сначала эволюция, потом тепловой удар… А здесь население активно взаимодействует со своей планетой и, честно говоря, не менее активно портит ее. Мне даже кажется, что больше половины жителей скоро исчезнет. В последнее время участились…
– Знаю, читал и смотрел. Только вулкана не хватает.
– Вулканы здесь, кстати, есть даже под толщей воды.
– Интересно было бы взглянуть на такое извержение. Но не знаю, вернемся ли мы с тобой сюда после обновления.
– Ты уверен, что и эту планету обнулят?
– Других вариантов просто нет. Место отличное. А то, что мешает несколько примитивных…
– Их не несколько! Говорунов много, и некоторые, как мне кажется, умеют думать.
– А по-моему, у тебя коммуникашка треснула1.
– Не будем об этом, – Ислу поежился. Он прекрасно понимал, что его защитная преграда давно дала сбой, что он поддался воздействию местной жизни и проникся существами, которых, видимо, в скором времени почти не станет. И произойдет это в том числе по его вине. Он должен был составить отчет и составил, а теперь с горечью думал, что его деятельность была совсем не на благо цивилизации, а во имя уничтожения малознакомой жизни на небольшой планете для нужд и чаяний некоего Магистра, которого он лично никогда не видел и, скорее всего, не увидит, но который способен разрушить все, что мешает ему на этой планете построить новый мир.
– Смотри, Ислу, ты теряешь стойкость. Это плохо. Давай перекинем тебя на другой объект? Я скажу, что ты слишком глубоко внедрился и испытал пагубное влияние примитивного образа жизни.
– Ты прав, я теряю стойкость. Но это точно не из-за примитивного образа жизни, а наоборот – в надежде найти цивилизацию, которая в чем-то лучше нас. Хотя признаюсь, что у них сейчас эпоха распада. Ощущение такое, что они только едят и пьют, пьют и едят и еще фиксируют бесконечное количество цифровых изображений: себя, еды и себя с едой.
– Это уже не распад, а разложение останков. И ты поддался влиянию этих бактерий?
– Ты читал отчет – они не бактерии. В прошлом они обладали знанием. Но оно находится под таким толстым слоем времён, что мне удалось докопаться только до самой малости. С нами или без нас – у них скоро случится нечто катастрофическое. Либо они выживут и начнут все заново, либо сгорят дотла из-за собственной глупости.
– Вот видишь, они все-таки глупы.
Ислу замолчал.
– А что это за картинки у тебя?
– Это фотографии. Сделал, когда в самолете ехал.
– Ехал – это что такое?
– Ну, типа перемещение с места на место с помощью длинного ящика, который двигается по окружной пространственной.
– Порзики2 мои, это за всю жизнь никуда не доберешься!
– Не забывай, здесь двумерное пространство, а время вообще считается только в одну сторону.
– Все никак не привыкну. Ладно, показывай, что ты у этих полумерков рассмотрел.
– Во-первых, не полумерков, а двумерков…
– Какая разница! Все равно в наш космос им не попасть. Когда мозг сосредоточен в желудке, неба не увидишь. А без третьей небесной координаты…
– Кстати, они об этом догадываются. У них есть такая штука – кино называется. Это надо сидеть в темноте, надеть наглазники и смотреть видеоряд в четырехмерном…
– Ой, не смеши. Четвертое измерение, сидя в наглазниках… – Кенота поморщился и закатил все свои восемь окуляров в потолок. – Лучше показывай фотографии.
На снимках показались поля с высоты взлетающего самолета, аккуратно расчерченные на геометрические многогранники и пестрящие желто-зелеными травами. Между ними пробегала темная вода небольшой реки, до того извилистой, будто ей никак не лилось по знакомому руслу, а захотелось поиграть. На втором снимке подул ветер, и поля стали колыхаться.
– Да, красиво.
– Когда я на это смотрел, я отдыхал. Мои мысли пришли в порядок, я забыл обо всем, что мне не понравилось на Седьмой планете Соль. Я успокоился, просто смотрел и радовался.
– Да, но здесь только растительное население. А мы занимаемся говорящей и поющей живностью.
– В этом-то все и дело, – Ислу тяжело вздохнул, так что даже какой-то невольный стон вырвался из хвоста.
– И в отчете этих снимков нет.
– Потому что я побоялся их показывать.
– Ты хочешь сказать, что …
– Я ничего не хочу сказать. А вот Совет, – он устало и разбито взглянул на Кеноту, – Совет может не только сказать, но и сделать.
– Сделать так, чтобы ни одного говоруна не осталось?
Оба замолчали. Ислу думал, что у него собачья работа. Да, да, именно собачья. (Ему показалось, что сегодня он наконец понял суть этой странной фразы.) Сначала исследуешь, а потом после твоего отчета могут планету или звезду так перековырять, что целая цивилизация умрет и начнется совсем другая жизнь. Хорошая или плохая – неизвестно. И все эти несчастные не имеют права голоса. Только потому, что не выполняли Закон устойчивого развития. А откуда они знают об этом законе? Может, у них свой закон есть?
Кенота тоже задумался. Да, такая работа. Таскайся по всем звездам, изучай. Столько времени на них тратишь, потом на Совете доказываешь. А все зачем? Какой тут интерес? Ну, будет еще одна планета жить по закону. И что? А если ее не трогать? Никто и не догадается, что они живут как хотят.
– Ты, кажется, привязался к ним, – тихо сказал Кенота.
«Никак мне не удается сотворить нормальную прическу. То обрастаю, как павлиний хвост, или уж совсем жиденький пушок на голове», – думал Ислу, расправляя длинные пряди, чтобы они торчали хотя бы приблизительно одинаково – в направлении гравитации планеты, то есть к ее поверхности3. Окончательно измучившись, но не удовлетворившись результатом, он демонстративно и твердо произнес слово «тьфу» и отвернулся от зеркала.
Сегодня ему предстояла большая и очень важная поездка – в огромный город, место, где скапливается множество самых разных мигающих экранов, животных, зданий, говорунов, растений, движущихся дорог и прочего населения планеты. Это целый мир, в котором уж точно можно найти все, что нужно для отчета.
Исследования длились достаточно давно, но до сих пор сведения были очень однообразны. Складывалось ощущение, что любое массовое скопление говорящей живности было основано на потреблении пищи и странных ненужных вещей. Но уж в огромном аперополисе наверняка все иначе. В таком сложном пространстве разумные существа просто не могут быть примитивными потребителями материи, и мысли их, конечно же, более свободны.
Аперополис возник совсем недавно, хотя его историческая часть насчитывает не одну тысячу местных лет. Сейчас вокруг древних стен разрослись высокие здания, разветвились бесконечные дороги, так что перемещение из одного конца города в другой превращается в утомительное путешествие. Кстати, самое ужасное на Седьмой планете – это способы передвижения в пространстве. В основном это делается с помощью бесформенных контейнеров из металла, пластика и стекла, которые всасывают потоки пассажиров, чтобы доставить их в разные точки планеты по земле, воздуху или воде.
Ислу настроил мыслеискатель на поиск большой концентрации и скорости мыслей и, следуя указателям, попал в место, которое ему напомнило одну из пересадочных станций. Кстати, ее он очень не любил за чрезмерную переполненность проезжающей массой. Там никогда не бывало тишины, негде было укрыться наедине с самим собой, чтобы отдохнуть после длительных космических перелетов. Толпы путешественников громко и бесконечно жаловались или ругались с узрюками, которые, несмотря на свою врожденную шустрость, едва справлялись с потоками прибывающих и отбывающих. Станция была далеко-далеко отсюда, и Ислу с удивлением фиксировал знакомый хаос и суету. Он стоял перед огромной высоты зданиями, сканировал окулярами пластиковые стены и наблюдал кишащую живность, снующую взад-вперед, вверх-вниз, быстро, без малейшей передышки и как будто совершенно бесцельно. Несколько сотен взглядов, которые он зафиксировал для отчета, не были осознанными, иногда в них мелькала сосредоточенность во имя смутной цели, иногда растерянность перед ней же, а вот мыслительная деятельность в этих взглядах отражалась весьма скудно. Всеобщий забег говорунов в городских зданиях-вышках создавал мощное энергетическое поле за счет интенсивности движений: торопились шагом, сидя, спешили даже в лифте – так назывался ящик, снующий по вертикали внутри зданий. Впрочем, Ислу в своих исследованиях встречал и более причудливые методы перемещения материи.
Говоруны все делали в процессе движения – ели, пили, произносили слова, смеялись. Это напоминало бешенство узрюков (при длительном отсутствии цели в жизни те начинали хаотично носиться в разные стороны и мешать окружающим бесконечными разговорами о плохом самочувствии Вселенной). Да, пожалуй, очень похоже. Но все-таки есть нечто особенное, неуловимое. Ислу стоял и следил за траекториями бегущих. Вдруг он чуть не воскликнул от внезапной мысли: их передвижение было круговым! Они не бежали к цели, по прямой или извилистой дороге. Они все двигались по кольцу, то и дело возвращаясь к исходной точке. Очевидное стремление к цикличности. Видимо, некоторые представители этой цивилизации пытаются преодолеть линейность времени. Интересно, что скажет профессор Гаустер…
Ислу с нетерпением устроился наблюдать в коробке с окнами, где множество говорунов стояли длинной кривой очередью, видимо, в гости к одному жителю, который с каждым понемногу разговаривал, а потом снабжал небольшой емкостью с чем-то жидким. По окончании беседы гость забирал емкость, подносил к шарообразному предмету в верхней части тела и начинал вливать содержимое внутрь. Затем он выходил из коробки на улицу. Ислу сидел у окна и наблюдал за этим бесконечным процессом. «Нет, не в гости. Наверное, это станция подзарядки. Сюда приходят за небольшой порцией энергии, чтоб восстановить силы и продолжить свой забег. В чем же смысл забега? Неужели цикличность?»
Пересев за столик в центре помещения, Ислу настроил панорамное слушание и стал записывать окружающие мысли. Он уловил буквы, значки и много цифр. «Хм, они используют математику. Зачем вам математика?» – он забросил эту мысль на соседний столик и по удивленному взгляду субъекта с оранжевыми волосами сразу заметил, к кому она попала. Уловив ответ, Ислу чуть не упал со стула. «Математика нужна чтобы считать? Ха-ха-ха! Ой, профессор умрет со смеху. Математика, созданная, чтобы творить гармонию, нужна для расчётов? Это же все равно что поливать цветочный огород с помощью метеоритного дождя…» Ислу замаскировался журналом, чтобы скрыть неутихающее желание расхохотаться.
Вдруг в панораме звуков возникло слово «космос». Смех улетучился мгновенно. Космос! Ну, наконец-то. Значит, это все-таки цивилизация. Может быть, они даже с кем-то уже контактировали. Ислу настроил слуховые рожки назад, ибо голос был оттуда, и активировал запись. Прическа его слегка приподнялась и почти не прикрывала торчащие антенны, но на этой планете было такое разнообразие шерстяного покрова, что погрешности маскировки Ислу никто из окружающих не заметил.
– Ну, это вообще космос.
– А я что говорил?
– Их тут лучше всех готовят. Главное, не брать соус. Он просто дрянь.
– Тьфу, опять про еду! – разозлился Ислу и резко вышел вон.
Он мерял и мерял этот город шагами. Он смотрел по сторонам и никак не мог сосредоточиться. Кроме того, ему все время приходилось уворачиваться от механических препятствий – рассеянных говорунов. Каждый из таких субъектов держал в руке небольшую табличку со светящимся экраном, в которой будто бы сосредоточился весь мир, ибо ничего вокруг они уже не замечали. Ислу давно обратил внимание на эти яркие таблички. Иногда их использовали для дистанционного общения или фиксации изображений внешнего мира, но в основном на них бездумно смотрели, показывали друг другу, тыкали в них пальцами, даже разговаривали с ними. «Зачем? Это же крайне неудобно. Гораздо проще сотворить временный экран любого размера – и таскать не надо, и растворится сам, когда перестанешь им пользоваться. Нет, здесь что-то другое. И почему экраны такие мелкие? Фокусировка? Чтоб никто не видел? Самоизоляция?» Ислу исследовал несколько подобных табличек и убедился, что это не живые существа, а примитивные хранилища информации. Он взял себе одну для эксперимента. Оказалось, что, наделенная умением извлекать и показывать любые данные, табличка ведет себя весьма своенравно: во-первых, она часто выдает недостоверные данные, а во-вторых, сама фильтрует их и показывает только часть того, что нужно владельцу. На вопрос «Кто из нас двоих главный?» табличка заполнила экран картинками и текстами, но ответа среди них Ислу не нашел. Тем не менее такие лживые и крайне неудобные в использовании таблички совершенно завладели разумом местного населения. «Нет, все-таки цивилизации тут нет. Ибо разумное существо никогда не допустит, чтобы техническое изобретение… Порзики мои, а если это высшая раса на планете? Кто сказал, что говоруны здесь главные? Умение произносить слова само по себе не дает превосходства. А технические цивилизации существуют на многих планетах. Правда, это такая гадость…С ними никто не хочет иметь дело…»