– Брось. Гиблое это дело.
Матвеев, почти силой, усадил Алексея в машину.
– Переждём. Ещё не вечер.
Неожиданно, позади пятёрки, призывно просигналил грузовой фургон. Матвеев вылез из автомобиля и, показывая шофёру КАМАЗа на овец, развел руками. Водитель грузовика осмотрелся вокруг, аккуратно объехал легковушку и резко надавил на акселератор. Увеличивая скорость, КАМАЗ, как по волнам устремился вперед, по орущим овцам, перемалывая их своими колесами. Не мешкая, Матвеев рванул за фургоном, опасаясь, что взбесившиеся животные, замкнут свободный участок дороги. Тем временем, грузовик миновал живую преграду, и как ни в чём не бывало, покатил дальше. Сергей проехал ещё немного и, убедившись, овцы остались далеко позади, сделал привал вблизи небольшого озера. Состояние жигулей было ужасным: от налипших овечьих внутренностей и шерсти, белая пятёрка превратилась в красно-желтую, источала зловонье и смахивала на телегу, для сбора нечистот с местной скотобойни. Отмывать автомобиль пришлось основательно, и только ближе к ночи, Матвеев и Талызин, уставшие от дорожных потрясений, наконец, прибыли в Омск.
Следующий день был потрачен на дорогу в Челябинск, где задерживаться не рискнули, из-за тошнотворного запаха какой-то химической гадости, пропитавшей буквально весь город. Отъехав от Челябинска на почтительное расстояние, Сергей свернул с трассы и остановился рядом с пустырём, обнесенным колючей проволокой. Тогда, никому и в голову не могло прийти; спокойное, тихое местечко для ночлега, ни что иное, как одна, из многочисленных челябинских свалок радиоактивных отходов. Ранним утром, Алексей забрел в заросли ближайшего кустарника, но не прошло и минуты, как он, застёгивая на ходу штаны, вприпрыжку прибежал обратно к машине и криком разбудил Матвеева.
– Вставай! Пропадём ни за грош!
Не понимая спросонья, что происходит, Сергей на всякий случай потянулся за монтировкой.
– Да, погоди ты.
Произнес Талызин и жадно закурил, как будто это была его последняя в жизни сигарета.
– Представляешь, я на пустыре столбик нашёл, а на нем, черно-желтый треугольник, сваркой приварен. Подхожу ближе, присмотрелся и чуть не упал от страха.
Матвеев округлил глаза, почесал затылок, постепенно сознавая суть проблемы и ругаясь на не видимого врага, бросился за руль пятёрки.
– Вот попали! То овцы, то радиация. Всё, Алексей! Приехали. Теперь мы с тобой, радиоактивные импотенты. Поворачиваем оглобли обратно в Якутию, так как в Москве нам делать нечего. Никто на порог не пустит, даже с жигулями. Вот такие дела, брат.
Талызин вздрогнул и, на всякий случай оберегая достоинство скрестил на коленях руки.
– Не городи хреновину. Лучше, давай быстрей сваливать отсюда.
Сергей вдавил в пол педаль газа и, не разбирая дороги, в секунды выехал на трассу. Последние двое суток в пути, обошлись без особых приключений. Матвеев, гнал пятёрку, почти не останавливаясь; проскочил транзитом Уфу, Самару и, бросив взгляд на спящего Талызина, решил ехать ночью, насколько хватит сил. Где-то под Пензой, он на некоторое время потерял контроль над дорогой, уронил голову на грудь и заснул. Не управляемые жигули выехали на левую полосу автомагистрали, что, например, в далекой Англии, является вполне нормальным способом передвижения. Устраиваясь поудобней, Сергей повернулся на бок и непроизвольно убрал ногу с акселератора, чем спас себя и Алексея, от неминуемой гибели. Не получив очередной порции бензина, двигатель пятёрки дернулся несколько раз и заглох; машина по инерции проехала метров двадцать и мягко уткнулась в придорожный столбик, застыв до утра с не выключенными фарами. По мере приближения к столице, Матвеев больше не испытывал судьбу, ехал осторожно и уже в сумерках пересёк московскую кольцевую автодорогу, устремляясь по Волгоградскому проспекту к Таганской площади. Затем, свернув на Большую Садовую, Сергей за десять минут добрался до Тверской, пересёк центральную часть города и, провожая взглядом Белорусский вокзал, выехал на Ленинградский проспект.
Всё это время, Талызин волчком крутился на своём кресле и с восторгом рассматривал подзабытые за последние шесть лет московские достопримечательности, постоянно отвлекая Матвеева от дороги.
– Крути баранку, Матвеев! Скоро приедем.
– Да, кстати, ты не знаешь, как там Люда, моя соседка поживает? За последние три месяца, от неё ни ответа, ни привета.
Сергей резко затормозил, перестроился в правый ряд и остановил машину около метро Динамо.
– Тут такое дело, поговорить надо.
Талызин удивленно взглянул на Матвеева.
– Ты чего? Два шага до дома осталось. Поехали.
Сергей заглушил двигатель и пристально посмотрел Алексею в глаза.
– Я и Людмила, месяц назад, подали заявление в ЗАКС. Мы хотели раньше оформить отношения, но решили, нужно дождаться твоего возвращения. Так честнее, и нам получается, по пути.
Оглушенный этой новостью, Талызин вжался в сиденье, не зная, что лучше: вцепиться в горло бывшему другу, отстаивая свою первую любовь или сломя голову броситься из машины, забраться под купола ближайшей церквушки, и бить, бить в колокола, чтобы вся Москва, весь мир, услышал, как от горя, разрывается на части его сердце.
5
Утро в доме Анастасии началось со сборов. Матвеев с Талызиным взялись приводить в порядок походное снаряжение, а Виктор отправился разузнать, на чём можно перебраться на другой берег Оки; там в ближайшие несколько дней, предполагалось отдохнуть и порыбачить.
Стенин спустился по крутому склону, нахватал репейников на свои волосатые ноги и вдобавок, смачно вляпался новыми кроссовками в навозную кучу. На берегу реки, он, брезгливо орудуя ивовым прутиком, стал чистить обувь, напевая под нос, о том, как хорошо в деревне летом, если бы не коровы, досаждающие туристам. В десяти шагах от Виктора находилась паромная переправа и представляла собой сцепку, из трёх понтонов, управляемых стареньким катером. Плав средство оказалось обитаемым. На носу катера одиноко скучал не бритый мужик, по всей видимости, паромщик, пребывающий в каком-то заторможенном состоянии. Обхватив голову руками, он застыл в позе греческого мыслителя, скорбно уставившись, только ему известную точку. На приветствие Виктора, паромщик с трудом вышел из забвения и чуть слышно пробурчал, намекая, чтобы его оставили в покое.
– Здоровее видали.
Стенин, не задумываясь о возможных последствиях и подчёркивая свою значимость в этом мире, по отношению к провинциалам, полез напролом.
– Мужик, продай катер! У меня срочное задание, лично от президента. Хочу ферму обследовать на той стороне, и с доярками о надоях побеседовать.
Паромщик исподлобья посмотрел на Виктора, как на нечто неземное и, не признав в нем проверяющего из Москвы, послал его куда подальше. Понимая, что мирные переговоры закончены, Стенин ругаясь, подхватил с земли обломок старого весла. Хозяин переправы не стал дожидаться, когда ему наломают бока и в свою очередь, схватив с пожарного щита багор и ловким ударом, выбил весло из рук неприятеля.
– Ох, я сейчас тебе рёбра пересчитаю!
Виктор отскочил в сторону, проворно забрался на вершину холма и, заняв круговую оборону, стал швырять в паромщика куски сухой глины. Стенин уже хотел окапываться, когда к нему на помощь, из села Константиново, подошло подкрепление. Сначала, появился Матвеев. Размахивая удочками, он ринулся вниз, поручив бежавшему рядом Талызину, совершить обходной маневр и завладеть переправой. Паромщик бросил багор, матюгаясь, и утопая сапогами в прибрежном песке, предпочел отступить. Ему удалось обогнать Алексея, вбежать по трапу на палубу своей посудины и скрыться за железной дверью в капитанской рубке. Чтобы заставить хозяина парома выйти наружу и начать переговоры, пришлось пойти на хитрость: Матвеев выудил из рюкзака фляжку с родниковой водой, многозначительно пощелкал пальцем по шее и, наигранно морщась, сделал несколько глотков. Затем, Сергей наполнил все той же водой кружку, поставил напротив окна, на обозрение паромщику и предложил заключить перемирие.
– Испробуй. Напиток лучше любого самогона. Примешь на грудь, и все твои желания исполняться.
Жара ли одолела хозяина переправы или похмельный синдром победил, сказать трудно, но, тем не менее, после разыгранного Матвеевым представления, дверь рубки заскрипела, и на палубе появился долгожданный капитан, попросивший величать его, Михеичем. Сергей поднес паромщику кружку с водой, отступил назад, на всякий пожарный случай; опасаясь, если Михеич распознает подвох, тогда о переправе можно будет забыть. Капитан принял подношение, глубинно выдохнул, залпом выпил и, возвращая кружку, как ни странно, поблагодарил за напиток.
– Хорошо пошла. Надо же и не пахнет. Минуту назад, голова трещала после вчерашнего, а теперь и в помине этого нет. Обратно поплывете, мне рецепт подарите. Я, это снадобье, на поток в Константинове поставлю.
Все видели, Михеич окончательно пришел в себя; с необычной расторопностью убрал трап, запустил дизель и, надвинув капитанскую фуражку на лоб, встал за штурвал. Катер взревел всеми своими силенками, дернулся, и не спеша, отчалил, уволакивая за собой вереницу понтонов. Вскоре, преодолев течение, паром мягко зарылся в ил на противоположном берегу реки. Отсюда, Константиново почти не было видно. Только купола местной церквушки, переливались под солнцем желто-красным заревом, словно кто-то, зажег для одиноких странников, полуденный маяк.
Виктору, чуть не сорвавшему переправу, предоставили возможность реабилитироваться, доверив нести самую тяжелую сумку с провизией. Ему, и так приходилось не сладко от наседавшей мошкары, а тут еще такой подарок, прибавился от друзей. Стенин пыхтел, старался спрямить дорогу, перешагивал через колючий кустарник, который даже коровы обходили стороной; в конце концов, обессилил настолько, что рухнул на землю, требуя привала.
– Сил моих больше нет. Изверги! Сидели бы у бабки в огороде, да вечерком в баньке парились. Так нет, премся неизвестно куда.
Виктор, демонстративно погрозил кулаком в сторону Матвеева.
– Хоть стреляй! Дальше не пойду.
Сергей снял с плеч рюкзак, осмотрелся. Речка рядом и продолжать путь, особого смысла не имело.
– Ладно, уговорил. Ставим палатку. А потом, Талызин рыбы наловит, как обещал.
Алексей, уставший не меньше чем Стенин, огрызнулся.
– Рыба, дело десятое. Поймаю. А вот шею, я тебе точно намылю. Без всякого обещания.
Талызин имел вид загнанной лошади и хотел одного: немного отдохнуть с дороги.
– Следующий поход беру на себя. В Якутию поведу, по боевым местам моей молодости. Тогда и посмотрим, на какой версте, Матвеев копыта отбросит.
Совместными усилиями, установив палатку, Алексей напомнил, пора отправляться на рыбалку.
– Сразу не поймешь, как и на что ловить. По ходу, определимся. Есть блесны, червей немного.
Стенин, недоверчиво сунул нос в банку, где вперемежку с землей, шевелилось что-то живое, похожее на макароны, сдобренные кетчупом, и с отвращеньем отпрянул.
– Фу, какая гадость! Я на хлеб рыбу натаскаю. Только удильник дайте поуловистей, и крючок нацепите побольше, тогда ни одна акула, не соскочит, в случае чего.
Талызин, удручено воздал руки к небу.
– Какая такая акула? Господи, с кем я связался. Да лови, ты на что хочешь, все одно, толку не будет.
Битый час Матвеев и Алексей, с энтузиазмом пытались наловить рыбы, но в итоге, так и ничего не поймали. Первым не выдержал Сергей; забросив удочку на берег, он плюхнулся на песок, наблюдая, как Талызин колдует над приманкой, надеясь, увидеть хотя бы поклевку. Вскоре, и Алексею надоело бес толку мутить воду. Смотав снасти, он со злостью швырнул банку с червями, едва не попав в Стенина, который в этот момент, с шумом продирался сквозь кусты на открытое место.
– Эй, рыбак – теоретик. Какого рожна раскидался? Я понимаешь, им харчей надыбал, а мне в благодарность, банкой по башке норовят заехать.
Талызин хотел ответить, но, заметив у Виктора в руках, ведро, доверху наполненное рыбой, потерял дар речи. Выяснилось, хотя в это было невозможно поверить, Стенин наловил рыбы без особых премудростей – на обычный хлеб.
– Смотрю, Алексей на крючок плюнул. Ну, думаю, не спроста это. Наверное, рыбу приваживает. Пробую сделать тоже самое – не могу; от жары в горле пересохло, язык к небу прилип. Спасибо фляжку с водой прихватил. Попил и заодно хлеб размочил. Плюнул на крючок и стал рыбалить.
– Короче.
С издевкой рассмеялся Матвеев.
Виктор отмахнулся от Сергея, как от назойливой мухи.
– Для тугодумов, объясняю еще раз. Рыба клюет на хлеб, смоченный родниковой водой из Бронниц. Только, я закинул, тут такое началось: рыба, и откуда ее столько взялось, буквально стала выдергивать у меня удочку из рук. Успевай вытаскивать! Просто безумие.
Алексей отобрал у Стенина остатки хлеба и размотал снасти. Некоторое время ничего не происходило, как вдруг, леска натянулась, последовал рывок, и Талызин, рухнул в реку, падая, следом за сломанным удилищем. В следующее мгновенье, в нескольких метрах от берега, из воды выскочил огромный, весом не менее пяти с половиной килограммов, судак. Махнув хвостом, рыбина освободилась от крючка и ушла обратно в родную стихию.
– Я говорил, я же говорил.
Не переставая повторял Виктор. Его словно заклинило. Он стоял по пояс в воде и призывал Алексея взять вторую удочку и непременно изловить речное чудовище.
– Брехня. Никакой рыбы, в помине не было. Крючком за корягу зацепился, а шума то, шума – на всю округу.
Талызин завистливо покосился на выловленную Виктором рыбу.
– Запомни Стенин, и передай другим, судака и прочую хищную рыбу, на хлеб не поймать, ни за какие коврижки. Закон природы. Быстрей, овца волка съест.
Виктор огрызнулся.
– Никто и не спорит. Ты ж, у нас рыбак. А, я так, с боку припёк. Принеси, подай.
– Мужики, угомонись!
Матвеев подобрал с земли снасти и пошагал по тропинке к палатке.
– После разберемся, кто на что горазд. Не знаю, как вы, а я сейчас, хочу одного: поужинать. За весь день, маковой росинки во рту не было.
Пойманной Виктором рыбы, вполне хватило на уху, процесс приготовления которой, Алексей не доверил никому. Доведя воду до кипения и немного подсолив, он опустил в котелок куски крупно нарезанной рыбы; минут пятнадцать поварил, затем, добавил специи, картофель и горсть пшена. Когда поверхность бульона покрылась золотистыми шариками рыбьего жира, а уха стала источать аромат свежее сваренной рыбы, Талызин бросил в котелок лавровый лист и пучок благоухающей петрушки, с огорода бабки Анастасии; нагнулся над костром, понюхал и удовлетворенно промолвил.
– Готово. Пусть, чуть остынет и настоится. Вкуснее будет.
Уха удалась на славу! Какие тарелки? Они – не нужны! Три ложки, мешая, друг другу, дружно нырнули в котелок, застревая в разварившемся картофеле, попутно откидывая, прочь, прилипающий лавровый лист, стараясь ухватить лишний кусок рыбы.
Потушив, угасающий костер остатками чая, Сергей полез в палатку, занимая место подальше от входа, прячась от назойливых комаров. Разыскав под надувной подушкой фляжку с родниковой водой, Матвеев сделал несколько глотков, вспоминая свое удивительное сновидение в доме Анастасии, столетнего старика из Бронниц и рыбу, предпочитающую хлеб, вопреки всем рыбацким канонам.
– Что это могло все значить?
Силился понять Сергей.
– Простое стечение обстоятельств или нечто большее, предопределенное кем-то свыше, как предвестник главных событий в недалеком будущем.
Намотавшись за день, Матвеев вскоре крепко уснул, оставив до следующего раза, разгадку жизненного ребуса.
На четвертый день отдыха, Сергей проснулся раньше всех, вдоволь искупался в теплой, как парное молоко, речной воде, вернулся к палатке и разбудил безмятежно спящих, Алексея и Стенина.
– Вставайте китайцы! Мао уже встал.
Талызин открыл глаза, зевнул и прицельно швырнул в Матвеева подушку.
– Что разорался, ни свет, ни заря? Виктор, давай Серегу в Оку бросим. Посмотрим: выплавит или нет?