Стенин, не довольный тем, что его разбудили, вылез из спальника и полусонным голосом, пробормотал:
– Думаю, выплавит. Мао и кое-что еще, не потопляемо. Это, исторический факт.
– Да погодите Вы!
Матвеев пригнулся, уклонившись от второй подушки, брошенной Виктором.
– Господа матрасники, а также любители половить рыбку в мутной воде! У меня, один вопрос и существует небольшая общая проблема: кто-нибудь в курсе, какое нынче число?
– А тебе зачем?
Удивляясь, спросил Стенин.
– И ежу, ясно. Сейчас, лето 1998 года. Похолодает – начнется осень.
Сергей поморщился.
– Гигант мысли. Мудрее не скажешь. Могу только уточнить: приплыли мы сюда в августе.
Самая трудная задача, определить день недели, досталась Алексею.
– Я Аленке обещал, появиться в Москве, двадцатого августа. День мы ехали и парились в бане. Четыре дня здесь загораем, так что, сегодня…?
Концом удочки, Талызин принялся выводить на песке сложные вычисления, что-то прибавил, сминусовал пару цифр и, подводя итог вычислениям, вздохнул.
– Не знаю.
Виктор нетерпеливо взглянул на часы.
– Уже 7 утра. Кто-нибудь скажет, мы есть будем?
Стенин еще раз сверил время и радостно воскликнул, разглядев на циферблате цифру 17.
– С вас, пол-литра лимонного ликера! Сегодня 17 августа 1998 года.
Вместо благодарности, Матвеев разочаровано процедил сквозь зубы.
– Перебьешься. Всё единение с природой испортил. Мы, свои часы с Алексеем у Анастасии оставили, а он.… Впрочем, будем считать, ответ на первый вопрос получен. Отбываем через два дня. Теперь, о проблеме. Надо послать гонца за хлебом в Константиново. Предлагаю, разыграть это дело на спичках.
Короткую спичку, а с ней, поход за хлебом, выиграл Стенин. Получив напутствие, долго не задерживаться в деревне, Виктор облачился в белый комбинезон и стал похож на приведение, зашагал сквозь утренний туман к паромной переправе.
– Живым бы вернулся.
Алексей с тревогой посмотрел Стенину вслед.
– Сплюнь, а не то сглазишь.
Зная безалаберный характер друга, Матвеев сожалел, что сам не отправился в Константиново.
– Не вернется к обеду, пойдем искать.
Между тем, Стенин благополучно преодолев густые заросли ивняка, спустился к реке, рассмотрев на противоположном берегу паром и хозяина переправы, сосредоточенно удившего рыбу. Подняв над головой фляжку с родниковой водой, взятой в дорогу у Матвеева, Виктор, что было сил, крикнул, намекая Михеичу, на возможность опохмелиться. Паромщик поднес к глазам бинокль, разглядел все, что ему было нужно; быстро развернул катер и вскоре, с радостью принял Стенина на борт своей ржавой посудины. Не задерживаясь, Михеич отчалил и, развивая не мысленную скорость, рванул в Константиново. Виктор вжался в поручень, удерживая свободной рукой фляжку с родниковой водой.
– Ты что, ошалел? Сбавь обороты!
Весело взглянув на Стенина, паромщик дернул за какой-то рычаг и прибавил ход.
– Спокойно, без паники. Ока не море – не потонем.
В следующий момент, когда до противоположного берега оставалось совсем немного, произошло неожиданное. Вместо того чтобы замедлить ход, катер резко ускорился, и словно раненый кит перед смертью, выбросился на берег. От резкой остановки, Михеич перелетел через штурвал за борт и, не забывая о главном, заорал благим матом.
– Полундра! Напиток береги!
Виктор смог удержаться на ногах и, не считая ушибленного плеча, отделался легким испугом. Весь перемазанный глиной, паромщик на четвереньках вполз на палубу, постепенно приходя в себя после кораблекрушения.
– В тот раз, я вас переправил, а обратно, вот напасть, не могу от берега отчалить. Движок заглох, хоть тресни. А мне вечером, из деревни, доярок на дойку везти. Не тягать же их на себе.
– Меня бы позвал.
Отозвался Стенин, с интересом слушая треп паромщика, забыв на время о цели своего визита в Константиново.
– Если какие проблемы с доярками, только свистни, помогу.
Виктор пристально взглянул на противоположный берег Оки.
– Напряги зрение, Михеич. Видишь, крыша фермы, деревом застлана; ну чистый плот. Отрывай и плыви, хоть до Астрахани; доярок взять, да еще корову прихватить, и доить всю дорогу, молоком сметану запивать. Так, и до Каспия дойти можно.
Удивительно, Михеич, хоть сейчас был готов отправиться в дальнее плаванье, а организацию похода, как бывалый капитан, решил взять на себя.
– Крышу с фермы, отрывать совсем не обязательно. У меня три понтона: на одном, лавки дояркам поставим, на другом, раскладушки для нас, третий понтон, под молочно-товарную ферму приспособим; загрузим корову, стог сена, и вперед. А навоз, пока плыть будем – дачникам распихаем по дешевке, чтобы речку не захламлять. Кажется, всё!
Паромщик огрызком карандаша стал чертить план-схему плавучей фермы. Он сопел, злился. Ему никак не удавалось нарисовать подобие коров и раскладушек на мужской половине.
– Михеич, а Михеич?
Виктор положил руку на плечо хозяина переправы, пытаясь вернуть его в реальность.
– Мне идти нужно. Вернусь, тогда покумекаем, что и как. А женский понтон поставь последним и туалет не забудь. Хоть какое удобство, для двенадцати душ доярок.
Михеич внимательно выслушал Стенина, но, так и не сознавая, что они, как пол часа несут какой-то бред, уточнил.
– Согласен. Понтон с сеном и коровами лучше расположить в центре. Получится перегородка, между нами и доярками.
Виктор, одобрительно кивнув, направился к трапу.
– Подожди.
Паромщик преградил Стенину путь.
– Я с чего, начал то. У меня тогда, движок заглох. Так я в него, влил остатки вашего напитка и не поверишь, мотор с пол пинка завелся, а мощность, втрое увеличилась. Сам, видел.
Виктор пожал Михеичу руку.
– Еще как видел. Не паром, а ракета: вода – суша. Вернусь через час, полетим обратно.
По тропе Стенин поднялся на холм и вскоре встретил Анастасию, которая словно в предчувствии гостей, с раннего утра сидела на лавочке возле своего дома. С удовольствием, отведав парного молока, Виктор поблагодарил за угощение.
– Таким молоком в Москве, только кремлевских небожителей отпаивают. Остальным: приходиться только облизываться. А меня, за хлебом послали.
Анастасия встрепенулась.
– В магазин, хлеб привезут ближе к обеду. А ты милок, сходи в ресторан, вон, за околицей виднеется. Попроси одну, две буханки – не откажут.
Прикрыв за собой калитку, Стенин, как был в белом комбинезоне и грязных кроссовках, так и поплелся в ресторан. Поднявшись по ступенькам, он прильнул к окну, рассмотрев в глубине зала скопление народа и белоснежное одеяние невесты.
– Свадьба, так свадьба.
Подумал Виктор, и, миновав дверь, шагнул в тамбур, где его тут же, остановили двое подвыпивших парней.
– Мужик! Ты куда прешь? А ну давай, осади назад.
Стенин упирался, и одновременно протягивая деньги, пытался объяснить, он пришел за хлебом, а сама свадьба, ему по барабану.
– Да выбросите это чудо на улицу!
Взвизгнул круглолицый тамада, расстроившись, что с приходом постороннего, интерес к его персоне заметно угас.
Молниеносно отреагировав на обидную реплику, Стенин предпринял попытку схватить тамаду за шиворот.
– Я тебе сейчас покажу, кто чуднее из нас!
Виктор рванулся вперёд, через скопление стоящих на веранде людей, и нечаянно наступил на ногу, неизвестно откуда взявшейся невесте. Та, естественно начала орать, что ее хотят, как минимум – убить или того хуже – изнасиловать. На подмогу, скидывая пиджак, прибежал жених, но, запутавшись в собственных рукавах, ударился головой о подставленный Стениным локоть и рухнул на свадебный стол, лицом в тазик с оливье. Свалка образовалась сама собой. Как не сопротивлялся Виктор, его всё равно скрутили по рукам и ногам, вынесли из потревоженного ресторана и сбросили со ступеней вниз. И пришлось ему, покупать хлеб в магазине, куда его только что завезли. Перед обратной дорогой Стенин вновь забрёл к Анастасии, привести себя немного в порядок. Пришивая почти оторванную штанину комбинезона, бабка Анастасия сочувственно покачала головой, разглядывая исцарапанное лицо Виктора.
– Где, так тебя угораздило?
Стенин не ответил. Всё это время, он внимательно слушал радио. Из динамика, кто-то гробовым голосом лепетал нечто ужасное: о каком-то дефолте, замораживании ГКО, прекращении валютных и рублёвых операций в банках и ещё, о чём-то поганом, но мало понятном для Виктора. И весь этот сыр-бор, произошел именно сегодня, 17 августа 1998 года.
Нутром, чувствуя, что отдых закончился, Стенин со всех ног бросился к паромной переправе и, ступив на борт катера, позвал Михеича.
– Давай! Отчаливай и быстрей ракеты, на тот берег. Только дождись нас. Вещи соберём и обратно.
Паромщик запустил дизель, обнял штурвал и искренне сожалея, поинтересовался.
– Что так скоро?
За кружку родниковой воды, Михеич был готов, хоть каждый день возить своих новых знакомых с берега на берег, пока на реке лёд не встанет.
Едва дождавшись, когда паром уткнется в прибрежный песок, Виктор бросился короткой дорогой, собирая колючки. Дважды оступившись на свежем навозе, он напрочь забыл, что с боем добытый хлеб, впопыхах оставил на столе у бабки Анастасии. Вот и знакомый залив. Перепрыгнув через кустарник, Стенин чуть не наступил на Сергея, который лежал на надувном матрасе и горланил несуразные песни.
– Кругом все врут, я жадным не был…
Видимо, сознавая, о чём речь, из палатки раздался голос Талызина.
– А мне бы хлеба, хлеба, хлеба…
Переводя дыхание, Виктор промолвил.
– Хватит орать черти. Нас предали.
Матвеев неодобрительно взглянул на Стенина, пододвинул к себе котелок с ухой и достал нож.
– Давай хлеб, а то зарежу.
Виктор пошарил в карманах, скривился, будто у него разом заломили все зубы, постепенно осознавая, он с треском провалил порученное ему дело.
– Какой хлеб? Ты посмотри, что в мире творится. Дырки от бублика скоро грызть будем, а он хлеб, хлеб…
Успокоившись, Стенин в свойственной ему манере, прокомментировал новости, услышанные им по радио.
– В Москве бардак. На Банки, амбарные замки навесили. За рубль дают в морду, за два, инвалидом сделают. Господа попрятались или подались в Шереметьево. Завтра, придут товарищи и рассуют всех по камерам. С голожопых и начнут.
Матвеев грубо оборвал Виктора на полуслове.
– Остынь. Объясни по-русски, что произошло?
6
Восемь лет назад, в июле 1990 года, преодолев на машине больше половины России, Матвеев и Талызин благополучно прибыли в Москву. Алексей и не предполагал, пока он бегал по сопкам Якутии, Сергей также не терял даром время и стал специалистом в области иммунологии и вирусологии. Но это не главное. Уезжая на Крайний Север, Алексей просил друга присмотреть за Людмилой, надеясь, что, когда он вернется, она выйдет за него замуж. На словах, в письмах, все к этому шло. Но жизнь рассудила по-своему. Матвеев возможно был излишне галантен по отношению к Людмиле. Выполняя поручение Алексея, он ни на шаг не отпускал ее от себя, оберегая от опрометчивых поступков. Как следствие, повышенное внимание со стороны Сергея, переросло в дружбу. Дальше – больше, и вскоре Матвеев признался Людмиле в любви. В такой любовном треугольнике, всегда один из трех будет лишним…
– Ну и сволочь ты Матвеев! Девушку у меня увёл, машину на халяву к рукам прибрал.
К Талызину вернулся дар речи.
– И я, с этим подонком пол страны вместе проехал. У, дрянь, убил бы.
Еле сдерживаясь от желания двинуть Матвеева по физиономии, Алексей рванул дверь жигулей и бросился в подземный переход. Потерять в одночасье друга, которому доверял всегда, что может быть обиднее? Сергей откинулся на подголовник, минут десять посидел с закрытыми глазами, но так ничего не решил, и поехал домой отсыпаться. Встречу с Людмилой он отложил на завтра, только сообщив ей по телефону о приезде.
Утрясти эту непростую ситуацию мог Виктор, однако, тот на время выбыл из общего круга, постоянно мотаясь по стране с одной ГРЭС на другую. Когда Стенин ненадолго объявился в столице, к его искреннему удивлению, ему позвонила Люда. До этого, Виктор видел её вместе с Матвеевым всего несколько раз. Именно Людмила рассказала ему о конфликте между Сергеем и Талызиным.
– Ах, вот оно в чём дело. А я думал, куда все провалились.
Стенин, всегда уверенный, что из любой ситуации есть выход, пошутил.
– Слушай красавица, а у тебя случайно для Лёшки, сестры близняшки нет?
Люда вспылила.
– О чём это ты?
Виктор поспешил извиниться.
– Ладно. Коли так, жду вас с Матвеевым в Охотнике, часам к восьми. Даст бог, решим проблему.
Сергея обрадовало появлению Стенина в Москве и, встретив Людмилу возле метро Сокол, они прибыли в бар Охотник, где по традиции заказали лимонный ликёр и кофе. При появлении Виктора, Матвеев поднялся со стула, шагнул навстречу, но тут же остановился, заметив за широкой спиной Стенина, своего бывшего друга Талызина. Видимо и для Алексея явилось полной неожиданностью увидеть здесь Сергея. Он непроизвольно попятился назад, но угодил в объятия Виктора, перекрывшего пути отступления.
– Куда? Всем оставаться на своих местах!
Во весь голос прокричал Стенин. На несколько секунд в баре во царила гробовая тишина. Затем раздался чей-то душераздирающий визг, и началась паника. Опрокидывая посуду, посетители Охотника дружно полезли под столики, расценив происходящее, как вооруженное ограбление. Именно на это и рассчитывал Стенин. Заранее спланировав скандал, он прекрасно понимал, по-хорошему примирить Матвеева с Алексеем не удастся и необходим неординарный ход. Так часто бывает: пожар укрощают встречным огнём, а клин выбивают клином. Напрочь забыв о разногласиях, Талызин и Сергей сообща навалились на Виктора и силой выставили из бара. Стенин пыхтел, сопротивлялся, больше для вида, а, оказавшись на Тверской улице, зашёлся не удержимым смехом. Угомонили его только в такси, да и то не сразу, а отъехав от Охотника на почтительное расстояние. Попросив остановить машину недалеко от своего дома, Виктор на прощанье предупредил.
– Будете и дальше Ваньку валять, положу вас по одному в мавзолее, рядом с великим – мудрым. Вы меня знаете.
Стенин покачиваясь, побрёл в сторону от Белорусского вокзала, посчитав свою миссию миротворца выполненной сполна. В потёмках он заплутал и вскоре уткнулся носом в железную дверь следственного изолятора Бутырской тюрьмы. Отсутствие кнопок кодового замка, привело Виктора в бешенство.
– Откройте! Позакрывали засовы, волки позорные…
Последнюю фразу, насчёт волков, лучше бы Стенин не произносил. Два охранника Бутырок пустили Виктора за порог и, не уточняя, где подвыпивший мужик нашёл в центре столицы диких животных, за пять минут так отделали его дубинками и попинали кирзачами, что Стенин униженный и оскорблённый, вдруг вспомнив о своих правах, зло огрызнулся и опрометчиво перешёл на личности.
– В гробу я вас видел и вашу Перестройку впридачу.
После такого диссидентского хамства на Стенина надели наручники и отвели в камеру, заподозрив в нём врага народа. Утром Виктора, как чуждого даже в этих стенах элемента, выдворили из Бутырок, сообщив о его недостойном поведении по месту работы. Стенина вызвал начальник и предложил на выбор: либо уволиться из МОГЭС по собственному желанию или покинуть Москву, и выехать в бессрочную командировку на Красноярскую ГРЭС. Виктор выбрал второе, выпросив небольшую отсрочку перед ссылкой в Сибирь, для улаживания семейных дел.
Спустя неделю после этих событий, состоялась свадьба Матвеева и Людмилы. Алексей недолго горевал и через пару месяцев познакомился со своей будущей женой Алёнкой. А вот Стенину не повезло, так не повезло. Он женился еще, когда был студентом. И теперь, следующие два года, ему пришлось разрываться между Красноярском и Москвой; тратить весь свой заработок на авиаперелёты, на короткие свиданья с женой и редкие встречи с друзьями.
В 1991 году неприятности стали нарастать комом. В институте Матвеева, почти прекратили выделять средства на научные исследования, и месяцами задерживали зарплату. Руководитель лаборатории Лернер, под чьим началом трудился Сергей, оказался законченным негодяем, не прощаясь, отбыл на историческую родину в Израиль, прихватив на дорожку передовые разработки Матвеева, почти готовую кандидатскую диссертацию по универсальной поливакцине. И у Алексея всё складывалось не лучшим образом. В Минздраве, куда он устроился после Якутии, надеясь получить категорию и в будущем стать главврачом в одной из московских клиник, произошло сокращение. Доктору Талызину намекнули, в Мытищах его ждет, не дождётся ставка терапевта, с предоставлением жилья, правда на первых порах, с удобствами во дворе. Алексей растроганный таким вниманием до глубины души к своей персоне, позвонил Матвееву.