– Странный вопрос. – Она натянуто улыбнулась. – Сам-то как думаешь?
– Я хочу услышать от тебя.
Подключилась багровая струна агрессии. Пока не очень сильно, с оттенком раздражения в стиле «Только не это! Не заводи таких разговоров!».
– Ну хорошо. Ты мне нравишься. Очень. Не буду говорить, что прямо люблю тебя – я такими словами не бросаюсь, и для них, наверное, пока рано, но сейчас мне нравятся наши отношения.
– Сейчас – это пока не закончим институт?
Белая и льдисто-голубая струны Оли подтвердили мою догадку: конечно, ведь потом ей уже не надо будет помогать с учебой. Моя функция в ее жизни предельно ясна. А в дальнейшем она себе еще кого-нибудь найдет, поперспективнее. А может, и уже нашла – для денег и удовольствий. Да, точно нашла! О как! Впервые я ощутил в полной мере негативную сторону своего дара. Хорошо уметь разбираться в людях, но горько осознавать, что тебя используют.
– Ну, возможно… Я еще не знаю, куда хочу пойти работать.
Ложь – все она знает: аквамариновая струна дала фальшивую ноту.
– Ты уедешь, – произнес я с видимым спокойствием, которого, впрочем, совершенно не ощущал. – В Москву.
– С чего ты взял?
– Я знаю.
– Да ты у нас экстрасенс!
Светло-зеленая струна чувства юмора звучала в унисон с белой, в сумме давая очень неприятный оттенок насмешки.
– Именно.
– Тогда скажи, о чем я сейчас думаю?
Я посмотрел ей в глаза и медленно произнес:
– О том, как я тебя достал. И что неплохо бы поскорее завершить этот вечер, постаравшись со мной не поссориться – ведь скоро сдавать перевод по английскому и еще несколько тестов. А еще ты удивлена и слегка напугана тем, что я оказался вовсе не таким наивным болваном, как ты думала.
Воцарилось молчание. Вернее, молчала Оля, а душа ее звучала, да еще как! Темно-серая струна страха и смятения заглушала все остальные.
– Прощай, – произнес я и ушел, не оглядываясь.
17 июня
Сегодня год, как нет отца. И почти год, как я обнаружил в себе эти способности и стал учиться ими пользоваться. День не задался с утра. Очередной облом на любовном фронте. Струны много могут рассказать. Вот, например, то, что моя девушка встречается еще с кем-то. Или что она очень меркантильна. Или что лицемерна и двулична. Почему именно сегодня? Все в кучу – и печальные воспоминания, и свежие неприятности. Это слишком для одного дня! Захотелось напиться. Конкретно так – в стельку, в доску, до потери сопротивления и выпадения в осадок… Опять… Дурной пример заразителен? Это мама все проблемы так решает, через бутылку. Что же получается – яблочко от яблоньки? Нет, не так! Со мной это бывает крайне редко. За последнее время такое желание возникало всего два раза, и оба – из-за отца. Иногда просто надо позволить себе расслабиться, ведь если все время держать себя в железном кулаке, можно и до нервного срыва дойти. Уговорив себя так, я уже отправился было в магазин за водкой, когда позвонила бабушка. Вот уж, действительно, худшего момента она выбрать не могла!
Но она попросила приехать. Сказала, что ей плохо, был врач, назначил лечение, но нужны лекарства. Мое раздражение улетучилось. Как тут можно отказать? В отличие от матери, бабушка меня понимает. Она для меня чуть ли не единственный родной человек. Только с бабушкой я могу быть по-настоящему откровенен. Так что я заскочил в аптеку за лекарствами и поехал к ней.
Выглядела бабушка, конечно, не очень. Но ее красная струна здоровья звучала более-менее. Не фонтан, но и не катастрофа. Если и хуже, чем в нашу прошлую встречу, то ненамного. Следом за облегчением закралось подозрение: а был ли мальчик? Врач то есть.
И причина для его вызова была ли? Или ба просто придумала способ затащить меня к себе? Неужели почувствовала, как мне хреново?
– Верно мыслишь, внучек! – сказала бабушка.
Нет, она не телепат, конечно, но все мои умозаключения, само собой, нашли свое отражение в звучании струн, а его бабушка на раз расшифровывает. Естественно, все поняла.
– Ну ты даешь, ба! – От удивления и возмущения других слов у меня не нашлось, и я просто бухнулся на стул рядом с диваном.
– Прости меня. – Виноватой она тем не менее не выглядела и не звучала. – Поверь, я бы не стала прибегать к такому способу, если б не почувствовала, что дело плохо.
– Как почувствовала?
– Тебя, Володя, я чувствую всегда. И почти на любом расстоянии. Особенно когда ты беззвучно кричишь от боли… Что, опять?
Я уныло кивнул. Третья попытка после Оли. Немного вроде, но с каждым разом осадок все противнее. Злость, горечь, апатия. Надоело. Бесит.
– Уйду на фиг в монастырь. Дались мне эти заморочки! – в сердцах бросил я.
– Так-так. – Бабушка начала звучать доброй иронией. – С чего вдруг такие крайности? Сколько попыток было?
– Три. Не считая Оли.
– И только? Я думала, хотя бы десяток.
– Еще и ты надо мной смеешься!
– Не смеюсь, просто пытаюсь понять, почему ты руки опускаешь.
– Достало просто. От этой романтики одни проблемы и нервы. Оно мне надо? К черту! На другом сосредоточусь.
– Один, значит, хочешь остаться? После всего четырех неудач?
– Я устал. Это отвлекает.
– Ну и зря. Ты многое упускаешь.
– Не думаю.
Какое-то время я молча на нее смотрел и вдруг спросил:
– Скажи, ба, как ты вообще с такими способностями ухитрилась выйти замуж?
– То есть ты сейчас прямо про семью, да? Сразу и на всю жизнь? Странно для двадцати двух лет. А просто повстречаться, развлечься, хорошо провести время, сбросить напряжение? Для этого ведь не нужно идеальное звучание партнерши.
– Я не хочу тратить на это время. Его и так мало. Эти отношения… если просто так, то не надо. Для создания семьи – еще куда ни шло. И это возвращает нас к моему вопросу.
– Есть хорошие женщины, – мягко сказала она. – У тебя слишком высокая планка, и это понятно – фальшь в звучании души таким, как мы, режет слух. И с недостатками других нам смириться сложнее. Особенно это касается тех, с кем мы хотим провести всю жизнь… Видеть всех насквозь не всегда хорошо, верно?
– И какой же выход?
– Есть три способа. Первый – приглушить собственное восприятие. Не самый хороший, поскольку действует он не избирательно. Ты не только жену – ты всех станешь хуже слышать. Второй – набраться терпения и искать.
– Кого? – с горечью спросил я. – Прекрасную принцессу с идеальным звучанием? Мы не в сказке, ба… Вероятность найти ее… сама знаешь.
– Больше, чем ты думаешь. И речь идет не об идеале, а о приемлемом уровне диссонанса. Идеальных нет. Ни я, ни ты не лишены недостатков. Так с чего вдруг искать обязательно принцессу? Снизь требования. Ищи ту, чей диссонанс относится не к самым критичным чертам характера – такой, с которым можно смириться. Чтобы главные струны не давали фальши. Найти такую шанс есть, и хороший.
– А третий способ?
– «Тихая».
– Кто?!
– Есть такое отклонение от нормы в плане звучания. Его почти не слышно и расшифровать практически невозможно. Это не душевно ущербные люди и не бездушные. Просто нашей силе они неподвластны. Такие встречаются, правда, редко.
– И что тут хорошего? – удивился я. – Ведь тогда непонятно, кто передо мной: ведьма, принцесса или что-то среднее…
Бабушка посмеялась над моим недоумением:
– Так ведь в этом и прелесть, внучек – не знать! Чтобы было как у всех. Обычным способом. Не заглядывать сразу на последнюю страницу, а читать с начала, постепенно. Отвык уже, да? Привыкнешь, если найдешь такую. Сейчас ты страдаешь, что знаешь слишком много. Там не будешь знать ничего. И слышать ничего не будешь. Возможно, тебе повезет – «тихие», как правило, люди незаурядные. Если подумать – это лучший вариант из всех. Через какое-то время ты поймешь, что я права.
– Постой-ка! – дошло до меня. – Ты хочешь сказать, что дедушка…
Но бабушка в ответ лишь расхохоталась.
Глава 6
Владимир. Боевое крещение
Санкт-Петербург. 13 июня 2016 года
Мои мысли прервал незнакомый женский голос:
– Не возражаете, если я подсяду?
Пить в одиночку за стойкой бара – это скорее по-американски, чем по-русски. По-русски – это за столом с друзьями. Хочешь нажраться один – бери в магазине бутылку и иди домой. Дешево, надежно и практично. А если приходишь в бар, значит, ты не против компании. Я оборачиваюсь на голос… Ничего так – молодая (года на три меня младше, пожалуй), стройная шатенка с короткой стрижкой и пронзительными, немного грустными глазами… Симпатичная довольно. А как у нас со звучанием? Оп-па! «Тихая»! Струны почти не видны, мелодия практически не слышна… Вот ничего себе новости сельской жизни! Та самая редкая птица, о которой мне бабушка рассказывала. Самому до сих пор встречать не доводилось. Интересно, какова вероятность совершенно случайно столкнуться с подобным феноменом в баре? А не случайно? Ладно, разберемся.
– Стойка общая, – не слишком вежливо произношу я.
Никакого желания флиртовать у меня нет. Позавчера умер дядя, а сегодня были похороны. Поэтому настроение довольно поганое, и вряд ли внезапно возникшая ниоткуда «тихая» его поправит. К тому же отвык я не знать, с кем имею дело, и чувствую себя некомфортно в компании «несчитываемой» собеседницы.
– Кого поминаем?
Я чуть не вздрагиваю. Выстрел наугад и случайное попадание? Или за мной следили? Ох, да кому я нужен, следить еще за мной! Невелика шишка.
– Дядю, – отвечаю глухо и залпом опустошаю рюмку водки. Бармен повторяет, реагируя на мой жест. И ей, кстати, наливает того же. Ну-ну, интересно.
Она огорченно морщится.
– Простите, нехорошо получилось! Просто хотела сказать, что настроение у вас уж очень мрачное. Как похоронное. Еще раз извините меня!
– Не стоит, – прерываю извинения я. – Мы не были очень близки.
– Угу, заметно. По водке и одиночеству сразу видно, что не были.
– Это долгая история…
– Александра, – подсказывает она.
– Владимир.
Ее рукопожатие неожиданно крепкое.
– Я, вообще-то, никуда не спешу. Может, расскажете?
– Хорошо. Только давайте сначала помянем Матвея Дмитриевича.
– Помянем, – соглашается она. – Земля ему пухом!
Выпиваем залпом, не чокаясь. Поговорить бы, конечно, неплохо – чтобы облегчить душу, как раз лучше всего подходят незнакомые люди, с которыми потом никогда больше не встретишься. Тот ли это случай? Не факт. Как говорится, если ты параноик, это еще не значит, что за тобой не следят. Стало быть, облегчать душу будем с оглядкой… и пить тоже. Следовательно, «нарезаться в хлам» с повестки вечера снимается. Черт!
– Ну а теперь я готова слушать. Кстати, у меня это хорошо получается.
– Что же, – усмехнулся я, – вы сами напросились…
Говорить с ней я могу только о дяде. Да, мы с ним и впрямь до последнего времени почти не общались. Дядя Матвей был маминым старшим братом, о котором она не хотела ни слышать, ни говорить. У него недавно обнаружили изрядно запущенный рак. Оставалось недолго, и он позвонил, просил приехать, помочь. Обещал дорогу оплатить даже. Мама только губы сжала – видимо, между ними не кошка, а целая черная пантера когда-то пробежала. А я взял да и поехал. Правда, не только потому, что дядя, но и потому, что Питер. Меня работа не связывает – редактор и переводчик на фрилансе. Этим я могу где угодно заниматься, отпуск для поездки брать не надо. Правда, мама на меня за это разобиделась жутко, но хуже наши отношения не стали. Потому что хуже просто некуда. А последние две питерские недели лучше даже не вспоминать. Я видел смерти и раньше, но такую – медленную и мучительную – впервые. Учитывая еще дядин скверный характер, уход за умирающим превратился в форменную пытку, которая закончилась позавчера. Похоронами тоже занимался я на правах родственника, благо денег на них дядя оставил. Проститься с ним пришло всего десять человек, включая его адвоката. Тоже показатель… А потом, когда все закончилось, юрист сообщил, что через две недели состоится оглашение завещания, и вручил мне письмо покойного с пометкой «передать после моей смерти». Там Матвей Дмитриевич сообщал, что все оставил мне. «Все» – это двухкомнатная квартира на Васильевском и немного денег – то, что осталось после лечения и похорон. Вот так. С одной стороны – возможность остаться в Питере, о чем я всегда мечтал, с другой – получается, не помог по-родственному, а вроде как платную услугу оказал. Осадочек…
Все это я, слово за слово, выкладываю Александре, умолчав лишь об одном своем сомнении. «Вы можете остаться здесь и сделать для Питера много добра, – говорила Дарья. – И многое получить взамен от его эгрегора». Это что же, с дядиной смертью и завещанием она подсуетилась? Или эгрегор? Если так, вдвойне неприятно. И это еще мягко сказано. Чуть ли не виновником смерти дяди себя чувствую. Но моей собеседнице этого знать не стоит.
– Да уж… печальная история, – произносит Александра, когда я наконец завершаю свой рассказ. – Только почему у меня ощущение, что вас гложет чувство вины?
Как же! Ощущение у нее! Уснувшие было подозрения мои снова просыпаются. Чего, спрашивается, вцепилась аки клещ? Может, конечно, я ей просто нравлюсь, вот она и поддерживает беседу всеми способами… Ага. Чисто случайно оказавшись «тихой». Я не Станиславский, конечно, но не верю! Мало ей того, что я уже рассказал?
Ждет, когда напьюсь и выложу все про струны и Дарью? Нет уж, хорошенького понемножку.
– Опять молчите, – произносит она, с сожалением улыбаясь. – А ведь хотите что-то мне сказать, только не решаетесь.
– Со мной ваше чутье дало осечку, Александра.
– Вы чего-то опасаетесь с моей стороны, Владимир? Напрасно. Кстати, у меня есть диплом профессиональной жилетки.
– Я рассказал вам все. И мне уже стало легче, большое спасибо!
– По вашему виду я бы этого не сказала.
Что ж ты упрямая такая?
– Скажите, Александра, а кем нынче работают с дипломом жилетки? Психологом? А может быть, следователем?
Повисает короткая пауза, во время которой я пытаюсь считать с ее лица и глаз реакцию на свое предположение. Безуспешно. Увы, в физиогномике я не силен.
– Редактором, – чуть улыбается она, – одного местного издания. Помимо диплома жилетки, у меня есть и второй – филолога.
– Занятно получается! Оказывается, у нас с вами родственные профессии.
– О, да! Кстати, за это неплохо бы выпить.
– А я не возражаю.
– Только давайте уже на брудершафт! Что-то надоело «выкать».
– Давайте.
Мы переплетаем свои руки и опустошаем рюмки. Только ритуальный поцелуй длится несколько дольше положенного да ее губы более требовательны. В общем, она демонстрирует серьезный подход к делу. Или, возможно, просто меняет тактику: дескать, если водка не развязывает мне язык, так, может быть, его развяжет что-то другое? Блин, опять здравствуй, паранойя! Почему бы не предположить, что ей тоже плохо, тоже одиноко, очень нужна компания на этот вечер? Зачем всегда предполагать худшее? Это мой дар сделал меня таким циником? Не потому ли я столь плохо думаю о людях, что слишком часто до сих пор сталкивался с наличием у них скрытых мотивов?
– Ну что, повторим? – спрашивает она.
Интересно, это «повторим» к выпивке относится или… Ладно, будем думать, что к выпивке.
– Пожалуй, – соглашаюсь я.
У меня возникает настроение назло своей паранойе оттянуться в этот вечер по полной программе. А Дарья… Что Дарья? Между нами ничего не было и вряд ли вообще будет. Мы просто в разных лигах. Она – Пробуждающая, а я… сам не знаю кто. Как там говорила бабушка? Развлечься, хорошо провести время без цели создать семью? Возможно, на сегодня это хороший план.
Но тут в сумочке Александры начинает звучать «Марш Империи» из «Звездных войн».
Она закатывает глаза.
– Только не это! Кто там еще по мою бессмертную душу?