– Лена говорила, что у вас ко мне важное дело, – вспомнил профессор.
– Так и есть, Владимир Гаврилович, – подтвердила Кудрявцева. – Загадки истории не позволяют нам спокойно спать по ночам.
– Я прекрасно вас понимаю, Евгения, – Шихман дружелюбно улыбнулся. – Во время экспедиций я практически не сплю. Столько эмоций, переживаний.
Кудрявцева достала из кармана брошь и подала профессору.
– Вот причина моей бессонницы.
Владимир Гаврилович внимательно осмотрел ювелирное изделие и задумчиво прищурился.
– Подобные броши были необычайно популярными в конце восемнадцатого века. До наших дней дошли лишь несколько экземпляров. Все они хранятся в частных коллекциях. Мне доводилось видеть подобную вещь у моего знакомого, антиквара.
– Сколько она может стоить? – спросила Кудрявцева.
– О нет, – Шихман категорично взмахнул рукой. – Ценность этой броши заключается в её историческом наследии. Хотя её цена на чёрном рынке запросто может достигать десяти тысяч евро.
– А может так оказаться, что именно эта брошь оставила какой-нибудь заметный след в истории?
– Несомненно, – уверенно ответил Шихман. – Дело в том, что подобные украшения в то время были достаточно дороги. Их могли себе позволить только знатные особы. Не исключено, что данное изделие могло принадлежать известной даме прошлых столетий.
В то время, когда Евгения Валерьевна пыталась сопоставить фамилию матери с известным дворянским родом, в кабинет вошёл посетитель. По всей видимости, на очередном заседании небесной канцелярии решено было оказать Кудрявцевой посильную помощь. Все присутствующие проголосовали единогласно.
Неприметный парень в очках вежливо извинился за внезапное вторжение и виновато опустил взгляд. Аспирант кафедры истории Виктор Зубко держал в левой руке толстую папку. Пальцами правой руки он нервно теребил край рубахи.
– Владимир Гаврилович, – аспирант прошёл в кабинет. – Мне нужна ваша помощь. Видите ли, возникло несколько вопросов.
Виктор Зубко готовился к защите кандидатской работы. Он выбрал непростую тему и назойливо вгрызался в каждую мелочь. Аспирант писал о женщинах, оставивших значительный след в судьбе революции. Информации на данную тему было немного, и всё своё свободное время, Виктор проводил в государственных архивах и музейных запасниках. Зубко проделал поистине громадную работу. Ему удалось раскопать мельчайшие подробности как жизни знатных дворянок, так и выдающихся активисток рабочего движения.
– Проходи, Виктор, – Шихман указал на стул. – Рассказывай, что у тебя не сходится.
Аспирант воспользовался гостеприимством профессора. Зубко бросил небрежный взгляд на стол и изумлённо вытаращил глаза. На краю старого дубового стола лежала серебряная брошь. Округлый камень янтаря в центре заманчиво преломлял лучи солнечного света.
– Разрешите? – правая рука Зубко невольно потянулась к броши.
– Конечно, Витя, – Шихман одобрительно кивнул.
Евгения Валерьевна внимательно следила за парнем. Кратковременное удивление в лице Зубова сменилось подлинным изумлением, а после вспыхнуло огнём восхищения. Аспирант не мог скрыть переполняющей его радости. Создавалось впечатление, что в своих руках он держал не серебряную брошь начала девятнадцатого века, а как минимум золотую подвеску королевы Марго.
– Откуда это у вас? – воскликнул аспирант.
Владимир Гаврилович встретился взглядом с Кудрявцевой. Загадочная улыбка озарила лицо профессора.
– Ну, вот видите, милая Евгения. Боги вам благоволят. Не иначе как Виктор знает о вашей броши больше, чем я.
Виктор Зубко не мог поверить собственной удаче. Он и представить не мог, что такая впечатляющая находка будет ожидать его не в экспедиционных исследованиях, а в стенах родного университета. Аспирант положил ювелирное изделие на стол, а папку – на стул.
– Профессор, это же чудо! – Зубко прижал правую ладонь к груди. – Это истинное чудо. Вы даже не представляете, кому принадлежала эта брошь.
Евгения замерла в ожидании разгадки. Она подошла слишком близко и отступать не собиралась. Девушка была готова к любым откровениям, лишь бы они являлись истиной.
– Может, поделитесь своими знаниями? – поинтересовалась Кудрявцева. – А мы с Владимиром Гавриловичем постараемся разделить вашу радость.
– Конечно, – торжественно произнёс Зубко. – Нет никаких сомнений, что эта брошь принадлежала Анне Васильевне Тимирёвой.
Неожиданная новость вызвала неподдельный интерес у профессора Шихмана. Евгения Валерьевна, в свою очередь, лишь задумчиво коснулась мочки своего левого уха. Фамилия Тимирёвой ей ни о чём не говорила, и девушка уже начала сомневаться, что у этого маршрута имеется финальная черта.
– Женя, – профессор попытался прояснить суть вопроса. – Всё очень серьёзно. Анна Васильевна Тимирёва в российской истории фигура заметная и значимая.
– Мне это имя ни о чём не говорит, – честно призналась Кудрявцева.
– Нестрашно, – профессор взял в руки брошь. – Виктор вам обо всё расскажет.
Наследие одной из героинь кандидатской работы Виктора настигло его в самом неожиданном месте и в неурочный час. Несмотря на то, что аспирант Зубко был самым настоящим ботаником, он выбрал весьма доходчивый способ донести до незнакомой девушки истину.
– Вы фильм «Адмирал» смотрели? – Зубко начал издалека.
– Да, – последовал утвердительный ответ. – Этот фильм я смотрела в кинотеатре вместе с дочерью Владимира Гавриловича.
– Хорошо, – продолжил аспирант. – Роль Елизаветы Боярской помните?
Евгения Валерьевна потихоньку начинала понимать, в какую сторону её пытаются направить.
– Вы хотите сказать…
– Как-то так. Героиня Боярской не кто иная, как Анна Васильевна Тимирёва. Возлюбленная Верховного правителя России, адмирала Колчака.
Кудрявцева медленно переваривала полученную информацию. Она и представить не могла, что след стариной броши заведёт её так далеко.
– И вы утверждаете, что эта брошь, – Кудрявцева указала на стол. – Она принадлежала Тимирёвой?
– Я практически уверен в этом, – восторженно воскликнул Зубко. – Вот посмотрите.
Аспирант присел и начал копаться в своей папке. Наконец, он извлёк лист, на котором была изображена копия фотографии Анна Васильевны. Пышное бальное платье навевало мысли о прошлом столетии. Справа от груди, ближе к плечу, была приколота брошь.
– Вот держите, – Зубко протянул лист профессору. – Посмотрите.
Шихман не верил в пустые доводы, а потому отнёсся к сомнительному доказательству с лёгким недоверием. Он долго рассматривал снимок, после чего протянул его Кудрявцевой.
– Брошь, безусловно, схожа с нашей. Но снимок неточный. Прямых доказательств нет.
– Есть, – аспирант решил оперировать неопровержимыми фактами. – Если фотографию можно трактовать двояко, то с архивными записями не поспоришь.
Виктор вновь погрузился в глубины собранного материала. Он вытянул несколько листов из середины папки и с видом победителя чинно уселся на стул. Зубко взял в руку брошь и указал на камень.
– В основном подобные броши украшали гранатом, либо же аметистом. Использование янтаря было редкостью. Что само по себе делает это изделие штучным товаром.
Аспирант вернул брошь на место и зачитал короткий отрывок из архивной хроники. Сама запись являла собой не что иное, как воспоминания Анны Тимирёвой.
– Серебряная брошь с крупным янтарём была изготовлена по заказу Александра Васильевича Колчака. Адмирал лично преподнёс мне свой подарок в знак вечной любви и верности.
Зубко хитро улыбнулся.
– Продолжать?
– Не стоит, – Шихман прервал своего ученика. – Поздравляю вас, Виктор. Только что вы раскрыли ещё одну историческую тайну. Удивительно, после смерти Александра Васильевича прошло почти сто лет. А следы его жизни до сих пор бродят по миру. Действительно, чудеса.
Виктор Зубко до сих пор находился под впечатлением внезапно открывшейся истины. Он вопросительно взглянул на Кудрявцеву и задумчиво почесал затылок.
– Простите. А откуда у вас эта вещь?
Евгения не знала, что ей делать с внезапной правдой. Она пока не понимала, каким образом её семья была связана с именитым военачальником и его возлюбленной дамой.
– Эта брошь принадлежала моей матери, – ответила Кудрявцева. – А к ней она пришла от её матери. Это всё, что я знаю.
– Занятная история, – профессор заметно поморщился.
Евгения Валерьевна обратила внимание на перемены в настроении Владимира Гавриловича.
– Что вас смущает? – поинтересовалась Кудрявцева.
– Видите ли, в чём дело, Женя. Я бы хотел обрадовать вас и сообщить, что вы имеете непосредственное отношение к семье Тимирёвых. Но, к сожалению, это не так. У Анны Васильевны был всего один ребёнок. Сын. В тридцать восьмом его расстреляли.
Евгения получила главный ответ, и продолжать копаться в прошлом ей не хотелось. Она понимала, что встать и уйти будет поступком бестактным, а посему продолжала отвечать на расспросы.
– Я не знаю, каким способом брошь попала в руки моей бабушки, – попыталась оправдаться Кудрявцева.
Евгения Валерьевна положила предмет спора в сумочку и поднялась.
– Спасибо вам, Владимир Гаврилович. И вам, Виктор, огромное спасибо. Вы мне очень помогли. А биографию Анны Васильевны я изучу досконально.
Жизненный опыт Шихмана подсказывал ему, что подруга его дочери появилась неспроста. Он нисколько не сомневался, что эта загадочная история будет иметь своё логическое продолжение. Евгения что-то не договаривала, и это было видно по её лицу. Профессор не стал торопить события и занял выжидательную позицию.
– Если понадоблюсь, вы знаете, где меня искать.
– Конечно, – Кудрявцева благодарно кивнула.
И только Виктор Зубко никак не мог взять в толк, что же здесь происходит на самом деле. Он широко раскрытыми глазами смотрел на Евгению, после на профессора. Затем остановил свой взгляд на женской сумочке.
– Как же так? – возмутился аспирант. – Вы не можете просто взять и уйти. Мы же только что разгадали уникальный исторический ребус. Это сенсация! Нужно срочно собрать пресс-конференцию. Необходимо…
– Это вряд ли, – Кудрявцева небрежно прервала речь аспиранта.
Зубко бессильно обхватил голову двумя руками и обратился к наставнику.
– Вы не можете её отпустить, – обречённо произнёс аспирант. – Место этой броши в музее. Это же наша с вами история.
Виктор опустился на стул и безнадёжно взглянул на Кудрявцеву.
– Государство заплатит вам хорошие деньги. Подумайте об этом.
– Всенепременно, – Кудрявцева подошла к Виктору и поцеловала его в щёку. – Не расстраивайтесь так. У вас впереди ещё сотни открытий и археологических находок. Вы станете самым известным мореходом.
– Но я не умею плавать, – аспирант едва сдерживал слёзы.
– Колумб тоже не умел. Но это не помешало ему открыть Америку.
– Лучше бы он утонул, – Шихман устало вздохнул. – До встречи, Евгения.
Кудрявцева покидала кабинет профессора с двоякими чувствами. Что-то внутри подсказывало ей, что сюда она ещё вернётся. Что делать дальше, Евгения не знала. Единственным человеком, который мог внести ясность в это запутанное дело, оставался Игнатьев.
Глава 17
Гостиничный номер класса люкс распахнул свои радужные объятия перед очередным постояльцем. Аристарх Петрович отнёсся к новому заданию со всей серьёзностью. Он задёрнул шторы, разлил по бокалам вино и зажёг несколько свечей.
Несмелый стук в дверь вызвал на лице Игнатьева безмятежную улыбку. Он вышел в коридор и широко распахнул дверь. Дамский угодник схватил Окольцеву за руку и силой втянул в номер.
– Как же долго я тебя ждал. Невыносимо долго.
Аристарх Петрович прижал Антонину Егоровну к стене и страстно припал к её губам. В то время как правой ногой Игнатьев захлопывал дверь, обе его руки сжимали объёмные ягодицы пышной красотки. Мужское начало подсказывало соблазнителю, что надо действовать жёстко и решительно. Однако здравый смысл советовал не торопиться. Он вкрадчиво напоминал о том, что ничто так не развязывает женский язык, как бокал креплёного вина.
– Выпьем, – Игнатьев прервал поцелуй и вошёл в спальню.
Он взял со столика бокал и протянул его своей даме сердца. Аристарх Петрович смотрел на Окольцеву взглядом, полным любви и желания.
– Как жаль, что мы не встретились раньше, – Игнатьев бросил к женским ногам пышный букет лжи и обмана.
Для Антонины Егоровны время замерло. Всё остановилось. Перестали щебетать птицы, а следом затих и весь шум душного мегаполиса. Она смотрела на Аристарха Петровича и желала только одного: как можно скорее сбросить с себя одежду и предстать перед идеальным самцом во всей красе.
Игнатьев пригубил вино и медленно стянул с себя майку. Окольцева осушила весь бокал до дна и поставила его на подоконник. Она расстегнула блузку и бросила её на пол. Следом полетела и юбка. Ажурный лифчик с трудом удерживал увесистую грудь пятого размера. Подготовительная часть вошла в заключительную стадию.
– Иди к мамочке, – томно произнесла Окольцева.
Аристарх Петрович не стал затягивать с основным мероприятием и скинул джинсы. Он провёл рукой по распущенным волосам Антонины Егоровны и небрежно толкнул её на кровать. Игнатьев прогнал прочь остатки сомнений и поспешил слиться со своей очередной жертвой в жарком танце льда и пламени.
Податливая женщина потеряла счёт времени. В какой-то момент её окрылённая душа оторвалась от грешного тела и взлетела ввысь. Там она долго бродила у ворот рая, рассказывая всем его обитателям, что счастье есть и на земле. Окольцева проклинала дни, прожитые с мужем, хотя ещё вчера она их боготворила. Теперь Антонина Егоровна доподлинно знала, что за все долгие годы семейной идиллии секс в её жизни отсутствовал как таковой.
Окольцева возносила хвалу небесам. Она громко кричала, плакала, а после и материлась. Всю свою былую жизнь ей захотелось в одночасье перечеркнуть и тут же начать новую.
– Ты космос, детка! – тихо прошептал Игнатьев и медленно поднялся с постели.
Он наполнил бокал вином и протянул его окрылённой женщине. Аристарх Петрович сделал маленький глоток и поцеловал Окольцеву в губы.
– Пей, звезда.
Антонина Егоровна с радостью приняла заманчивое предложение. Она расправилась со вторым бокалом так же быстро, как и с предыдущим. Лёгкие признаки алкогольного опьянения не заставили себя долго ждать. Окольцева поставила бокал на пол и плюхнулась на спину. Она широко раскинула руки в стороны и на миг прикрыла глаза. Антонина Егоровна отчётливо осознала, что семейная жизнь не для неё. В данную минуту она мечтала о необитаемом острове с пальмами и кокосами. И чтобы рядом был он. Аристарх.
– Мне ещё ни с кем не было так хорошо, – Игнатьев лёг рядом и крепко обнял обнажённое женское тело. – Как будто и не жил раньше.
Аристарх Петрович с профессиональным мастерством играл на звонких струнах души обманутой женщины.
– Единственное, чего я сейчас по-настоящему хочу, так это уехать. Далеко, с тобой. Купить дом на берегу океана и каждый день утопать в твоей любви.
Хитрые откровения Игнатьева поразили Антонину Егоровну. Она не могла поверить, что их мысли и желания звучат в унисон. Клетка захлопнулась, и птичка навсегда потеряла свободу.
– И что тебя сдерживает? – Окольцева приподнялась на локтях. – Давай уедем. Я тоже этого хочу. Всё бросим и уедем. Таиланд, Шри-Ланка. Да мало ли мест, где можно комфортно уединиться. Рискнём, Аристарх.
Каждой выверенной фразой Игнатьев провоцировал счастливую женщину на откровенный разговор. Он бесцеремонно подталкивал её к краю обрыва, за которым маячила истина.
– Я, конечно, человек не бедный, – уточнил Игнатьев. – Но все мои сбережения уйдут на покупку дома. И что я буду делать потом? Обучать аборигенов правилам ведения деловых переговоров? Через год-другой мы с тобой по миру пойдём. Ты – в местный бордель, а я – в рыболовную артель.
Одурманенный алкоголем мозг Антонины Егоровны нашёл единственно верный способ преодолеть сложности переезда.