– Значит, так ты решил? – сузив почти вплотную прекрасные глазки и одновременно делая злобным лицо, произнесла высокомерная женщина, вмиг изобразив на лице презрительную гримасу. – Ну, ладно, посмотрим…
На этом они расстались, и женщина, забрав с собой сына, уехала, как она тогда сказала: «Поеду к подруге подумаю, и, может быть, уже не вернусь». «Хорошо, хорошо, – не стал с ней спорить супруг, давно привыкший к таким проявлениям и почему-то уверенный, что и этот раз не явится каким-нибудь неожидаемым исключением, – пусть будет так, как ты решишь и как скажешь». Через пару дней Аронова позвонила и капризным голосом поинтересовалась, собирается ли «благоверный» забрать ее от подруги. Случилось так, как Павел, в принципе, для себя и предполагал, и делать нечего – презрительно ухмыльнувшись, он стал собираться в дорогу. Следует уточнить, что за то время, пока остальная семья отсутствовала, в их доме каким-то чудесным, лучше сказать, таинственным образом холодильник пришел в полностью непригодное для дальнейшей эксплуатации состояние и требовалась полная его замена. Участковый еще не знал, что эта поломка спровоцирована его «дражайшей» супругой, поэтому, как только она появилась в квартире, первым делом обратился к ней с вполне закономерным вопросом:
– Как, Лидочка, мы поступим с тобой с холодильником?
– А что холодильник? – спросила супруга, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться мужу в лицо. – Что с ним такое, ведь он вроде бы практически новый?
– Даже не соображу сразу, что тебе и сказать? – озадачено отвечал в общем-то опытный полицейский, всегда теряющий навык и способность логически мыслить в присутствии этой знойной красотки. – Я вызывал мастера, он осмотрел поломку и сказал, что произведено какое-то вынужденное вмешательство и что ремонту этот предмет бытовой техники больше не подлежит. Что бы это такое могло быть, ты случайно не знаешь?
– Нет, – все же не удержавшись от легкой, едва «пробежавшей», ухмылки ответила женщина, – совсем не знаю на что и подумать, однако сейчас меня интересует другое: мы что, остались без холодильника, ведь, как я понимаю, на покупку нового средств у нас теперь нет?
– Почему же? – задумчиво молвил мужчина, еще не понимая, в какую хитрую он втянут интригу. – Меня просто интересует вопрос: кто будет из нас двоих искать на приобретение нового деньги – ты или я?
– Уж точно, не я! – огрызнулась с презрительной миной Лидия, за совсем нешуточной ненавистью успешно укрывшая просившуюся наружу усмешку. – Ты мужик – ты и думай!
Аронову ничего другого не оставалось, как, печально вздохнув, залезть в свою тайную, надежно спрятанную от неблагонадежной супруги, кубышку, достать оттуда заначку и отправиться покупать новый предмет испорченной мебели. Вся эта нехитрая вроде бы процедура заняла у него весь остаток текущего дня, а когда он вернулся домой, то ни супруги, ни их общего сына не было, но и это еще было не все, кроме всего прочего, пропали еще их, необходимые на первое время, носимые вещи и принадлежности личной гигиенической надобности. Такое, в принципе, было впервые: Лидия предпочитала шантажировать мужа, просто пропадая на несколько дней, но в этот раз выглядело все по-другому – более или менее похоже на правду. Однако Аронов, крайне въедливый на работе и, как последний «лох», доверчивый дома, вновь не придал этому обстоятельству какого-либо значения, предположив для себя, что супруга избрала какую-то новую тактику и что ей просто пришла очередная идея вновь «выбить» с него побольше денег. Он даже не стал ей звонить и узнавать, где они изволят остановиться, справедливо полагая, что правды она ему все равно не скажет, а будет словесно над ним изгаляться, произнося различные адреса, не называя при этом верного, как было уже далеко не впервые.
Прошел день, за ним минул второй, а вестей от своенравной и продуманной Лидочки так и не было. Наконец на третий день, когда Павел только вышел с очередного, каждодневного совещания, на его мобильник пришел вызов от коварной супруги. Без задней мысли он включил вызов, она же сразу заняла атакующую позицию.
– Послушай, дорогой, – слышался из сотового устройства голос, не предвещающий ничего чего-либо доброго, – я от тебя ухожу и предлагаю поделить наше имущество, а поскольку все записано на меня, соответственно, и делить нам, получается, нечего. Таким образом, я предлагаю тебе съехать с моей квартиры и одновременно передать мне ключи от моей заграничной машины. Где ты будешь в дальнейшем жить? – здесь она взяла короткую паузу, недоброжелательно, с отвращением, фыркнула и потом только продолжила: – Это мне безразлично! Я уже давно испытываю к тебе крайнюю неприязнь, скажу даже больше, я тебя никогда не любила, а всего лишь использовала, поэтому катись-ка ты, милый, колбаской на все четыре сторонки!
От такого неожиданного поворота в своей жизни, где он мало того, что полностью содержал беспардонную, развратную женщину, оплачивая все ее многочисленные счета, так еще и умудрился заработать в Москве квартиру, всю ее обставил по последнему писку моды, да еще пошел на то, чтобы в кредит взять невероятно дорогую машину отличной иностранной модели, мужчина опешил, совершенно не зная, как воспринимать услышанные слова – шуткой либо все же серьезно. И если бы у него вдруг появилась возможность взглянуть на себя в этот момент как-нибудь сбоку, то он был бы очень удивлен, улицезрев, как, оказывается, развита его нижняя челюсть, что сумела до такой степени оттопыриться книзу. Между тем супруга не унималась:
– А еще всем своим знакомым я рассказала, как ты избил нас с ребенком до полусмерти, – он подтвердит, можешь не сомневаться! – вот из-за чего, собственно, мы и вынуждены были уйти, спасаясь от отца, и в том числе мужа, тирана, а если все это дойдет до твоего руководства, предположи: что тебе будет? Как тебе такой необычный расклад и кому – как думаешь?! – в таком случае будет вера?
Участковый задыхался от вполне справедливого гнева, но единственное, что он мог сказать на этот нескончаемый монолог, так это:
– Ты, вообще, что ли, там «с дуба рухнула»? Ты чего, Лиданька, такое «несешь»? С какой это такой стати я должен оставлять тебе все имущество, а сам оставаться голым? Ты белены, что ли, какой объелась? Или же признавайся, кто, собственно говоря, тебя на такое предательство надоумил? Сама бы, точно, не догадалась…
Закончить он не успел, так как его разъяренным и вместе с тем победоносным тоном «оборвала» коварнейшая супруга:
– Мне Погосову сейчас позвонить? – назвала вероломная женщина фамилию самого главного начальника в полицейском отделе, где довелось нести службу провинциальному участковому, с которым, в силу описанных ранее обстоятельств, она была хорошо знакома и имела с ним прямую мобильную связь. – Либо ты мне в течении дня подгоняешь машину и затем до вечера освобождаешь квартиру, либо я свяжусь с твоим непосредственным руководством и расскажу ему все о твоих жутких «подвигах», поверь – синяки на теле найдутся!
– Без алиментов останешься! – уже довольно грубо промолвил Аронов и полностью отключился от сотовой связи, после чего еле слышно, только лишь для себя добавил: – Ну, ты, оказывается, и «мразь»… Как я прожил с тобой добрый десяток лет – даже не представляю?
Где-то в глубине души влюбленный мужчина еще надеялся, что все это какая-то сверх невероятно хитрая провокация, направленная исключительно на то, чтобы стянуть с него как можно побольше денег, но давний опыт сотрудника внутренних органов определенно и крайне настойчиво подытоживал: «Проснись, «дурачок», тебя развели как последнего «лоха», а если хочешь хоть с чем-то остаться, то поспеши, и действуй решительно!» Убежденный в подобных мыслях, полицейский сотрудник отправился прямиком к тому человеку, которому и собиралась в первую очередь жаловаться супруга.
Погосов Геннадий Петрович был со своим подчиненным практически одногодками, однако начал служить сразу же после армии, а являясь еще и коренным москвичом, быстро продвинулся по служебной лестнице и теперь заведовал огромным отделом. Своей внешностью он являл человека тучной комплекции, свидетельствующей только о том, что он крайне доволен сложившейся жизнью и давно уже ведет сидячий, малоподвижный, но респектабельный образ жизни; ростом при этом едва ли он достигал отметки в сто шестьдесят сантиметров и общим видом напоминал сказочный колобок. Касаясь его лица, следует отметить, что оно было круглым, широким, с выпирающими щеками; карие, с голубоватым оттенком, глаза выражали, кроме напускной строгости, еще глубокий аналитический ум, невероятную проницательность и несвойственное должности милосердие (про таких людей обычно говорят – этот человек находится на своем месте); короткая стрижка черных волос едва скрывала круглую голову, выставляя на «показ» небольшие, плотно прижатые ушки. Одет он был в полковничий мундир полицейского и, придав себе грозный вид, восседал в своем кабинете, предаваясь равномерному течению служебного дня. Он только что отпустил очередного сотрудника и, несколько озадаченный, размышлял над полученной информацией, когда к нему на прием напросился не в меру взволнованный участковый. Отличительного чертой руководителя было то, что он всегда старался входить в положение своих подчиненных, а зная сложную ситуацию в судьбе посетившего его человека, постоянно попадавшего во всяческие трудные, скорее даже неординарные, ситуации, встревоженный, насторожился, пригласил его войти и предложил излить суть случившейся с ним проблемы.
– Товарищ полковник, – начал крайне встревоженный Павел дрожащим от волнения голосом, приближаясь почти вплотную к столу, где сидел со строгим видом руководитель, – у меня очень сложная семейная ситуация и мне в какой-то мере необходима и Ваша прямая помощь.
– Что случилось? – поинтересовался начальник отдела, указывая Аронову на стул и приглашая присесть за стол, составленный с его в букву «Т». – Давай рассказывай, а я в свою очередь помогу, разумеется, чем смогу.
– Понимаете какое дело… – начал нерешительно подчиненный сотрудник, потупив взор и что-то внимательно изучая на плоской полированной плоскости, – она совсем «рухнула с дуба» и заявила мне, что решила со мной распрощаться – уже насовсем, а не как ею до этого было принято – и требует с меня осуществить ей передачу всего нашего совместно нажитого имущества, которое я – по своей, конечно же, глупости! – переписал на нее после нашего с ней как бы развода.
– Ну, – не понял высокий руководитель той мысли, какую пытается до него донести до невероятной степени взволнованный участковый, – а я то тебе чем смогу здесь помочь? Эти дела гражданские и находятся за пределами моей компетенции.
– Так вот, – перешел Павел на заговорщицкий шепот, осмелившись в этот момент взглянуть на начальника, – если, Геннадий Петрович, пойти у нее на поводу, то я тогда вообще «без порток» останусь. Знаю – я и без того являюсь проблемным сотрудником и со мной постоянно возникают какие-то неприятные ситуации, но все же еще раз прошу войти в мое положение и помочь в этом очень сложном вопросе, где требуются именно быстрота и решительность.
– Говори, – проговорил полицейский полковник, еще больше нахмурив брови, подразумевая, что речь пойдет о каком-то неприятном подвохе, причем совершаемом не совсем в рамках закона, – принимая во внимание как ты участвует в жизни отдела и твои показатели, я попробую что-нибудь сделать.
– От Вас требуется совсем немного, – выдохнув спирающий грудь воздух, начал выкладывать версию развития дальнейших событий оказавшийся не таким уж и «лохом» участковый уполномоченный, – да, действительно, я переписал на нее все наше имущество, в том числе и взятую в кредит очень дорогую машину, однако – вероятно, я что-то такое подразумевал? – от нее была получена генеральная доверенность, дающая мне исключительное право ее продажи. Поэтому, чтобы не оказаться перед разбитым корытом, а главное – пока она не отозвала этот архиважный сейчас документ, я прошу день отгула и помощь в РЭО ГИБДД – в части оформления документов, где необходимо все мероприятия провести одним, единственным, днем.
– Ладно, – с облегчением выдохнул Геннадий Петрович, честно сказать, ожидавший чего-то более сложного, и притом несколько худшего, – это не такая уж и большая проблема и я в силах тебе в этом деле помочь. Но, – вдруг сказал он, уже снимая телефонную трубку, чтобы договориться с ГАИ, – как ты за такой короткий срок найдешь покупателя?
– Я и не буду его искать, – начиная трястись в лихорадочном возбуждении от предстоящего рискового дела, произнес участковый, одновременно загораясь глазами, – просто у меня есть очень хороший друг, который не откажет мне проехать вместе в отделение Госавтоинспекции, где мы и перепишем благополучно транспорт на его имя, потом спокойно ее продадим, а налоги, начисляемые со сделки, – их пусть платит супруга.
– Хорошо, так и поступим, – уже с успокоенным видом ухмыльнулся полковник, начиная набирать номер городской проводной связи, – иди занимайся, а как все сделаешь – мне сразу доложишь.
Не стоит говорить, что весь последующий день Аронов находился словно на раскаленных углях, предполагая, как бы супруга не разгадала его коварные замыслы, – и когда ехал домой, чтобы, воспользовавшись ее отсутствием, забрать нужные ему документы, и когда, нарушая все дорожные правила, мчался в ГИБДД, и когда уже там, в течении целого часа, показавшегося, как минимум, вечностью, оформлял договор купли-продажи и фиксировал эту, пусть и не сложную, но до крайности рисковую, сделку, и когда уже регистрировал право нового собственника и получал от него доверенность на продажу – справедливо опасаясь, что вот-вот войдет Лидия и, сопровождаемая адвокатом, отменит доверенность и остановит его уже в самом конце этого непростого пути. Однако все прошло, как и было спланированно, но хоть немного успокоиться Павел смог только тогда, когда ехал уже домой, имея на руках свидетельства, сопутствующие проведенному им так удачно торговому соглашению.
Не успел мужчина зайти в квартиру, как его встретила на пороге жена, сопровождаемая одной из своих подруг, так бесцеремонно покрывающих ее тайные интрижки на стороне. Это была ее ровесница, едва достигшая тридцатитрехлетнего возраста и выглядевшая несколько полновато, носившая имя Таня (фамилию он не знал); она была едва выше своей заговорщицы, имела миловидное сверх меры круглое личико, виновато, но вместе уверенно смотревшее серо-оливковыми глазами, чем-то похожими на хитрую бестию; нос являлся маленьким, словно пуговка, и, в сочетании с тонкими, выдающими вредность, губами, дополнял внешний облик пришедшей на выручку так называемой «группы-поддержки». Аронов сразу понял, что этот свидетель, как бы он не поступил, будет явно против него, а главное, сможет наговорить такого, что никому бы не смогло и присниться, но, кроме этого, он также сообразил, что от того, как он себя сейчас поведет, будет зависеть вся его дальнейшая жизнь, в том числе, конечно, и то обстоятельство – останется ли он дальше на службе. Поэтому, большим усилием воли победив в себе все те негативные чувства, что просились в эту секунду наружу, он, не переступая еще порога жилища, включил на телефоне видеокамеру и только после этого осторожного шага зашел внутрь обжитых им с женой помещений.
Лидия явно не была готова к таким неестественным, предпринятым мужем действиям и, немного опешив, замерла в нерешительности. Очевидно, согласно ее коварного плана, она с большой вероятностью ожидала, что разгневанный Павел устроит в отношении нее непередаваемый в своем буйстве скандал, а уж спровоцировать его ударить ее пару раз по лицу – на это она была непревзойденная мастерица. Сейчас же, когда видеосъемка с самого начала фиксировала ее лицо без каких-либо повреждений, тут требовался какой-то другой, более ловкий, ход, который приходилось продумывать наспех, прямо на месте. Однако, как уже известно, рыжеволосая красавица не обладала быстротой мыслительной деятельности, но делать нечего – раз уж оказалась на месте, и не имея при себе вероломный план «Б» – нужно было переходить к активному действию – открытому словестному поединку.
– Значит так, «милый», – сказала она, пытаясь отстраниться от объектива съемочной камеры, но не забывая сохранять на лице хотя и несколько опешившее, но все же наглое выражение, – документы на квартиру я уже забрала, как впрочем и некоторые свои вещи, так как некоторое время я собираюсь пожить на съемной квартире, пока ты отсюда не выпишешься и не освободишь мне мою жилплощадь – понадобиться? – буду добиваться этого в судебном порядке. Это понятно?
– Как же тебя не поймешь с твоим-то коварством, – усмехнулся презрительно теперь уже полностью бывший муж, – что дальше?
– А дальше, «любимый», – уперев руки в боки, сощурила гневно глазки не совсем рыжеволосая полнеющая пройдоха, – ты отдашь мне сейчас ключи от моей машины и документы на право владения, ведь то, что я разрешала тебе ею какое-то время попользоваться, ничего не меняет, и, если ты не выполнишь сейчас мою волю собственника, я выставлю ее в угон, и, пусть тебе ничего и не будет – я знаю все твои связи! – ее все равно мне пригонят, причем куда я скажу, и причем твои же товарищи, а может, заставят и тебя самого, что было бы мне только на руку, так как в этом случае ты еще и неприятностей по работе дождешься…
Словарный запас у этой нагловатой женщины был таков, что она могла говорить бесконечно, и если бы Павел не представил ее взору документы на автомобиль, дающие право собственности другому владельцу, то она могла бы говорить бесконечно, оскорбляя и унижая бывшего ей близким мужчину, а главное, наслаждаясь явным своим превосходством. Однако, как только перед ее глазами возник СВР, где все: модель и цвет, регистрационный знак и год выпуска, и даже в том числе указанный ПТС – соответствовали некогда числившемуся за ней транспортному средству, но теперь закреплялись совсем за другим человеком, она чуть не лишалась отведенного ей Господом дара речи, побледнела до невероятных оттенков и придала своему красивому личику выражение, разве что схожее с обманутым очаровательным демоном. Она хлопала прекрасными глазками, дышала так, будто вот-вот готова была задохнуться, тем не менее продолжала сохранять воинственную позицию, удерживая ладони на все еще восхитительной талии. В такой ситуации, единственное, что она смогла из себя выдавить, так это не совсем членораздельную фразу: