– Что?.. Что это такое?.. Но как ты сумел, ведь я никакого разрешения не давала?
– Да? Разве? – счел нужным нахмуриться отвергнутый муж. – А как же та генеральная доверенность, что мы оформили сразу после покупки? – здесь он, попавший в «сети» такой хитросплетенной ловушки, просто торжествовал, что хоть в чем-то оказался на голову выше вероломной супруги, и, продолжая дальше, позволил себе уже победоносную мимику: – Поэтому я взял на себя смелость воспользоваться переданным мне тобой правом и продал нашу машину, которую – если ты помнишь?! – я брал в кредит, пусть и на потребительский, не оставляющий в праве собственности следов, по совести же сказать, она заработана мной, а значит, и распоряжаться ею могу только я. Поэтому в этом случае ты можешь подавать в суд, искать там какую-то правду, но, поверь, она будет на моей стороне, а тебе – ха, ха! – ничего не «обломится».
Здесь недостаточно оказавшаяся хитроумной женщина, видимо поняв, что потерпела фиаско, схватив с пола собранные в сумку вещи, сопровождаемая своей верной подругой, готовой ради нее к любым, самым подлым и лживым, намерениям выбежала прочь из своей же, как она считала, квартиры, на прощанье лишь крикнув:
– Будь ты, скотина, проклят! Без меня все равно пропадешь!
– А с дома я никуда не съеду! – ответил ей вслед обманутый муж. – Я здесь прописан.
На следующий день, встретившись с адвокатом и проконсультировавшись у нее о совершенной без ее ведома сделке, Лидия отчетливо для себя уяснила, что так полюбившееся ей транспортное средство потеряно для нее навсегда. С этого момента, хорошо зная, что в договоре дарения прописано «…предоставить Аронову Павлу Борисовичу место жительства и постоянную регистрация, без права лишать его оговоренных привилегий…», дающее ему возможность беспрепятственно пользоваться жилплощадью, она решила сменить свою тактику и действовать более дружелюбно. С этой целью она стала убеждать, приводя множество всяких предлогов, освободить свою собственность добровольно, но бывший супруг был непреклонен.
***
Так прошел месяц, затем и второй. Супруги Ароновы жили раздельно, умудряясь, после всего с ними случившегося, сохранять вполне дружелюбные отношения. Молодая женщина даже пообещала, что немного подумает и – может быть даже! – вернется, простив бывшему мужу все его прегрешения. Как это не покажется странным, но она до сих пор умело скрывала свою любовную связь, справедливо решив, что необходимо сначала определиться с квартирой, а потом уже с «чистой» совестью дать Павлу «пинищем под зад». Вознамерившись такими коварными замыслами, Лидия продолжала встречаться с бывшим супругом, ходила с ним в кино и по ресторанам, позволяя, кроме всего прочего, беспрепятственно видеться с сыном, однако вместе с тем к своей своенравной особе, как она строго говорила: «До тела», отвергнутого мужа не подпускала, мастерски таким образом «подогревая» к себе интерес. Освобождение же им квартиры она объясняла следующим, как она была уверена, вполне правдоподобным предлогом: «Ты съедешь, покажешь, что меня по-прежнему любишь, и тогда я, если увижу, что это действительно так, разрешу тебе вернуться обратно, но жить дальше мы будем исключительно по моим правилам – и на моих только условиях».
Как это не покажется странным, но Павел, давно привыкший к выходкам капризной, лучше даже уточнить, взбалмошной женушки, ей и в этой раз полностью верил и не проводил в отношении нее никакого дознания. Тем не менее так было до поры до времени, и вот, раз проводя дома время за изучением страниц в интернете, он неосознанно еще для себя вспомнил, что знает пароль от странички любимой им женщины в социальной сети «Одноклассники», и решил проверить, чем же она живет все это время их вынужденного, как она уверяла, не вечно раздельного проживания. Стоит сказать, что поводом к этому послужило многочисленное наличие приватных подарков, полученных за последние несколько дней. Сердце мужчины в тот момент, когда он не «санкционированно» проникал в личную жизнь подлой красотки, бешено стучало, – нет! – скорее, просто колотилось от боязни увидеть там нечто, что полностью перевернет привычный уклад устоявшейся жизни. Правильно! Сомнения обманутого мужчины нашли быстрое подтверждение; и он увидел – все знаки внимания оказаны только одним человеком, – больше того! – они пользовались полной взаимностью, а посмотрев еще и их переписку, Аронов был уже полностью убежден, что ему не просто сейчас изменяют, а полностью предают и делают это вероломно, и притом невероятно коварно.
Кровь моментально хлынула в голову немолодого уже человека, заставив ее закружиться и приблизиться к грани, после которой у многих женщин наступает потеря сознания. Однако организм представителей сильного пола отличается некоторой более развитой стойкостью к защитным проявлениям подобного рода, поэтому Павел и не лишился чувств, но все равно какое-то время сидел словно потерянный, будучи не в силах осмыслить проявившийся факт одного из самых подлых предательств. Телефон так и продолжал оставаться в его руке, но он уже бессмысленно водил пальцем по сенсорному экрану, машинально получая более подробную информацию о человеке, получившим большее предпочтение его развратной супруги.
Укоров Константин Николаевич – человек, так интересовавший сейчас Аронова – в тот же самый момент, на снятой им же квартире, встречался со своею любовницей, которую, конечно, пророчил себе в ближайшем будущем в жены. Как это не покажется странным, но он был одного возраста с отвергнутым участковым, только, будучи коренным москвичом, сумел дослужиться до чина полковника и буквально только что примерил на себя мундир с новым званием, открывавшим перед ним огромные перспективы. Он был человек властный, самоуверенный, чрезмерно амбициозный и совсем не лишенный высокомерия, ставя свои личные интересы прежде всех остальных. Если коснуться его внешних данных, то они отличались такими признаками: тучным телосложением, в корне разнившимся со спортивным видом Лидочкиного супруга, где в сочетании с невысоким «ростиком» – под стать любимой им женщины – смотрелся вполне неуклюже; круглолицая физиономия, снабженная обвисшими щёками и полными причмокивающими губами вызывала некое отторжение, если не сказать отвращение; приплюснутый носик почти не был виден, а темно коричневые глаза не выражали ничего, кроме чрезмерного своенравия и напыщенности; маленькие ушки, как водится у таких людей, были плотно прижаты, на макушке имелась залысина, некогда густые черные волосы на боках и сзади начинали седеть и были уложены в короткую стрижку. Одет в эту минуту он был очень солидно, в блестящий, отливающий дороговизной материала, костюм, под кристально белую сорочку и яркий роскошный галстук.
На этот день у бывших супругов никаких встреч не планировалось, поэтому влюбленные «голубки» решили спокойно понежится в созданном полковником «гнездышке». Отправив из дома ребенка, – которому, к слову сказать, про все было известно, но он по настоятельному указанию распутной родительницы непоколебимо, а главное бездумно, продолжал покрывать эту развратную связь – они какое-то время предавались любовным утехам, а потом, вдоволь насытившись от похотливых желаний, перешли к обсуждению дальнейших коварнейших планов.
– Как же я тебя, Костик, люблю, – заговорила первой красавица, лежа в постели и поджигая себе сигарету, – причем со мной такое впервые, а до этого, ты не поверишь, я никогда никого не любила, и даже не знала, что такое любовь.
– Да? – «загорелся» Укоров глазами, также закуривая и любящим взглядом осматривая возлюбленную. – Ну, а как же «ментяра»?
– О чем ты говоришь? – возмутилась развратная женщина, презрительно сморщившись, – Кто ты – и кто «мент»? Он и в подметки тебе не годится, да и в сексе «дерьмо», а уж если быть до конца откровенной, то за него выходила, чтобы хоть как-то здесь зацепиться, – ведь я что? – приехала сюда неразумной девчонкой – ни кола ни двора! – и чуть было даже не скатилась до занятия проституцией, но тут вовремя подвернулся этот «лошара», который до безумия в меня втюрился, а женить его на себе – было нисколько даже нехитроумно, а являлось делом обыкновенной девичьей техники. Тебя же я как только увидела, так сразу и полюбила безумной, беззаветной любовью, не знающей ни границ, ни каких-то условных пределов.
Возможно, покажется удивительным, но этот себялюбивый и крайне продуманный в обычной жизни полковник, в присутствии этой сказочно привлекательной, но в то же время и вероломной пройдохи становился податливый, как неразумный телок, и верил каждому ее слову. Поэтому, наверное, и неудивительно, что сейчас он лоснился как мартовский кот, как бы теша себя надеждой от осознания того якобы факта, что своей крайне непривлекательной внешностью сумел сразить такую восхитительную красотку, притом ему было совсем невдомек, что эту коварную женщину интересует только свое собственное благополучие, ну, и разве что положение в обществе.
– Ты не представляешь, милая, как греют твои слова мои уши, – «мурлыкал» кадровый офицер, восхищаясь своим превосходством и наплевав на то, что разрушает семью, – поэтому перейду к другой части интересующего нас, надеюсь обоих, вопроса: когда мы уже наконец откроемся и станем жить вместе?
– Здесь сложно сказать однозначно, – проговорила Лидия, сморщив в задумчивости очаровательное лицо и вместе с тем продолжая сохранять сладостным голос, – ты же знаешь нашу ситуацию: мне совсем не хочется лишиться всего, что с таким трудом добивалась, ведь если бы не я – «хрен» бы этот «осел» чего заработал, притом я уже и так потеряла машину. Эх, жалко конечно… она мне так полюбилась, ну, да ничего – я надеюсь, что ты купишь мне новую, не менее роскошную и подходящую моему новому статусу, – жены штабного полковника.
Укоров открыл было рот, чтобы обнадежить любимую женщину, но ответить ничего не успел, так как в этот момент к ним в дверь постучали.
– Кто бы это мог быть? – искренне удивилась коварнейшая распутница, вскинув кверху прекрасные бровки. – Ребенку я сказала, чтобы пришел через час – уверена, он бы меня не ослушался.
– Вот сейчас и узнаем, – сказал бравым голосом офицер, вскакивая с кровати, укрывая голое тело халатом и одновременно туша сигарету.
– Нет! – воскликнула более осторожная Лидия. – Это может быть мой полоумный «бывший»! Кто его знает, что взбрело ему в голову, а рисковать имуществом и квартирой сейчас не хочу, тем более что он уже почти полностью в моей власти и почти согласился с моими условиями? Я открою сама, а ты оставайся в комнате, – сюда мы все равно никогда не заходим: общаемся с ним на кухне – я же по-быстрому его выпровожу: меня он продолжает слушать беспрекословно! – и дальше вернусь к тебе, и мы продолжим прерванные сейчас обсуждения.
– Ладно, – как бы нехотя согласился полковник, – только смотри – если что?! – я выйду и набью ему «морду».
– Нет! – гневно сверкнула бесподобными глазками рыжеволосая молодая авантюристка. – Ни в коем случае! Это полностью исключается: я сама во всем разберусь, поверь, я это делать умею.
Здесь вероломная красавица презрительно усмехнулась и пошла открывать, нисколько не сомневаясь, что это Аронов не выдержал долгой разлуки и под каким-нибудь благовидным предлогом «приперся» ее навестить. Так и получилось, только неожиданно инициатива ведения разговора была взята вновь пришедшим и, оказавшись в съемной квартире бывшей супруги, он, продолжая находиться в крайне взволнованном состоянии и не в силах унять нервную дрожь, почти прокричал, едва сдерживая просившийся из него яростный гнев:
– Где он?!
– Кто он? – старалась придать себе удивленный вид опешившая от такой неожиданной трансформации женщина. – Я тебя не понимаю?
– Да?! Действительно?! – практически рычал разъяренный, предательски обманутый муж, сравнимый разве с Отелло, или Венецианским мавром. – Я сейчас имею ввиду Укорова Костю, или у тебя есть кто-то еще?! – и, не дожидаясь ответа, сам направился прямиком в комнату развратной красотки, где до этого никогда еще не был и где сейчас находился разоблаченный любовник.
Когда он открыл плотно закрытую дверь, его взору предстал располневший полуголый полковник, пытающийся в спешке натянуть на себя брюки и «застрявший» на половине этого, в спокойных условиях, в принципе, совсем несложного, дела.
– Ах вот ты где, мерзкий разлучник! – закричал полицейский, направляясь сразу к врагу, тем более что и несколько плачевное положение того вполне к этому подвигало.
Так и не дав сопернику надеть на себя до конца брюки, натренированный боец-полицейский заехал ему мощную оплеуху по правой стороне головы, от которой у того, конечно же, помутилось на секунду глазах и, соответственно, «посыпались искры». Дальше, несмотря на то, что он и так имел явное преимущество в физическом плане, и продолжая использовать эту некоторую, а главное, так удачно возникшую скованность у выбранного противника, Павел обхватил того руками за уши и мощными ударом лба осуществил перелом переносицы, о чем тут же стало известно из характерного хруста и брызнувшей крови, перемешанной с самопроизвольно вырвавшимися слезами. Таким образом, этим стремительным натиском Константин Николаевич был лишен всякой возможности активно сопротивляться и оказать хоть сколько-нибудь значимое противодействие. Павел же, объятый неописуемым гневом и яростью, практически не помня себя и не осознавая в достаточной мере окружающей обстановки, повалил недруга на пол и продолжил избивать его в дальнейшем, уже конечно, лежачего, интенсивно колотя массивными полицейскими «берцами».
В таком состоянии он бы, несомненно, его убил, о чем, без сомнения, горько жалел бы впоследствии, вместе с тем сейчас ему было все равно и он готов был к любым последствиям. Однако он также не знал, что, на его беду, хотя, скорее, может, на счастье, в этот же самом подъезде и на этой же самой лестничной клетке изволил проживать представитель Росгвардии, или по простому омоновец. Именно к нему и устремилась не рискнувшая сама лезть в этот конфликт отчаянная и вместе с тем роковая красотка. По невероятному стечению обстоятельств тот оказался дома, а не в какой-нибудь своей очередной дальней командировке и, узнав, что случилось, сразу же откликнулся на призывы о помощи, поступающие от перепуганной молодой и красивой женщины. Как оказалось, он служил уже довольно давно и был опытным в таким делах полицейским, а потому и был уверен, что малейшее промедление в такой ситуации может обернуться страшной трагедией. Поэтому и не одеваясь, а как был, в трусах и тельняшке, бросился в соседнюю, смежную с ним, квартиру.
Оказавшись в центре явно не поединка, а жестокого избиения, военнослужащий вмиг оценил ситуацию и ринулся пресекать, как не говори, противоправные действия. Специфика службы участковых и представителей службы ОМОНа значительно разная, таким образом и неудивительно, что тот, применив лишь пару приемов, легко смог справиться пусть даже и с разъяренным, но все-таки менее подготовленным полицейским и лишил его возможности к преступной активности, сковав по рукам и ногам липкой лентой, любезно предоставленной ему нынешней, разумеется временной, хозяйкой этой квартиры.
***
В последующем ей пришлось вызывать скорую помощь, априори полицию, что привело к обнародованию всей ее двойной жизни и, естественно, лишило всяких шансов по взаимному договору, как бы сказать «безболезненно», завладеть общей с бывшим мужем жилплощадью. Затем пошли затяжные разбирательства как уголовные, так и гражданские, где у действующего сотрудника внутренних органов появилась реальная перспектива оказаться в местах «не столь отдаленных». Он, конечно, рьяно сопротивлялся, даже смог переманить на свою сторону несовершеннолетнего сына, который, попав под жесткий прессинг военного полковника-отчима, с радостью согласился пойти на сделку с отцом, где они провернули отчаянный план…
Однажды, когда папа пригласил двенадцатилетнего мальчика посетить кинозал, а после просмотра фильма и состоялась их невероятно вероломная, но где-то справедливая сделка. Ребенок, выглядевший соответственно возрасту, был полной копией своего красавца родителя, но имел также еще и некоторые черты, доставшиеся от матери. Выйдя из кинозала, где Алеша – так звали этого юного отпрыска – сидел с удрученным видом, самые что ни на есть близкие люди направились к дорогой иностранной автомашине, так и продолжавшей пока находиться в полноправном ведении отвергнутого супруга, и, удобно разместившись в салоне, перешли к обсуждению очень волнующей их двоих темы.