Полковник трех разведок - Сушинский Богдан Иванович

Богдан Сушинский

Полковник трех разведок

© Сушинский Б.И., 2021

© ООО «Издательство «Вече», 2021

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021

ООО «Издательство «Вече»

http://www.veche.ru

Часть первая

Москва. Ресторан отеля «Националь».

Апрель 1961 года

…Да, теперь уже окончательно стало понятно, что на условленную встречу «новообращенный» агент Алекс безбожно опаздывает. Однако весь опыт общения сотрудника британской разведки МИ-6 Гревилла Винна с русскими подсказывал ему: волноваться пока что не стоит, поскольку опоздание на пятнадцать, а то и двадцать, минут считается у них чуть ли не проявлением хорошего тона.

Причем походя бравадно брошенное русским оправдание: «Дела, знаете ли, дела!..» не имело ничего общего с извинительным объяснением джентльмена, смущенного собственной бестактностью. Скорее наоборот, всегда и во всех случаях оно таило в себе наглую демонстрацию перед иностранцем исключительной деловитости «предельно занятого человека», и служило неизгладимым признаком то ли пресловутой «широты русской души», то ли сугубо русского, с кровью и генами впитанного разгильдяйства.

Впрочем, время от времени посматривавшего на часы «крупного британского бизнесмена», каковым Винн должен был представать перед научно-техническим бомондом России, занимали сейчас не особенности русской национальной этики, а повадки сразу двух, пусть и конкурирующих между собой, русских спецслужб: Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных cил, и отдела внешней разведки Комитета госбезопасности при Совмине СССР[1].

То есть все тех же приснопамятных ГРУ и КГБ, извечных кошмаров любой иностранной резидентуры. Тем более опасных, что в стремлении профессионально подставить друг друга эти спецслужбы нередко вмешивались в операции «соседней конторы», – срывая их, провоцируя агентов, организовывая дополнительные слежки и проверки… Словом, превращая мнимое сотрудничество в откровенную «подспудно-ведомственную», как любили выражаться по этому поводу русские эмигранты из «забугорных радиоголосов», войну компроматов.

Вот почему каждая просроченная минута появления в ресторане московского отеля «Националь» его нового подопечного, агента Алекса, стоила внешне сдержанному, почти чопорному британцу сомнений и нервов: вдруг что-то пошло не так?! Вдруг само это «вербовочное» рандеву проходит под «колпаком» агентов наружной слежки?

Винн прекрасно понимал, что вся операция находится на грани «арестного» провала. Следовательно, все еще пребывая при здравом уме и собачьем чутье, он уже сам обязан был свернуть её, но…

В том-то и дело, что встреча должна была состояться во что бы то ни стало. Ради нее он, собственно, и прибыл в Москву в составе группы «дружественных», как сообщала советская пресса, бизнесменов, жаждущих прямо сейчас, в апреле 1961 года, налаживать контакты с русскими научными учреждениями и предприятиями, в том числе – что придавало поездке особую пикантность – оборонно-технического комплекса.

И поскольку появилась эта делегация под очередной широкий пропагандистский жест правителя Хрущева: «Мы открыты миру – для мира и сотрудничества!», то и слишком навязчивого внимания спецслужб британские промышленники пока что не ощущали. Во всяком случае, не должны были ощущать. Все-таки речь шла о престиже СССР, «самой демократической страны мира», страны то ли «победившего», то ли просто «развитого социализма», а значит, следовало держать марку.

Судя по всему, на фоне этой пропагандистской шумихи, парни из ГРУ и внешней разведки КГБ получили жесткое указание: не мозолить глаза, не провоцировать, не наседать. Словом, не подставляться. И, похоже, что пока что эти волкодавы вроде бы ведут себя сдержанно. Вопрос: надолго ли хватит у них терпения.

Посетителей в этот предобеденный час в ресторане было не так уж и много. Другое дело, что они постепенно прибывали. А поскольку просто так, «с улицы», попасть в этот элитный ресторан интуристовского отеля ни один «простой советский труженик» не мог, то появление каждого нового то ли иностранца, то ли тщательно маскирующегося под него клиента сразу же порождало у Гревилла чувство некоего психологического невосприятия: «Это еще кто такой?! И вообще какого дьявола?!»

«Нет, в самом деле, – уже начинал понемногу нервничать британец, – не слишком ли здесь людно? И почему все-таки задерживается этот чертов агент-полковник, еще формально не завербованный, но уже известный «узкому кругу посвященных» британской разведки под оперативным псевдонимом Алекс?!»

Хотя, с другой стороны… Мало ли к кому и какой именно интерес может проявляться у него, британского подданного Гревилла Винна, владельца-основателя двух крупных компаний: «Мобайл экзебишен лимитед» и «Гревилл Винн лимитед». Причем компаний не фиктивных или сугубо декоративных, созданных исключительно ради агентурного макияжа, а вполне реальных, поддающихся любой глубинной проверке, а потому служивших ему почти что идеальным прикрытием.

Правда, хотелось бы верить, что у русского полковника тоже хватит ума подстраховаться хотя бы кивком головы своего шефа, маскируя встречу с англичанином попыткой то ли его, «буржуя проклятого», самым наглым образом завербовать, то ли самому столь же лихо подставиться под вербовку.

Впрочем, нынешний шеф Олега Пеньковского и не обязан был вникать во все тонкости «операций под прикрытием», к которым причастен этот полковник ГРУ. Выступавший к тому же с прошлого года в качестве, – не мог не воспользоваться своей записной книжкой британец, – «старшего эксперта, заместителя начальника Иностранного отдела Управления внешних сношений Государственного комитета при Совете Министров СССР по координации научно-исследовательских работ».

Винн десятки раз перечитывал это «должностное титулование», однако запомнить его так и не смог. По поводу чего всякий раз чертыхался, убеждая себя, что только русские способны не только придумывать себе столь безумные должностные определения, но и каким-то образом воспринимать их!

Другое дело, что в «подноготной» этой должности, особенно в последней части её – «по координации научно-исследовательских работ», как раз и скрывался тот буйный интерес, с которым шефы Винна бросили его на вербовку полковника Пеньковского. Причем оформлять это «привлечение к сотрудничеству» следовало немедленно, нахраписто, любой ценой. Не скупясь при этом ни на обещания, ни на «милый, дозированный» шантаж.

Словом, важен был результат, а все прочее в ходе этого процесса – значения не имело. Ничего не поделаешь, вся жизнь агента разведки проходит в двойной игре на фоне шпионских декораций. Причем чувствует себя при этом шпион, как пехотинец, застрявший во время артиллерийской дуэли где-то на нейтральной полосе, где никогда не знаешь, каким именно снарядом – вражеским, но открытым и явным; или же своим, но подлым и предательским, – накроет тебя в следующую минуту.

…Ага, вот и сотрудник британского посольства Чизхолм, со своей женой Дженет-Анной, уже здесь! Хоть какое-то прояснение ситуации. И вместе с ними – увешанный сумкой, двумя фотоаппаратами и диктофоном, – корреспондент газеты «Файнэшнл таймс». Ну что ж, их появление было предусмотрено планом окончательной, теперь уже официальной, вербовки Пеньковского. Мало того, в случае попытки его, Винна, ареста, эти люди обязаны были вмешаться и, самим присутствием своим угрожая советским спецслужбам громким международным скандалом, всячески привлекать внимание обслуживающего персонала «Националя» и его посетителей.

В самом деле, появление здесь корреспондента влиятельной зарубежной газеты, прибывшего специально для того, чтобы освещать работу в Союзе делегации представителей британских деловых кругов, должно было психологически давить на кагэбистов. И, несомненно, давило бы, если бы не доведи господь… Однако пока что главным персонажем конфуза становился он сам, Гревилл Винн, потому как полковника Пеньковского всё не было и не было. А требование шефов из МИ-6 звучало жестко: встреча должна состояться при любом раскладе!

Потом уж, дескать, как сложится, в зависимости от ситуации и возможностей агента. Но эта, первая, вербовочная, встреча сорваться не должна была. В конце концов, это он, Гревилл Винн навязал русского полковника и британскому резиденту в России, и руководству британской внешней разведки.

Москва. Конспиративная квартира в ведомственном доме Совмина. За день до встречи полковника Пеньковского с британцем

– Если я все правильно понимаю, полковник, у вас предвидится очередная командировка за рубеж.

– Судя по всему, предвидится. Только загадывать по этому поводу страшновато.

В этот раз «сексуальные услады», как по-домостроевски именовала их постельные развлечения сама Миледи, оказались какими-то нервными, суетными и, по существу, скомканными. Все предыдущие встречи эта степенная, ухоженная, с почти прирожденными аристократическими манерами женщина умудрялась превращать в некий салонный ритуал «в стиле парижских куртизанок».

Однако на сей раз Тамила Эдуардовна Курагина, как по паспорту именовалась эта рослая, прекрасно сложенная тридцатилетняя брюнетка, сразу же уловила «состояние души и плоти» своего партнера; только поэтому-то и позволила полковнику брать себя в походном темпе, как зажатую в подворотне дворовую пигалицу.

Впрочем, к чести Миледи, «подзаборный наскок издерганного, загнанного муштрой новобранца», в роли которого представал сейчас полковник, так по-настоящему и не возмутил её. Опытная «дива постельных подмостков», она прекрасно понимала: даже такие, вот, казалось бы, сугубо эпизодические секс-роли, в стиле театральных «кушать подано», тоже нужно отрабатывать профессионально и с полной отдачей.

– И как скоро эта самая поездка может случиться?

Курагина позволила мужчине отдышаться, а главное, пригасить в себе волну сексуального «похмелья», о муторных наплывах которого многие энтузиастки порно-фронта попросту забывают, эгоистично предаваясь собственной чувственности; и теперь старательно пыталась возвращать их разговор в сугубо деловое русло.

– В ближайшее время. Точную дату я не имел бы права назвать, даже если бы знал её.

– «Даже если бы знал» – вот как? Исчерпывающе. Но и я тоже не решилась бы требовать от вас точной даты, полковник. «В ближайшее время» – этим все сказано. Как принято говорить в таких случаях, я – «девушка с понятиями». Кстати, со мной вы можете быть предельно откровенным. Во всех смыслах, темах и… позах. Тем более что с некоторых пор мы с вами оказались приписанными к одному ведомству, отсиживаем свои трудовые будни в одном здании, а значит, коллеги. Причем теперь уже – не просто коллеги…

– Призыв к откровениям – это к чему? Пытаешься убедить меня, что на КГБ не работаешь?

Предложив Пеньковскому обращаться к ней на «ты», сама Курагина так и не решилась перешагнуть барьер вежливого чинопочитания, продолжая обращаться к своему новому мужчине на «вы» и через «полковника».

– Работаю конечно же, – с томной ленцой, закинув руки за голову, потянулась и поиграла мышцами оголенного живота Курагина. – Как и вы, полковник того самого ГРУ, в котором все те же кагэбисты тоже пытаются властвовать.

– Смелое признание.

– Я бы даже сказала: «мужественное».

– И какими же порывами душевными оправдано?

– Только желанием довести до вас, полковник: да, работаю, но не по вашу душу. Так что на этом фланге всё спокойно, диверсионного прорыва не предвидится.

– Хотелось бы верить.

– Если же в общем… У нас в управлении все друг на друга стучат – кто в ГРУ, кто в госбезопасность, кто в партком, а кто и во все три инстанции сразу. Причем стучат не зло, без изобличительного фанатизма, исключительно по долгу службы. Эдакое милое сообщество невраждующих сексотов[2].

– Очень уважительное определение.

– Правда, одно уточнение: стучат все кроме меня.

– Почему «кроме»? Явный непорядок

– Обычно в подобных случаях я отвечаю гениальной отговоркой моей племяшки: «Потому что… – вот и все!». Но поскольку сегодня, во время пятой встречи, я почувствовала, что наши отношения могут оказаться значительно прочнее банальных «сексуальных услад от случая к случаю», отвечу обстоятельнее. В качестве «подсадной» в собственном коллективе я для конторы никакого интереса не представляю.

– Странно, один из сотрудников госбезопасности уверял меня в хмельном угаре, что существуют «потенциально диссидентские» коллективы со стопроцентным охватом внештатной агентурой. Можешь представить себе этот «террариум смертельно ядовитых сексотов»?

– Могу. Такие коллективы наверняка существуют. Не исключаю даже, что наш отдел – один из них. Просто парни из «конторы» почему-то решили, что роль «сексотихи» для меня мелковата. Как я уже сказала, в этой роли я не представляю для них интереса.

– А в качестве кого… представляешь? И заметь, это уже не просто любопытство.

– Поскольку все равно узнаете, решаюсь…

– Лучше всего, – перебил её Олег, – сразу же решайся на «чистосердечное признание, при явке с повинной».

– Настоящий интерес для конторы я представляю только в одном, но по своему уникальном, качестве – секс-агента внешней разведки КГБ.

Она сообщила об этом ровным, спокойным голосом, как сообщала бы о самой обыденной профессии. Другое дело, что самому Пеньковскому понадобилось несколько мгновений, чтобы как-то «переварить» его. Но лишь для того, чтобы малодушно уточнить:

– Что, так уж и «секс-агента»?

– Что для вас нового в этом термине, полковник? – интеллигентно окрысилась Курагина. – Что вас удивляет?

– Сам термин. Нам, в ГРУ, давно известно, что КГБ активно использует в своей работе, особенно с иностранцами, в туристических отелях и во всевозможных круизах «ночных бабочек»…

– Или «долларовых подстилок».

«А также «интуристовских профур», «негритянских блядюжек», «продажных вафлисток» и т. д. и т. п.» – мысленно продолжил перечень сальных, сугубо казарменных ярлыков полковник. Сама виновата: «не фик» провоцировать. Однако вслух произнес:

– Только не припоминаю, чтобы приходилось слышать такое выражение «секс-агент».

– Понимаю: для грушников оно звучит слишком интеллигентно.

– …Тем более – из уст самого секс-агента, – упорно пытался избежать конфликта Пеньковский.

И женщина благоразумно приняла его условия. Хотя и поразилась тому, что полковник удивился всего лишь термину, а не сути её занятий.

– Надеюсь, вводить вас в тонкости этой моей службы – необходимости нет?

– Ни в коем случае.

– Как и предупреждать о неразглашении.

– К черту формальности, – решительно объявил полковник.

– И не рассчитывайте, что стану тушеваться по этому поводу, а тем более – оправдываться.

– Не вижу никакого смысла. «Грудь на алтарь Отечества» каждый возлагает, как может.

– Точнее, в нашем случае, как прикажут. Да и возлагать на алтарь, нам, женщинам, приходится, извините за натурализм, не только, и даже не столько, грудь, – в самом деле, не стала ни тушеваться, ни оправдываться Курагина, – а совершенно другую часть тела.

– Воистину – излишний натурализм, – едва заметно поморщился Пеньковский. – Однако на связь со мной тебя толкнуло не призвание секс-агента внешней разведки?

– О, нет, на этой ниве я – исключительно по зову женского естества. Но пусть вас это не радует. Влюбленные женщины коварнее и расчетливее любых, самых изощренных секс-агентов. Впрочем, о наших связях в конторе пока что не знают, у них там и без меня проблем хватает. К тому же вы у нас человек сто раз проверенный и перепроверенный.

Произнеся это, Курагина включила настольную лампу на своей тумбочке, взглянула на часы и неспешно, грациозно, словно русалка из озерного мелководья, выбралась из греховного ложа.

– Труба зовет, бьют барабаны и боевые кони ржут. Или «ржат»? Словом, заговорились мы тут с вами, полковник. А мне пора… В душ я, как всегда, врываюсь первой, причем исключительно для освежения плоти, – бросила на ходу. – Более основательно займусь собой дома.