Рита Харьковская
Миры и Судьбы. Книга первая
Пролог
Душа сидела у ног Создателя и пыталась поймать его взгляд …
Создатель отводДуил глаза и хмурился, от чего в небе начинали клубиться черные облака и проблескивали молнии …
Это не была юная Душа, стремящаяся в мир, еще надеющаяся не только испытать боль, но и познать плотские радости …
Душа уже прошла шесть реинкарнаций и помнила, что мир полон злобы, ненависти, предательства, непонимания, и компенсировать боль простыми радостями бытия сложно …
Душа знала (впрочем, как и все Души), что в мир ее отправляют для искупления чего-то недопонятого, недоработанного, но втайне надеялась, что ее призвали к Создателю с иной целью, хотя помнила, чем заканчивались все предыдущие встречи у трона …
Создатель наконец-то опустил взор, и Душа погрузилась в бездну его глаз …
И осознала неизбежность уготованной ей участи …
Изумрудные глаза, опушенные длинными ресницами, затуманили слезы …
Создатель со вздохом, полным боли и сопереживания, протянул руку и погладил белокурые кудри:
– Я буду ждать тебя … это в последний раз.
Легкое прикосновение пальцев ко лбу, и Душа закрутилась – завертелась в калейдоскопе событий, прошлых и грядущих, и утратила возможность думать и чувствовать …
***
Юная женщина, еще почти девочка, всего-то восемнадцати годов отроду, лежала в родильном зале районной больницы рабочего города и смотрела, как за окном просыпалось утро…
Это было третье утро ее мук и страданий.
Жизнь, ею зачатая, никак не хотела приходить в этот мир, тело изболелось, мозг уже перестал адекватно воспринимать реальность, она хотела только одного, чтобы это существо, раздирающее ее нутро, наконец-то оказалось снаружи, и всё равно – живым или мертвым, пусть просто освободит ее.
В мозгу роженицы, наплывая одна на другую, клубились мысли…
Ребенок, на которого возлагались такие большие надежды, их не оправдал …
Красавец муж, картежник и бабник, душа компании, местечковый бард, утратил к ней интерес, как только добился своей, мужской, цели. Их свадьба была фарсом, единственной возможностью добраться до вожделенного тела гордой красавицы, воспитанной грузинской семьей, со всеми установками, запретами и указаниями, свойственными этому народу …
Ее муж отправился к очередной пассии, более сговорчивой, ровно через три месяца после бракосочетания, но в ней уже теплилась новая жизнь и она отчаянно надеялась, что эта новость вернет мужа в семью …
Надежды не оправдались …
Совсем скоро она узнала, что "разлучница" тоже носит под сердцем его ребенка …
Вся ее беременность пошла в полуистерике-полуненависти и к мужу, и к тому, кто растет в ее чреве …
Муж отмалчивался, отмахивался от нее, как от надоедливой мухи, и снова, каждый вечер, уходил к другой.
***
Две неразлучные подружки, Верунчик и Аннушка, санитарки родильного отделения, шли на работу, не выспавшись и не отдохнув, а потому пребывая в не самом лучшем настроении… Вчерашний вечер они провели с новыми кавалерами, от души натанцевавшись и изрядно выпив портвейну, нацеловавшись на парковой скамейке и добравшись до дому на рассвете …
– Надеюсь, эта лупоглазая корова уже разродилась, -изрекла Аннушка.
– Угу, вот уж послал кому-то Бог зиллячко, – захихикала в ответ Верунчик.
Яркое июльское утро радовалось жизни!
Многоголосый щебет птиц, аромат цветущей липы, синее небо и лучи солнца – все славило и благословляло Жизнь! … все, кроме распростертой на пропотевших и пропитанных болью простынях, юной женщины.
Никем и ничем неконтролируемые мысли клубились в затуманенном мозгу:
«Когда, когда это дитя покинет мое тело!? Когда?! Когда я стану снова свободной, юной и стройной?! Будь проклят тот день, когда я увидела твоего отца! Будь проклят тот миг, когда мы зачали тебя!!! Уйди! Дай мне покоя!!!»
Верунчик и Аннушка приняли смену и вошли в родилку.
Лица вытянулись у обеих, когда они увидели роженицу, встречи с которой так стремились избежать.
– Вот это номер! А ты еще тут?!– удивилась Аннушка.
– Давать научилась, а рожать не умеешь,– захихикала ей в ответ Верунчик.
– Не, надо что-то делать, а то эта корова ребятенка таки удушит, – подруги переглянулись и пошли к сестре-хозяйке просить помощи.
Через полчаса санитарки вернулись в родзал.
Лица у них раскраснелись и слегка лоснились. Внимательный наблюдатель понял бы, что сестра-хозяйка не только подсказала им выход из ситуации, но и накапала по соточке спиртику, дабы задуманное свершилось, как положено, без раздумий о последствиях …
Новейшая льняная простыня была сложена вчетверо и "родовспомогальщицы" подошли столу … Юной женщине было безразлично, что и как они собираются делать, затуманенный многосуточной болью мозг отказывался думать о чем-то другом, кроме одного: «Пусть это закончится", а потому дюжие санитарки наложили простыню на живот и дружно присели, оторвав ноги от пола …
Душераздирающий вопль раздался на всю больницу, и ребенок, разорвав лоно матери, пулей вылетел в мир…
– Эй, мамаша! У тебя девочка! – попытались как-то приободрить роженицу санитарки.
"О Боги … еще и девка", – подумала юная мать: «Если бы сын» …
– Уберите ее от меня!– и она отвернула лицо от своей новорожденной дочери …
В это время Верунчик и Аннушка рассматривали девочку …
– Давно я не видела такого красивого младенца,– сказала Аннушка.
– Посмотри, какие ресницы … и глаза … зеленые… только почему она молчит? – отвечала Верунчик.
В палате раздался плач…
Даже не плачь – вой испуганной насмерть Души, которая знала, что с ней было, и видела, что будет …
Санитарки испуганно переглядывались и решали, кому бежать за врачом.
… припозднившийся Ангел-Хранитель подлетел к тельцу малышки и легонько прикоснулся крылом к ее губкам … плачь тут же утих … потом так же легонько Ангел коснулся ушек девочки и она перестала слышать голос Создателя … напоследок Ангел пощекотал затылок ребенка, и она забыла все, что с ней было в прошлых жизнях и все, что ждет ее впереди …
Ангел поцеловал ее в лоб и прошептал: «Не бойся, малышка, я всегда буду рядом», – легкий ветерок приподнял занавеску на окне …
Ангел улетел…
…в мир пришла новая жизнь ....
Часть первая. Ольга
Глава первая
… у затянутого паутиной изморози окна, на шатком венском стуле с высокой спинкой, неизвестно как сюда попавшем, накинув на плечи клетчатую шаль, сидела старуха … Спина ее была все еще прямая, в параллель со спинкой стула, только плечи слегка ссутулились, как будто подались вперед. Черные кудри, все еще густые, лишь кое-где прорезала паутинка седины …
Комната была крохотная и холодная. Убогое жилье в барачном доме, отапливаемое печкой, жара которой не хватало даже на то, что бы растопить иней на окне …
На коленях старухи сидела трехлетняя девочка. Она дремала, прижавшись к теплой груди прабабки, заботливо укутанная в конец шали …
… на спинке стула примостился Ангел …
Старуха не сразу заметила его, или сделала вид, что не замечает, Но пауза уж слишком затянулась, дальше играть в молчанку было глупо и старуха, слегка повернув голову, так, чтобы не разбудить правнучку, сказала с нарочитой грубостью:
– Привет пернатый. Что то давненько тебя не было … ну давай, рассказывай, как там, в миру? что нового? чем порадуешь? …
Ангел смущенно начал оправдываться тем, что дел невпроворот, что людей под его опёкой много и с каждым годом становится все больше, что страна окончательно выкарабкалась из послевоенной разрухи и жить становится все лучше и лучше …
Старуха, обведя взглядом убогую комнатенку, проворчала чуть слышно:
– Угу … все лучше и лучше … а как же … по нашей семье это очень хорошо заметно.
Ангел возмущенно вздрогнул крыльями:
– Ну, Ольга, ты не обобщай, не моя вина, что вы оказались в этой …гм … в этом … да как же сказать-то поправильней? В общем, в этом доме!
– Не твоя? А чья же? – удивилась старуха:
– Ты Ангел нашего рода, почему же допустил такое?!
– Неужели ты не понимаешь, что я могу направить, указать, подсказать, но не могу заставить кого-то поступать, так или иначе.
Ангел горячился и вздрагивал крыльями:
– Человек всегда сам делает окончательный выбор, и заставить его не в силах никто.
– Так уж никто?
– Никто! Ты вон смогла заставить свою внучку поступить так, как ты считала правильным?
Старуха молчала, только горестно вздыхала, поглаживая рукой белокурую головку правнучки …
– Ну, это совсем другое дело, – снова вздохнула она:
– У внучки моей бешеный нрав, ею не покомандуешь … и в кого только пошла такая?
Ангел незаметно улыбнулся и промолчал, укутавшись крыльями …
В доме заметно похолодало, нужно было добавить дров в прожорливую печь …
– Подержи ребенка, а то печь совсем потухнет, замерзнем к черту …
Ангел поморщился при упоминании лукавого, но взял, по-прежнему спящую, малышку и укрыл ее крыльями, начав что-то напевать на незнакомом языке …
– Ну, давай, давай ее мне … ишь, размурлыкался, – улыбнулась старуха …
Печь затрещала, разгораясь, по дому снова пошло ласковое тепло …
– Рассказывай, с чем прилетел, тебя ведь просто так не дозовешься,– спросила старуха.
– Да вот, захотел проведать, узнать, как вы поживаете, как девочка? Надеюсь, имя вы ей уже дали? до скольки она у вас в "малышках" ходила? месяцев до четырех?
– До пяти, – потупилась старуха, и тут же возмущенно вскинула голову:
– Ну а что ты хотел? Внучке моей, ее матери не до того было! роды тяжелейшие, еле-еле оклемалась, а едва малышке исполнилось три месяца, как прирезали ее папочку …
– Как прирезали? – удивился Ангел
– Ну а то ты не знаешь …
– Не знаю … я же ваш ангел, а не его.
– Ну не знаешь, так слушай: через три месяца после рождения нашей девочки, родила и зазноба ее папашки … тоже девочку … изрядно пьяный, он возвращался из роддома домой, начал скандалить с какой-то подвыпившей компанией и получил ножом в бок … три дня промучился и отошел …
– Не знал – не знал … А как же вы восприняли все эти события?
– Да мне было как то все равно, – безразлично пожала плечами старуха:
– А вот внучка … не скажу, чтобы радовалась … нет … но вздохнула с облегчением … Знала, что жить вместе не будут, а вот клеймо разведенки ее пугало … а так – вдова … мало ли нас, вдов, на свете горе мыкают …
– Ну да Бог и с ним … рассказывай про девочку. Какое имя дали?
– Регина.
– Ого … красивое имя … а как мать его восприняла? – Ангел снова спрятал улыбку в крыльях.
– Бушевала и топала ногами, – криво усмехнулась старуха:
– Орала, что имя девчонке " дунька с мыльного завода ", что плебейка она, как и ее папочка.
– Ну а ты?
– А что я … успокоила подзатыльником и объяснила, что дочь не выбирала ни себе отца, ни ей мужа … ты же меня знаешь, – старуха лукаво улыбнулась, совсем как в юности
– Да уж знаю … А родители ее отца?– Ангел кивнул головой на девочку:
– Что, совсем не помогают?
Старуха снова тяжело вздохнула:
– Да они и рады бы помочь. Сразу после рождения предлагали забрать девочку, что бы воспитывать в своём доме, и после приезжали, хотели деньгами помочь.
– Ну и что?
– А ничего … девочку, как видишь, не отдала, свекров на порог не пустила, денег у них не взяла. Сказала, что сама справится и подачки ей не нужны. Вкалывает на двух работах, чтобы как-то свести концы с концами …
– И что, больше не приезжали дед с бабкой?
– Нет … тут, понимаешь, как вышло-то. После того как погиб их сын, зазнобушка его с радостью сбагрила им свою дочь и завербовалась куда то на Север … так что есть теперь им и кого тетешкать и кого воспитывать. А мы вот так … сами выгребаем,– женщина опустила голову и надолго замолчала …
Старуха, очнувшись от невеселых дум, взглянула на Ангела:
– Ну ладно, поговорили, а теперь к делу:зачем явился?
– Узнаю свою Оленьку, – заулыбался Ангел, – все такая же, деловитая и прямая …
Он помолчал немного и враз посерьезнев, сказал:
– Ольга, тебя скоро призовут, и ты должна объяснить малышке кто она и откуда. Как я понял, мать ее этого делать не станет.
Старуха горестно всплеснула руками:
– Да как же так, на кого я их оставлю? когда?
– Время у тебя еще есть, может год, может и больше, но ты не тяни … рассказывай.
– Да что рассказывать-то? Она же кроха совсем, ничего не поймет!
– Не поймет, – согласился Ангел, – Но запомнит … память то у нее хорошая?
– Хорошая, – заулыбалась старуха, – Царя Салтана тарабанит без остановки.
– Ого! – удивился Ангел, – Ну тогда ты не откладывай в долгий ящик, рассказывай … а я полетел, дел еще много … скоро увидимся, я еще загляну … до того как …
Ангел растворился жемчужной дымкой.
Старуха вздохнула и начала свой рассказ …
Глава вторая
… Ольга была последним ребенком и единственной дочерью в семье богатого скотопромышленника и землевладельца. Ее отцу, за заслуги перед Отечеством, было пожаловано дворянство, но дворянство это не было наследственным, а потому высокопородная знать, у которой часто за душой были одни долги, посматривала на него свысока, и вынуждено принимала в своем доме.
Отец Ольги только посмеивался в пышные усы и знал, что ни ему, ни его пятерым, уже достаточно взрослым, сыновьям это дворянство и титулок абсолютно не нужны. Огромные земельные угодья, стада племенного скота и табуны лошадей давали ему право быть вхожим туда, куда он хотел, а его титулованных соседей вынуждали его принимать с радушной улыбкой, цену которой он прекрасно знал …
Дворянство было нужно ради Оленьки, в которой он души не чаял. Дворянство давало ей возможность выйти замуж по любви, за того, кого выберет ее сердце …
Старшие сыновья уже определились в жизни, обзавелись собственным делом и, некоторые, семьями.
Его первенец не захотел работать на земле и управлять поместьем. Создав практически с нуля свой торговый флот, он гонял баржи с пшеницей в самые дальние уголки России и в Европу. Его дело процветало, унаследованная от отца хватка и чутье на успешность, вскоре сделали его состояние огромным. Он женился по любви (ну и немного по расчету) на дочери текстильного магната, приумножив и без того немаленькое состояние, и в любви и взаимопонимании уже растил двоих сыновей-погодок.
Второй сын стал правой рукой отца, учился управлять имением, ездил по всему миру и закупал и продавал племенной скот и породистых скакунов. Дела шли все лучше год от года. Второй сын уже посватался к дочери соседа-землевладельца, и на осень планировалась свадьба.
Третий сын нашел себя в служении Богу. Хорошее образование, вначале светское, а затем и церковное, и немалое пожертвование в церковную кассу и непосредственно епископу, помогли ему стать настоятелем вполне приличного прихода в одном из волостных городов неподалеку от родительского гнезда.
Четвертый сын, успевший полюбить далёкое и неведомое море, посвятил себя воинскому делу и был определен в Морской Кадетский Корпус.
Младший сын, Стефан (он станет непосредственным участником описываемых событий, а потому не упомянуть его имени мы не можем) был книгочей и страстный любитель наук, весь смысл жизни которого сводился к познанию нового и неизведанного. Когда Ольге исполнилось восемь лет, отец отправил его в Сорбонну, куда юноша стремился всей душой …