Кто куда: кто за невидимым достославием спускается в мрачные недра игрушечных коловертей мегаполисов, а кто пересекает жаркий океан из пустынных барханов, по кусочкам растворяясь в прохладе собственных тел. Кто зачем тянет полуденный жребий на последующее отпевание собственных физических регалий. И многие из работяг-логистиков и мечтателей-тружеников понимают впоследствии, что оно, это стремительное движение вместе с блистающими плюшками – суть иллюзия, подобная сновидению. И после подобных дум, все становится еще более смешным».
Она посмотрела на Мисту С, тот, казалось, бездумно вращал белками глаз, посматривая то на облачко перед собой, то на свои руки, то на запястья Назидателей, которые были покрыты какой-то чешуйчатой корочкой. Тем временем перистое Вдохновение мерно покачивалось на прозрачной, воздушной подушке, призывно завлекая погрузиться в свои цветастые материи. Ну чтож, ничего другого не оставалось и пара из Лагуны принялась внимательно следить за «кроссвордом».
Назидатели положили на столешницы листы с ручками и удалились в заднюю часть залы, из которой не доносилось ни единого звука. Не мешать созерцанию – главное условие для успешного завершения данного предприятия.
В облаке стали просматриваться призрачные, ровные квадраты для букв и прямоугольники для слов, но через мгновение все оно исчезло, оставляя за собой лишь тонкие структуры переливающегося облака.
Диане пришло в голову: «Не думай, просто наблюдай и записывай». Ее ручка начертила первый значок. Видение перистого великолепия постепенно сменялось на предметно-образное выражение, возводя из нежной невесомости сего города разнокалиберные идеи и мысли. Картины эти были в равном соотношении перевернуты в направлении льющегося отовсюду мерного звука, напоминавшего то наилучшее, что сходило с небесных гладей за неимоверно долгое течение космических бдений.
Появились насыпи умиротворяющих кадров из детства и возможного будущего. Мелькали полупрозрачные люди и слова: все это абстрактно отображалось на плоских листках бумаги. Облачное очарование словно выступало проектором тонкого мира, который обычно лежал где-то между сном и первым земным вздохом. Квадраты с прямоугольниками иногда высвечивались ярким неоном, показывая отдельный строй буквенных сочетаний, куда стоит направить взгляд, но потом подсвеченные области внезапно исчезали. Каждый из Лагуны видел свою собственную канву, которая теперь мягкой поступью сходила с летящего Вдохновения.
Здесь начались прекрасные метаморфозы, чье течение навсегда изменит жизнь и Мисты С и Дианы и всех остальных, причастных к этой восхищающей дух симфонии Восхождения. Мир поменял свой поход против механистического настроения будущего в пользу всеобщего творческого катарсиса настоящего. Землю, казалось, било крупной дрожью в невысказанном – «Наконец-то мои дети отыскали Путь!». Но подождите, подождите, оставалось целое тысячелетие до того момента экзальтации, а пока…
Раздался тихий голос с полоточного громкоговорителя:
– Диана, мы заметили, что у тебя получается куда лучше выхватывать воздушные красоты идей, чем у твоего друга. Быть может, ты ему немного поможешь, направив взгляд в нужные области?
Девушка посмотрела на напарника и ее взору предстала странная картина: Миста С не глядя на листок криво чертил плюсы и минусы, а сам он, полуприкрыв глаза, наблюдал за облачной плоскостью. В его глазах отсвечивалось мерцающее ничего. «И пустота может быть красивой», – подумала тогда Диана и полушепотом обратилась к парню:
– Миста, тебе не нужно сверлить облака, как это ты делаешь сейчас, тебе надо расслабиться и просто смотреть. Пускай оно протекает через твое восприятие свободными реками. Что видишь – то и записывай, все просто.
– Хорошо, Ди, попробую. – Ответил парень.
Девушка вернулась к созерцанию. И снова понеслась эта невесомая красота. Бумага наполнялась пространными записями, складывавшимися в стихотворные колонки, а также начали появляться и наброски для будущих картин. Или то абстракция или экспрессия утреннего восторга – все с той же неумолимостью оно пестрело на листочках. У обоих теперь множились прекрасные записи, а внутренний взор все ввинчивался в глубокие дали облачного свечения, размазывая цветные помады по мягким губам наблюдателей. Теперь казалось, что сама Розовая Длань понемногу-помаленьку превращалась в клубящееся облако. Недаром архитектура здания напоминала волну, готовую вот-вот воспарить в небеса.
Некоторой радостной печалью означилось пребывание Назидателей, они смотрели на предавшуюся медитации пару и стучали по трубчатым столам розовыми пальцами, наигрывая незамысловатую мелодию их общего пути. «У них почти получилось, еще немного и будет наконец получена подробная инструкция к Вдохновению», – думали каждый из пяти глав. Звуки скрипки выпячивались все отчетливее и казалось, что с неба вот-вот начнет плавным покрывалом ниспадать снег, топя все вокруг в гармонической тишине.
О тишине же думал и Наресин Нексус, который находился в ванной комнате своей огромной квартиры. Откушенная половина лица кровавым, рваным краем вводила мужчину в состояние транса. После того как он протанцевал долгие часы или минуты, вертясь под пристальным вниманием камер, тучные Главы, находясь в забытьи от картин им представленных, отщипнули от Башни прозрачную слизь, которая впоследствии превратилась в синюшную Глорис. Эта злобно-отрешенная чертовка в несколько шагов преодолела разделяющее ее с Нексусом пространство. И тут неожиданно произошла мини-катастрофа – в сознании жертвы, а в сознании миллионов зрителей прямой трансляции – прелюбопытное действо, которое во много крат увеличило рейтинг вещавших телекомпаний.
Кровь обливала все, даже далеких Глав окропило бившими во все стороны отчаянным, крикливым ключом. Глорис оглушили сморчковым набалдашником, и поместили в карцер при Башне, который находился на самой высокой точке Стекла. Наресина залатали, дали склянку с таблетками обезболивающего и противовоспалительного свойства и отправили домой. Откушенную часть лица, вынули из желудка хранительницы и заморозили для последующего сращивания. Долгий месяц Нексусу придется существовать без привычного облика.
С зеркала на него смотрело чудовище, в котором узнавались некоторые черты некоего давно знакомого приятеля. «Вот оно «Преображение», чье влияние в настоящем мире так велико и чья форма так желанна и недостижима для многих. А мне оно досталось практически за просто так…», – с некоторой долей печали и озорства думал о произошедшем Наресин.
Теперь осталось дело за малым: найти Крейцера. По внутренним информационным каналам Нексус был в курсе, что Розовая Длань также хотела прикарманить в свое творческое лоно уникальное цветение дара обоих миров. Совместная работа с Назидателями никогда не проходила без зудящих проволочек и в очередной раз сдвигаться с этими розовым тварями не очень-то хотелось, но что оставалось помимо сего, работать в одинокого? «Не много мне в одиночку придется испить черного кофе, а с ними глодающая миссия станет проще и пускай нам потом придется как-то делить добычу». Из мысленного потока Нексуса выдернул громкий стук в дверь. «Космос, ну кого еще принесло к моему порогу?».
Глава шестая
Отворение дверей предваряет к творчеству. Умные головы всегда знают, как следует залатать дыру в проеме для оконного стекла. Космосу дается решающий прыжок в темноту Земляного Рва. Розовое небо возвещает о скором начале чего-то нового, свежего или трепещет об окончании изжившей себя активности. Сама мысль научает себя о погрешности из Двух. Шкатулка пришла в мягкое движение, все неважное померкло, а половина лица Наресина, плавающая в прозрачных желтоватых жидкостях, мягко напоминала всем присутствующим, что выход есть и он совсем рядом.
На листах красовались презабавные письмена. Диане потребовалось десять бумаг, а Мисте С всего девять. Назидатели сложили получившиеся кучки, вложили содержимое в микро-центрифугу и оставили проворачиваться на несколько минут. По итогу машина выдала весьма красочную информацию. Практически всеми письменами говорила Сульфия Аурумис, первая из хранителей Высоты Стекла, которая своей художественной мощью смогла объединить два мира в один нескончаемый фейерверк. Ее знаменитые строчки прославили иную параллель на многие и многие галактики вперед. Управлять Временем Сульфии было все равно что для пастуха гнать по зеленым, размашистым склонам стада овец.
Назидателям пришлось отпустить пару из Лагуны, сделав тем предупреждение, что если они еще хоть раз в чем-то промахнуться, то пиши-красуй им не избежать и сделают это не Назидатели, а их «начальство». Что это за «начальство» – молодым людям так и не объяснили.
Розовые пальцы крепко держали пожеванную листовку с ценной информацией о Вдохновении и как было великолепно осознавать такое влияние здесь, в сем нежном, лиловом краю. Вместе с облачной шкатулкой им, Розовой Длани, теперь доступна любая словесность и любое коричное дерево в любой оконечности любого же мира.
– Нужно призвать поэтессу Сульфию из межпространственного желе, а после, поговорив с Великой, застегнуть старика Нексуса для поиска Крейцерской тушки. – Говорил красноглазый Назидатель, наливаясь возбуждающим соком. – Воистину, мои красные глаза не видели Космоса уже многие эоны, и я с удовольствием, подобным первооткрывателю займу первое же посадочное место нашего преобразователя, имя которому «призрачный зонт»!
– Твоя правда, дорогой, мы чуть позже кинем кости, чтобы распределить остальные места. Всем хватит достославия! – Отвечал ему Назидатель с зелеными глазами.
Упругие тела принялись приготавливаться к призыванию, расставляя металлические трубки по круглому периметру пустующего места, которое находилось в центре комнаты. Зеленоглазый взял в руки золотистую пасту и стал промазывать круговую геометрию, где, линяя за линией начала появляться большая гексаграмма. Разлили розового масла в пиалы, расставили данное приготовление по острым навершиям получившейся звезды. Погасили мутноватый свет в зале, вместо этого зажгли резные лампады, поставив этих колыхающихся мотылей в пустые пространства между звездными навершиями. Получилась грамотная «инсталляция» в духе оккультизма девятнадцатого века по старой ипостаси.
Один из Назидателей вынул из практически ставшей ветхостью полки такую же старую книгу. Он смахнул толстый слой пыли, открыл единственную закладку и поставил раскрытую книгу на соорудившийся только что черный постамент.
– Наш обелиск примыкает к священным одеждам земной революции. Свобода нравов вещает нам, далеким космическим странникам гладкую историю оккультного помешательства, данного нам грубой тоской. – Сказал Назидатель и перекрестился в духе розенкрейцерских вельмож и продолжил, обращаясь к остальным:
– Мои братия, на трубчатых столах находятся церемониальные одеяния для призывания, оденьте их пожалуйста. А после окропите лбы свои радужной водой, которую нам привезли сразу с полуночного Тождества такой далекой Нетриды.
В тусклом свете лампад розовая кожа будущих практиков приобрела красноватый оттенок. Одежды темным покрывалом изящно очерчивали крупные шейные скулы и длинные отростки на ушах. После переодевания каждый из братии погрузил длинные пальцы в золотой пиал с водой. Теперь лбы каждого из Назидателей светились на манер космического мерцания. Оставалось главное: призвать доисторическую поэтессу, повязав к нужным матрицам блистающий Вдохновением взор.
Процессия мысленно перенеслась в Высоту Стекла, чье башенное превосходство было способно на самые мощные магические практики. Плюсом было и то, что многие десятилетия своей жизни Сульфия провела именно в Башне, бденствуя там хранительницей.
Темный брат с красными глазами оглядел всех присутствующих и четким словами произнес: «Пэктус мэктус виола традици. Пэктус трэктус максима трали-кра!». Каждый из четырех так же произнес данное заклинание и встал на золотое острие гексаграммы, оставляя пустым самый верхний луч.
– Нас же пятеро, а лучей шесть, – Воскликнул всполошившийся брат, сбивая ход церемонии, – что будем предпринимать, досточтимый?
– Верх всегда остается пустым, драксель! – Красноглазая темнота заблестела в сумрачном помещении, являя колышущиеся в воздухе прозрачные стены. – Очистите разум, закройте глаза и призывайте. Вы знаете, как это делать, доверьтесь внутреннему движению, оно приведет куда требуется!
Долгие мгновения шелестел лишь полуслышимый ветерок, заставлявший мягко трепетать оранжево-белые лепестки огонька, исходившего от лампад. Запах призрачного дымка проникал в ноздри Назидателей, от чего помутняющее удушье стало медленным, кошачьим движением разноситься по Деланию.
В небе над Башней появилась толстая полоска из рассредоточенной мраморной пыли, которая вот-вот должна была проникнуть в золотую пустоту верхнего луча гексаграммы. Зазвучали певческие мотивы стародавних времен, гладь на пиале с радужной водой задрожала, а древняя книга на черном постаменте так и стояла, оставаясь абсолютно недвижимой, ни ветрами, ни звуками.
Чувствительной поверхностью пальца главный по призываю стал мысленно листать книгу, стараясь всей душой достигать изящества поэтических строчек. То же самое делали и остальные братья, подчиняясь внутренним движениям интуитивного тока. Через некоторое время подобного внимания в центре гексаграммы появилась Сульфия Аурумис – будущая молва рассредоточенной Красной Мниги, чья печать надолго оставила след в сердцах того великого времени, которое уже безвозвратно ушло. Поэтесса явилась в светлом одеянии, в сияющем серебряном отливе которого мерцала невысказанная еще история о Высоте. Она улыбалась, приветливо осматривая каждого из собравшейся братии.
– Вами произведена красная магия! Я увидела в ваших глазах Розовую Длань и ее художественное достояние меня немало поразило. Мой поток знает зачем вы меня вызвали, и я отвечу сразу: Нет. – Сказала Сульфия, продолжая глядеть на процессию с мягкой улыбкой.
Каждый из братии вынул из широких пол рукавов по медному кинжалу и остриями наставил на поэтессу. Она же оставалась совершенно спокойной, лишь лукавый блеск появился в ее глазах. Главный заметил это и обернул свой голос в лиловый шелк:
– Космос существует для народных масс, а Черное Подреберье для лучших из рода сознательного гения. Тебе ли это не знать, Сульфия. – Говорил Красноглазый, сходя с луча звезды. Он стал медленно приближаться к призванной Матери. Процессию снова огласил его мягкий говор, – укол металла – всего лишь сумрак на каменном присутствии. Тебя мы принесем в жертву и отдадим на уничтожение огню, а кровь твою мы возьмем для Вдохновения. Но это случится только в том случае, если ты откажешь нашему достоянию в помощи!
– Mey dahste fjepu that ku kasla laka ja… – Произнесла Поэтесса и растворилась в Стекле, и лишь ее призрачная улыбка еще оставалась некоторое время в гудящем электричеством воздухе.
– Как же еще глупа и наивна ваша сердечная сочность! – Разразилось небо над головами темной братии.
Пространство закрутило Назидателей в плотный жгут, выплевывая их скарб обратно в комнату Розовой Длани. Все были поражены этим внезапным происшествием и крупно дрожали, представляя себя малышами, которых только что обвели вокруг маленьких пальцев. Главарь с красными глазами ошарашено уставился в окно, где далекий лесной массив мерно успокаивал расстроенные нервы. А желтоглазый, гневно сдирая церемониальные одежды только лишь и произнес:
– Мы идем за Нексусом, драксель!
Половина лица пошарил в тумбочке ванной и нашел там пачку дорогих папирос. Наресин слышал настойчивый стук в дверь, но совсем не торопился открывать. Вместо этого зажег спичку и прикурил, обдавая высокий полоток горьковатым цветочно-табачным дымом. Эти сигареты ему подарила оранжская дева-мурена, которая являлась вдохновительницей для всей творческой элиты Черного Подреберья.
Выкурив одну ароматную композицию Нексус подошел-таки к двери из хромового дерева. Он посмотрел на экран сканера, который находился с правой стороны от дверного проема, сей сканер показывал форму и вид пришедшего гостя. Наресин, оставшись довольным увиденным, отворил стучащему. На пороге оказалась та самая дева, подарившая ему цветочные сигареты. Она была одета в бирюзовый шелк, а ее темно-фиолетовые волосы были прибраны в зрительный собор Оранжа. Улыбка мурены сошла с ее губ, но лишь на мгновение, через секунду она стянула коричневый рот, и вместо приветствия вымолвила: