– А чем зачерпнуть?
– Давай не капризничай.
Отбросив церемонии, Андрей дунул на воду, разгоняя мусор, сложил губы трубочкой и припал к источнику.
Ни с чем несравнимое блаженство проникло в кровь, заструилось по жилам.
Вода была сладкой, со вкусом вишневого листа и до ломоты в зубах студеной.
Отвалился от бочки, только когда ломота стала нестерпимой. Ополоснул лицо и пригладил волосы.
– Мне бы поесть, – обрадовал Андрей конвоиршу.
– Тебя сюда не жрать привезли.
– Голодом морить?
– Наверное, Липка права, – поделилась надзирательница, – мы тебя не прокормим. Иди, давай.
Андрей хмыкнул. Ага! Значит, во вражеском стане нет единства…
Пропуская работника, фурия сдала назад.
Андрей проследовал мимо дула по каменным ступенькам (сарай стоял в низинке), поднырнул под ветвями какого-то плодового дерева и остановился, как вкопанный: в центре участка высился настоящий терем.
Ставни, карнизы, подзоры, балкон, фронтон с коньком, терраса, ставни и наличники – все было украшено деревянным кружевом…
Впечатление не портили даже два шезлонга, обтянутых полосатой парусиной, плетеная мебель в колониальном стиле и стул, напоминающий царский престол. Тяжелый, массивный, с высокой спинкой, украшенной резьбой, и короткими, толстыми, широко расставленными ножками – настоящее чудовище.
Андрей сейчас же представил, как смотрелся бы этот терем в ролике с рекламой загородного жилья из бруса. Или в рекламе инвентаря для сада-огорода. И еще много чего другого…
Эту способность моментально переводить мысль в картинку Валерка называл «клиповым» мышлением. Говорил, что это редкость даже среди режиссеров. Льстил, наверное.
– А не секрет, где это райское место находится? В каком населенном пункте?
– Не секрет. В Желтушино.
– Это что?
– Дачный поселок.
– Никогда не слышал о таком.
– Не удивительно. Такие, как ты, кроме гастронома ничего не знают.
– Вообще-то не так часто я напиваюсь.
– Редко, но метко. Что застыл? Давай, шагай, – Вика кивнула на дорожку между вымеренными до сантиметра грядками с луком, редисом, зеленым салатом и укропом. Чуть в стороне стояла тепличка, вдоль которой цеплялись усиками за сетку огурцы. Все было крепким, ухоженным и добротным, начиная с луковых стрелок и заканчивая теплицей.
Андрей присвистнул.
– Деньги не высвистывай!
– Ты прям как моя жена.
– Не заливай, нет у тебя никакой жены.
Андрей посмотрел на валькирию озадаченно.
– Ах, да, у тебя же мой паспорт. Не всегда можно доверять официальному документу, ой не всегда…
– Слушай сюда, философ: вон ведро, вон стремянка, вон вишня. – Вика последовательно переводила дуло с одного на другое.
– Да убери ты, наконец, ружье.
– Не отвлекайся. Значит, так. Все предельно просто. Ставишь стремянку под это дерево, берешь ведро, влезаешь на стремянку и наполняешь ведро ягодой. Ферштейн?
– Вишня – это фрукт, а не ягода.
– Прикуси язык, грамотей. Для тебя имеет значение только одно: ты у меня на мушке. Я с тебя глаз не спущу.
– Офигеть!
– В каком смысле?
– Если вы так меня боитесь, какого лешего привезли?
– Размечтался. Кто это тебя боится? Ты на себя посмотри! Глиста в томате.
– А если я обижусь?
– На обиженных воду возят.
Андрей хотел ответить в том смысле, что он не ишак, но тут на террасе появилось обворожительное создание в панаме, сарафане колоколом и с забинтованной лодыжкой. Заметно прихрамывая, создание выдвинулось в сторону грядок. Очевидно, это и была сестра султанши, Олимпиада.
Внезапно Андрей почувствовал легкое волнение.
– Здравствуйте, – громко приветствовал он. Следовало обзавестись хоть одним союзником в этой шайке.
Создание вскинуло ресницы – из-под панамы на Андрея устремился полный суеверного ужаса взгляд, – развернулось и бросилось назад, в терем. Впрочем, Андрей уже ничему не удивлялся.
– Задание получил – выполняй, – активизировалась Вика.
– Мэм! А как же завтрак?
– Никак.
– Я требую: верните меня обратно.
– В наркологию?
– Хоть в наркологию, хоть в камеру! Там сейчас как раз время завтрака.
– Я смотрю, ты человек бывалый.
– Просто я умный.
– Умные не попадаются.
– Мне не повезло. Так как насчет завтрака?
– Завтрак, говоришь? – медовым голосом уточнила Виктория. – Ладно, будет тебе завтрак.
…Войдя на кухню, Вика прислонила к стене ружье, включила чайник и достала из шкафа пакетик с кашей быстрого приготовления – спасение холостяков, лентяев и «белых воротничков».
За ее спиной произошло движение – Липочка возникла в дверном проеме, прижалась щекой к наличнику и осталась так стоять, точно прилипла. Вика оглянулась на сестру – взгляд у той был отсутствующий.
– Э, ты чего?
– Неисповедимы пути Господни. Это он.
– Кто?
– Это он, – как в бреду повторила Липа.
– Кто – он? Можешь толком сказать?
– Наши велосипеды сталкиваются, мы падаем, я подворачиваю ногу. Это он.
– Ни себе чего! – поразилась на японский манер Вика. – А ты не путаешь?
– Ничего я не путаю! Это он! Нет, ты представляешь?
– Отлично! Звонок Димке отменяется.
– Нет-нет! Наоборот! Звони! От греха подальше. А то наше незаряженное ружье выстрелит.
– Ты ничего не поняла. Это же не случайно, что он здесь оказался! Это возмездие. Мы с ним поквитаемся за вывихнутую ногу.
– Не знаю, не уверена, – скучным голосом возразила Липочка, – он достанет нас раньше, чем мы его.
– А это бабка надвое сказала. Нас трое, а он один.
– Да он один троих стоит.
– Ничего ты в людях не понимаешь. Он – тюфяк. Интеллигентишка. Это он в абстинентом синдроме такой угрюмый, агрессивный и колючий, а в обычное время – типичное беспозвоночное. Инфузория. Поверь моему опыту.
Профессионализм сестры не вызывал сомнений у Олимпиады.
– И вообще. Может, это твоя судьба? – присовокупила Вика.
Липа хотела смолчать. По здравом помышлении она не видела смысла в споре, который тянулся с тех пор, как Леша…
– Судьба? Вот этот недоумок? – против воли включилась в дискуссию Липочка.
– Чем ты, собственно, недовольна?
– Я мечтала о встрече, которая изменит всю мою жизнь, а это что?
– Так ребенок по-любому изменит всю твою жизнь!
– Ты только послушай: о чем мы говорим? – Липочка закрыла уши ладошками. – Не хочу слышать эту чушь.
Вика заглянула ей в глаза:
– Ой, кажется, я подкоп сделала под пьедестал Лешика? Прекрати прятаться от действительности. Он тебя предал.
Это была жестокая, не нужная никому правда. Олимпиада как-то сразу устала и обмякла.
– Ладно, давай корми своего работника, – напомнила она.
– Вот! С этого мы и начнем перевоспитание, – намекнула Вика.
– Что ты задумала?
– Пока еще не знаю. Но он у меня за три дня другим человеком станет.
Чайник вскипел, Вика высыпала содержимое пакетика в миску, залила кипятком и размешала.
– Как думаешь, сахара и масла добавить?
– Добавь. Он не военнопленный все-таки.
– Эх, Липка, какая ты мягкотелая. Он тебя изувечил, а ты – не военнопленный…
– Так он ведь не со зла. И потом, я не так уж сильно и пострадала.
– И это ты называешь «не сильно»? Из-за него ты потеряла трудоспособность, на дерево не можешь влезть. Так или нет?
– Так.
– Вспомни, как ты Наталью уговаривала, как унижалась…
– Не хочу вспоминать. Противно.
– Вот! Плюс испорченная юбка.
Липа закусила губу – с потерей юбки она так и не смирилась.
– А мне вообще пришлось обратиться за помощью к этому держиморде, Димке, – разжигала себя Вика, – теперь я по гроб ему обязана. И теща брыкалась, не хотела сидеть с Кирюхой, пришлось в ножки кланяться. Тоже противно вспоминать.
– Ты права. Нужно такое устроить этому гаврику, чтобы ему небо с овчинку показалось.
– Ну вот, такая ты мне больше нравишься. Никакого масла, – Вика накрыла кашу блюдцем. – Здесь ему не санаторий, в конце концов.
Глава 15
…Проводив взглядом раздавшуюся фигуру воительницы, Андрей переставил стремянку, проверил ее на устойчивость и взобрался на верхнюю ступеньку, залитую нежными розовыми лучами. Пластиковое зеленое ведро с черной ручкой осталось на земле.
Наверху Андрей присел и огляделся.
Дачные домики терялись в буйной зелени, из зеленого моря торчали печные трубы, где-то недалеко куковала кукушка, совсем рядом хлопотали воробьи, а внизу трещали кузнечики. Под носом покачивалась ветка, так густо усыпанная темно-бордовыми плодами, что казалась фотографией из журнала по садоводству.
Андрей сорвал вишню, бросил в рот и непроизвольно простонал:
– Ммм…
За первой вишней последовала вторая, потом третья… Андрей увлекся, с беличьей проворностью в один угол рта закладывал плод, из другого выплевывал косточку.
На пятой минуте все проблемы, беды и тоска по воле отступили, на седьмой пришло умиротворение.
Стоило надраться до положения риз, чтобы очутиться в таком райском месте.
Елки-палки, как он жил все это время… Как трамвай. Даже цели никакой не преследовал. Просто катил по рельсам туда – сюда, туда – сюда. Ни влево, на вправо, ни вверх даже не пытался взглянуть. А тут такое…
Испытывая доселе неизведанную радость обновления, Андрей с легкой завистью осмотрел деревянное зодчество. Нет, правы классики: бытие определяет, определяет сознание.
Здесь можно слиться с природой, ощутить ее ритм, пульс, дыхание. Очиститься. Плыть в потоке Вселенной. Испытать состояние, которое язычники называют дарна, греки – гармонией, китайцы энергией Ци, а йоги нирваной…
Шорох крыльев спугнул полет мысли…
На соседнюю ветку села синица. Огляделась, перелетела выше, спряталась в листве, и оттуда понеслось:
– Пити-пити-пити. Пити-пити-пити.
– Ну и работничек, вы посмотрите на него: расселся и мечтает, – услышал Андрей брюзжание Виктории. – Что, интересно, ты там делаешь без ведра?
Состояние дарны ускользнуло, не успев раствориться в организме.
Андрей обратил внимание: ружья у Вики не было.
– Наступила мирная фаза в переговорах?
– Ты о чем?
– Ты решила отказаться от насилия?
– Даже не мечтай. Сейчас тебя на мушке держит Липка.
Рискуя свалиться со стремянки, Андрей обернулся.
С террасы на него смотрели два глаза из-под панамы и дуло ружья.
Против воли волосы на коже Андрея встопорщились.
– Черт. Нашли игрушку.
– Не тешь себя иллюзией. Никаких игрушек. Все всерьез. Держи свой завтрак. – Виктория протянула миску с чем-то по виду совершенно несъедобным: жижей мучнистого цвета, с темными вкраплениями.
Физиономия Андрея вытянулась:
– Что это?
– Овсянка, сэр.
– А что там плавает?
– Изюм.
– Я не ем овсянку с изюмом.
– Изюм выплюнешь.
– Сама ешь свою овсянку. «Мы парни, с нами просто», – Андрей очень похоже изобразил героя Харрисона Форда. – На завтрак я ем яичницу и бутерброды с колбасой, на обед – борщ и котлеты, на ужин жареную картошку с сосисками или жаркое. Еще пельмени и вареники.
– Я и так уже сильно пожалела, что привезла тебя сюда. Ты не ценишь хорошего к себе отношения. Наверняка у тебя в жизни куча проблем.
– Да ты прямо ясновидящая.
– Да нет, – парировала Вика, – я просто умная.
– Надо же, какая плотность умных людей на одном квадратном метре.
– Пити-пити-пити, – повторилось из листвы.
– Кончай трепаться! – Вика с беспокойством оглядела небо. – Давай, собирай вишню. Дождь будет.
Андрей обследовал взглядом небесную лазурь – она была ничем не замутненной.
– Как ты определяешь, что будет дождь? Суставы крутит?
– Я умею слушать голоса природы, – высокомерно сообщила Вика. – Короче, будешь кашу или нет?
– Я ж сказал: кашу не ем. С детства.
– Детдомовец, что ли?
– Почему это?
– Некому тебе, бедненькому, было сварить вкусную кашу.
– Ко всем своим достоинствам ты еще и аналитик, – хмыкнул Андрей.
– Практик. Ладно, не заговаривай мне зубы. Не хочешь кашу – твое дело. Держи. – Вика подняла с земли и протянула ведро.
Андрей даже не подумал взять протянутый предмет, рассматривал его с высоты с видом полного презрения.
– По-моему, мои права нарушены.
– У тебя нет прав.
– Неправда ваша, есть. Хочу есть. Прости за каламбур.
– Соберешь вишню, так и быть: сделаю тебе яичницу с колбасой. Ферштейн?
– Не-ет, – стебался Андрей, – так не пойдет. Сначала яичница с колбасой, потом вишня.
Вспыхнувшие инфернальным огнем зрачки валькирии не предвещали ничего хорошего. Увлеченный ролью Мальчиша-Плохиша, Андрей фактически пропустил предупреждение о красном уровне опасности.
– Ах ты, гаденыш! Шантажировать меня вздумал? – Вика ухватилась за стойку стремянки и дернула. Ближайшая к ней ножка вошла в грунт, сооружение потеряло устойчивость и стало заваливаться.
Чувствуя, что лестница уходит из-под ног, Андрей вцепился в ветку вишни. С металлическим грохотом стремянка обрушилась на землю, Андрей повис на ветке, та хрустнула, и Андрей, как на парашюте, спланировал вниз вместе с веткой, перевернулся в воздухе, плашмя упал на стремянку, прикрылся листиками и не подавал признаков жизни.
– Мамма миа! – ахнула Вика. Медсестра взяла верх над эксплуататоршей: пристроив на тропинку миску с кашей, она склонилась к раненомую. – Ты цел? – На щеке у Андрея красовалась свежая ссадина. Сквозь ссадину выступила кровь.
Он открыл глаза.
– Ты полиглот?
Губы у Вики подергивались.
– Что!?
– Ты с немецкого на итальянский перешла.
На работника обрушились гром и молния:
– Ты что устроил, идиот? Ты хочешь, чтоб мы тебе пенсию по инвалидности выплачивали до конца жизни?
– Неплохая мысль. Только это не я устроил, а ты.
– Ну уж нет. Не дождешься! Ни фига не выйдет у тебя, дорогуша. Все, я звоню Димке. Пусть забирает тебя отсюда к чертям собачьим.
Морщась, Андрей сел.
– Ага, преступное сообщество? Так я и думал.
Вика срезалась на полуслове.
– Что-что?
– Налицо преступное сообщество: ты, твоя сестра, баба Тося и некто Дмитрий.
Беременная султанша нашлась не сразу.
– У меня нет слов, – признала она. – Только мне могло так повезти.
Тут с крыльца раздалось:
– Я тебя предупреждала.
– Конструктивное замечание, ничего не скажешь, – огрызнулась Виктория, направляясь в дом.
– Ты куда? – вскинулся Андрей.
Виктория притормозила:
– Звонить. Пусть тебя заберут в изолятор.
В это самое мгновение Андрей вдруг отчетливо осознал, что не хочет в изолятор. Больше того – не хочет возвращаться в город. Что ему некуда и не к кому возвращаться, и что его вполне устраивает сарай с козой как временное пристанище и больные на всю голову аборигены поселка Желтушино. Неделю он проведет, пользуясь гостеприимством этих дурищ, а там видно будет. Пусть, не неделю, но хотя бы несколько дней побудет Миклухо-Маклаем.
– Давай, давай. Как только я окажусь в городе, я на вас сразу телегу накатаю. Это же киднепинг.
– Что-о? – завопили желтушинские дурищи в два голоса.
– Что слышали.
На дачном участке установилась гнетущая тишина, кажется, слышно было, как трава растет.
Вика сорвалась с места, подлетела к Андрею – он отклонился, ожидая удара. Удара не последовало. Разъяренная валькирия в сердцах пнула миску с кашей, от чего та подлетела и перевернулась, и зашагала к дому.
Теперь уже обеспокоилась Липочка:
– Ты куда?
– За зеленкой.
– Для чего тебе зеленка?
– Не мне, а ему. Столбняк заработает, потом спасай его.
– Не надо никакой зеленки! – взвыл Андрей, – только зеленки мне и не хватает! Дайте помереть спокойно.
– На кой нам сдался твой труп?
– Сами же все время на мушке держите. А тут даже пулю тратить не придется.
– Это не твое дело, что нам придется, а что не придется. Каким мы тебя взяли, таким и вернем.