Линёна повиновалась и подарила гостям лёгкий реверанс. Обращаясь к Аристарху, Бродяжница продолжила начатый спор:
– Я не окажусь в лесу одна. Вместе со мной в путешествие отправляется Линёна, дочь Абрахама. Я обещаю обучить её всему, что умею сама.
Кровь бросилась в лицо Линёны. Она забыла даже о своём смущении и переводила загоревшиеся глаза с одного гостя на другого. Ухмарь скалил белые зубы, Аристарх чуть заметно покачал головой и спокойно спросил:
– Но не кажется ли Вам, Бродяжница, что это путешествие касается только нас троих, прямых наследников Эйлейва Орма?
Я говорил тебе, что без спутников меньше проблем в дороге? Это не правда.
Да, Учитель, и я хорошо усвоила урок.
– Ничуть. Мои спутники – моё дело. Линёна, ты не откажешься составить мне компанию?
– Нет, – выдохнула Линёна, прижав сомкнутые кулаки к груди. Она каким-то чудом поняла, о чём её спрашивают; губы дрожали – то ли от еле сдерживаемых слёз, то ли от еле сдерживаемого радостного смеха.
Бродяжница отчётливо сознавала совершаемую ошибку, но не меньшей ошибкой было бы оставить Линёну здесь, где отец – а Бродяжница не сомневалась – именно он оставил на теле дочери столько отметин – позволял себе поднимать на неё руку. Синяки, вкупе с реакцией Абрахама на упоминание о Линёне, кричали сами за себя.
– Господа, нам надобно с Линёной обговорить сборы. С вами мы ведь закончили?
– Послушайте, – заговорил Аристарх. – Мы все должны непременно добраться до цели путешествия. Случись недоброе – рассчитывайте на нашу помощь. Мы отправляемся в одном направлении. Наши пути всегда будут пролегать неподалёку…
– Да–да, конечно, Аристарх, – нетерпеливо перебила Бродяжница, – что-нибудь ещё?
– Да, – кивнул Аристарх и как-то странно посмотрел на Ухмаря. – Если вдруг кто-то из вас всё ж захворает, умейте отличить ту хворь. Не сразу, но неуклонно во рту у несчастного проступают тёмные пятна, язык может совсем почернеть…
Бродяжница кивнула и встала, призывая тем самым гостей откланяться. Аристарх засобирался, да остановился, ожидая не двинувшегося с места Ухмаря.
– И всё-таки, почему ни воля Учителя, ни наша просьба, ни гуляющая по лесам хворь не могут Вас убедить пойти с нами?
Бродяжница состряпала недоумение:
– Разве ответ не написан у меня на лице?
Она поймала Ухмаря в его же ловушку, и он со смехом сдался.
– Отнюдь.
– Для меня ново и непривычно путешествовать с кем-то посторонним. Коли такова воля Учителя, я подчиняюсь, но брать в попутчики предпочитаю давних знакомых, а особенно – людей, не вызывающих у меня желания драться.
Она повернулась к Аристарху:
– Простите меня за эти слова, но в отношении Вашего друга они истинно правдивы.
Ухмарь громко расхохотался. Аристарх по-доброму (совсем как Учитель!) улыбнулся:
– Не извиняйтесь. Меня желание ударить Ухмаря посещает, возможно, почаще Вашего.
Бродяжница проводила их до двери. Когда та наконец закрылась за Аристархом и Ухмарём, в комнате стало тихо. Бродяжница глубоко вздохнула. Какова девчонка! Так ведь и приходится брать её с собой! Девушка продолжала стоять посреди комнаты с бегающей по губам улыбкой, а Бродяжница смотрела на неё и чувствовала себя до ужаса голодной, усталой и всюду неправой.
– Итак. Раз уж ты согласилась на авантюру, то обязана пройти её до конца. Ясно?
Она из последних сил боролась с желанием прямо сейчас испробовать стынущей похлёбки.
Линёна усердно закивала.
– Отец догадывается о твоём желании?
Линёна замялась:
– Я говорила ему несколько раз…
– … и в последний раз – на днях, – продолжила за неё Бродяжница, и её подозрения подтвердились. – Я поговорю с Абрахамом.
Девушка в ужасе округлила свои зелёные глазищи:
– Нет! Отец ни за что не отпустит меня с миром!
Бродяжница пожала плечами:
– Не думала же ты, что я украду тебя из дома тайком? Не бойся. Теперь ты – моя ученица, и ничто не удержит нас в Акайде. А отец, по крайней мере, должен знать, кто о тебе позаботится. Сейчас иди. И никому – ни слова. Пусть Абрахам узнает обо всём завтра и только от меня.
Прежде чем выйти, Линёна глубоко поклонилась Бродяжнице.
Я говорил тебе, что без спутников меньше проблем в дороге?..
Утро выдалось сырым и холодным. Ледяные капли дождя стекали на камни по непромокаемой ткани плаща Бродяжницы. Подступающая всё ближе зима никак не решалась вступить в свои права.
Бродяжница оказалась на месте скоро. Оглядев камень, девушка не отметила ничего римечательного. Конечно, разгадка не должна бросаться в глаза, но спрятана она наверняка на поверхности. Бродяжница ещё раз восстановила в памяти в подробностях давний разговор с Учителем. Он сказал: «время… оно разрушает горы и скалы». Песок?! Так и есть! Всюду – то там, то тут под камнем виднелась золотистая россыпь. Это было так просто: «время обратит камень в песок». Карта спрятана не под камнем, она зарыта в песке! Бродяжница сама произнесла эти слова тогда, три года назад!
Девушка встала на колени, вознося хвалу мудрости Учителя. Она попыталась выгрести песок из-под камня, но под тонким его слоем показалась чёрная земля. Следовало найти другое место, где песка столько, что за несколько лет он всё ещё не успел смешаться с почвой. Копать там оказалось легче. Бродяжница уверенно и быстро работала левой рукой. Наконец, вместе с песком на свет вырвалось кое-что ещё. Бродяжница наскоро отряхнула и разгладила на камнях выделанную оленью шкуру. Помимо маленькой и не очень подробной карты, на ней было выжжено несколько предложений знакомой рукой. Сердце Бродяжницы два раза гулко стукнуло в груди и глухо отозвалось где-то в горле, а потом мир остановился.
«Жаль оставлять тебя столь скоро, но я сам принял решение и не жалею. Содержание карты ты знаешь, однако на подступах к Светлоострову лишние ориентиры не помешают. Дорога даст ответы на твои вопросы. Но ежели решишь отказаться от поисков, денег, зарытых в отмеченном на карте месте, хватит на безбедную жизнь. Мне они не пригодились, я свой выбор сделал. Теперь делай ты свой.
Любящий тебя Учитель».
Бродяжница улыбалась, стараясь унять знакомую тупую боль утраты. Она сделала свой выбор, не задумываясь, и, кажется, уже давно. Она отправляется туда, куда зовёт её сердце. За ответами.
Вяленое мясо, свежая, пышущая жаром лепёшка, берёзовый сок… Какая, к лешему, дорога, когда в теплом доме под надёжной крышей так замечательно? Бродяжница от души рассмеялась, отчасти своим мыслям, отчасти услышанной ненароком шутке про старого борова. Трактир гудел, и в шумном гаме никому не было ни до кого дела. Но пьяные дурни порой заносчивы, горды и обидчивы.
– Ты смеёшься над моими ушами, женщина?
Бродяжница нехотя обратила внимание на отвратительно-неряшливого незнакомца. Сглупить, ввязавшись в лишние неприятности, ей не хотелось. Весь вид мужчины говорил: он этих неприятностей как раз ищет.
– Нет, а у тебя с ними какие-то проблемы?
Хватило бы короткого «нет», чтобы он отвязался. Леший дёрнул её продолжить фразу, да к тому же ехидно ухмыльнуться в конце. Детина, и без того красный, словно сваренный в котле рак, побагровел.
– На что… на что это ты намекаешь, рабское отродье?
Бродяжница нахмурилась, но решила дать «герою» ещё один шанс. Тихо, но разборчиво она сказала уже серьёзно:
– Знакомство со мной не принесёт тебе добра. Одумайся.
Вместо ответа пьяный заводила ударил сидящую перед ним женщину кулаком в лицо. По крайней мере, так ему показалось. На самом деле Бродяжница легко ушла от удара. Похоже, даже в трезвом состоянии этот человек не представлял для неё опасности. Пара точных ударов заставила его согнуться пополам.
Бродяжница навлекла на себя ненужное внимание не нарочно, но если бы вместо мужских штанов и широкой рубашки она носила кружевное платье с оборками, вероятно, потасовки бы не случилось. А совершись неладное, за даму тут же заступилась бы парочка-другая благородных, хотя и подвыпивших господ. Увы, она принадлежала к иному сорту женщин и, хвала Великому, с лёгкостью могла постоять за себя сама.
Итак, стычка с пьянчугой бесповоротно испортила обед, настроение – тем более, а предстоял ещё разговор с Абрахамом, наверняка не из лёгких.
Выбравшись из-за стола, Бродяжница для верности пнула не в меру мнительного постояльца трактира ногой в упитанную задницу, и тот затих на полу, а через несколько мгновений и вовсе захрапел. Уши у него, к слову сказать, и вправду были не самыми привлекательными. Подобно акайдским горам они возвышались над чащей немытых волос и тёмной клочковатой бородой.
Абрахам наблюдал за ней и скрылся за занавесью, отделявшей кабак от внутренних покоев, едва был замечен. Несомненно, трактирщик стал свидетелем разыгравшейся сцены, и произошедшее ему вряд ли понравилось. Кроме хозяина на перебранку никто не обратил особенного внимания, народ привык к пьяным дракам.
Скрепя сердце, Бродяжница последовала за Абрахамом. Предчувствие у неё было недоброе.
– Она моя дочь, – сказал Абрахам. Он не гневался, не пытался уйти от разговора, а пребывал в печальной задумчивости. Таким Бродяжница видела трактирщика впервые. – Она … эх!.. – Он неопределённо махнул рукой.
Бродяжница терпеливо выжидала. Казалось, Абрахам готов был согласиться отдать Линёну на попечение странницы гораздо быстрее и проще, чем та смела надеяться.
– Думаешь, она это действительно затеяла всю жизнь… эдак…
– Я уверена, из неё выйдет славный странник. Она может ступать неслышно и подкрадываться незаметно, у неё хорошая координация, думаю, она легко научится обращаться с кинжалом, а там, глядишь, и до меча дело дойдёт. Она…
– Зачем? – Бродяжница не ожидала вопроса и замешкалась с ответом. Тогда Абрахам пояснил. – Зачем молодой девушке учиться приносить боль? Куда ей идти? Из отцовского дома…
Бродяжница хотела ответить резкость, но уловила в интонации Абрахама неподдельную тоску.
– Абрахам… – Она села на скамью подле, набила трубку табаком и только после заговорила. – Я не берусь ничего загадывать, но даю слово: через год ли, через два ли, мы вернёмся в Акайд. Я и Линёна. Возможно, короткое путешествие утолит её теперешнюю жажду приключений, и она никуда от тебя не денется. Но молю: дай ей шанс. У тебя довольно сыновей, чтобы продолжать дело. Линёна до конца дней своих будет клясть тебя, не позволь ты ей сейчас испытать вкус свободы. – Бродяжница вернулась к забытой, было, трубке.
– А я-то, дурак, жениха ей приискал, – невесело засмеялся Абрахам. – Конечно, не сватали ещё. Но Торольф намекал мне… А я и не против, паренёк у него хороший… М-да… Вот что. Ежели правда желает с тобой отправляться – пускай. Видно, судьба у неё такая. Ты пообещай о чести её девичьей печься пуще, чем о своей собственной. Чтобы глаз с неё не спускала.
Бродяжница медленно кивнула:
– Даю слово. Дочь вернётся к тебе сохранной.
Так и порешили. Абрахам заторопился вернуться к насущным трудностям трактира, пряча под маской занятости отцовское беспокойство и заботу о своём ребёнке. Бродяжница даже засомневалась: действительно ли этот зверь накануне избил дочь?
– Всё, иди, иди, госпожа. Не видишь – некогда мне здесь с тобой.
– Абрахам, ещё одно.
Он вопросительно воззрился на неё единственным глазом, нетерпение сквозило в каждом жесте.
– Ты не забыл мою просьбу?
– Ах, да, конечно… – он равнодушно пожал плечами. – Да, я согласен. Надеюсь, ты позаботишься о моей Линёне не хуже, чем я о твоих лошадях.
Бродяжница согласно склонила голову и напоследок спросила о предмете, занимавшем помимо воли её мысли:
– Говорят, в лесах появилась доселе невиданная хворь. Ты слыхал об этом?
– Да.
Бродяжница от души понадеялась, что лишнее упоминание об опасностях не заставит отца поменять решение относительно дочери. Девушка уточнила по возможности небрежно, хотя и не надеясь обмануть трактирщика беспечным тоном:
– Знаешь какое-нибудь средство от неё?
– Нет, – отрезал Абрахам и вздохнул, – Будет лучше, если в пути вы избежите всяких хворей.
Помимо страха за Линёну, в словах трактирщика чувствовалась лёгкая угроза. Бродяжница понимающе усмехнулась, размышляя о бесполезности угроз против воли Великого их уморить такой напастью. Она несуетно вышла вон, поднялась в свои комнаты, а потом долго стояла подле окна, смотрела на присмиревшую Акайду, пускала круги табачного дыма и улыбалась.
Уже четвёртый день Бродяжница жила здесь, в Акайде. И вот уже в четвёртый раз день неизменно клонился к вечеру, покорно уступая сестре-ночи. Весть об отпустившем её отце несказанно обрадовала Линёну. Бродяжница всматривалась в хрупкую девушку внимательнее, оценивая сильные и слабые стороны, достоинства и недостатки, которые ей предстояло проявить в учении и в бою. Пока увиденное радовало. Странница не солгала Абрахаму: способности Линёны послужат в будущем отличной почвой, плодородной и богатой талантами. Кое-что она действительно могла освоить в совершенстве.
Бродяжница отложила путешествие ещё на день, дабы Линёна основательно подготовилась, собрала походную суму и навсегда простилась с прежней жизнью. Подробные указания о необходимом в пути и о том, что лучше оставить, девушка получила тут же. Второй, более веской причиной отсрочки стало желание позволить Аристарху и Ухмарю уйти вперёд. С одной стороны, так можно было не опасаться неожиданного появления мужчин, а с другой – путниц ждала бы проторённая тропа, а не таинственная неизвестность. Если бы их предшественников постигла неудача, девушки узнали бы об этом первыми.
Но вот наступило утро следующего дня и стало ясно: коварному плану не суждено сбыться. На Центральной площади нежданно-негаданно Бродяжница натолкнулась на Ухмаря. Точнее сказать, он случайно заметил, как странница шмыгнула в табачную лавочку достопочтенного Торольфа (того самого, не возражавшего женить своего сына на Линёне), и, конечно, преследовал её. Внутри мужчина растянул лицо в своей премерзкой ухмылке:
– Рад видеть Вас.
Распознав в этой ухмылке крах своих планов, Бродяжница с деланным равнодушием отозвалась, не переставая всматриваться то в один, то в другой кулёк с табаком:
– А я Вас – нет. Всё ещё в городе?
– И Вы? – ровно, подражая её тону, ответил Ухмарь.
– У меня ещё дела здесь.
– Но Вы раздобыли карту?
– Не Ваше дело.
Ухмарь продолжал скалить белоснежные зубы, невзирая на её грубость.
– Я возьму этот, – обратилась Бродяжница к торговке, нанятой Торольфом для работы в лавке. Уплатив положенную плату и взяв табак, она незамедлительно вышла на улицу. Ухмарь последовал за ней.
– У Вас появились деньги?
– Это, конечно, тоже не Ваше дело, но всё ж: мне одолжила Линёна. Знаете ли, она действительно подаёт большие надежды.
– Да, наверное.
Ухмарь шагал с ней в ногу, будто им было по пути. Бродяжница молча шла в сторону «Драконова логова», хотя ей отнюдь не хотелось продолжать разговор в своих комнатах или в конюшне, где она намеревалась проведать Лану и Крахта, ещё вчера прекрасно устроенных, начищенных и сытых. Настроения не улучшали не увенчавшиеся успехом поиски снадобья от таинственной новой хвори. Лекарка на рынке удивлённо выпучила глаза на вопрос о ней, якобы раньше о таком не слыхала. Но мало ли гадости по миру ходит – о всех и не упомнишь.
– Вы выступаете завтра?
– Возможно.
– Возможно?
– В большей степени зависит от Аристарха, нежели от меня. У него, знаете ли, тоже дела, – поскольку никакой реплики не последовало, Ухмарь пояснил. – Собирает какие-то редкие травы. Кое-что покупает. Лекарские штучки.
Они оказались уже у входа в трактир, и Бродяжница не выдержала:
– Если Вы хотите сказать ещё что-то, выкладывайте здесь.
Ухмарь посмотрел на неё сверху вниз, и ей это очень не понравилось.
– Вы поступаете неразумно. Вы не в лучшем состоянии для опасного путешествия в одиночку, с неопытным ребёнком на руках, – он взглядом указал на её недейственную руку. Это напоминание о слабости из его уст прозвучало оскорбительно, но она не позволила себе вспылить.