– Уж если и в этом я виноват… – и Бóрис Привалофф поднял руки, сдаваясь.
– Виноват, не виноват… Я признаю слабость воздействия на Сетевое сообщество, однако вода камень точит. Сейчас напряжение в галактическом семействе человечества создают и слишком большие отличия между общинами, уже вами продемонстрированные. Что ж, ребятки, продолжайте баловать, но держите себя в рамках закона. Я полагаю, что следует исподволь закручивать снова гайки. И установление общей для всех планет судебной системы – только первый шаг на этом пути. Вы говорили, что во Вселенной везде должны действовать одни и те же природные закономерности, а я добавлю, что и законы совместного бытия людей тоже.
– А не слишком ли круто вы перекладываете руль, Разум? То абсолютная свобода, типа «бога нет, царя не надо…», а то появление вдруг, как чёртика из табакерки, Межмирного Судьи, решения которого, как я понимаю, обязательны для исполнения.
– Нет. Всё продумано, Судья. У нас с вами три месяца, за это время решение будет проведено через псевдодемократические процедуры, учёные юристы составят свод законов о преступлениях против жизни и свободы, по краткости ориентированный на первую часть законов Ур-Намму и десять заповедей. Другая группа мудрецов корпит над универсальной процедурой судебного заседания. Вас же будут ненавязчиво рекламировать как законника с безошибочной интуицией, как бывшего следователя, которому удалось распутать несколько каверзных дел.
– Зачем же меня рекламировать?
– Чтобы бросить народу кость, Судья! Придётся анонсировать заседания суда как замечательные зрелища, реалити-шоу без режиссёра и без всяких постановочных трюков, пообещать, что их сможет посмотреть каждый онлайн и в записи. Да не кривитесь вы! Вспомните заседания суда присяжных XIX и первой половины XX веков, это же были настоящие спектакли, много раз имитированные в кинематографе!
– Вспомнил. «Двенадцать разгневанных мужчин» Сидни Люмета, «Нюрнбергский процесс» Стэнли Крамера. Так мне что же, прикажете брать уроки актёрского мастерства?
– Будет достаточно и той толики артистизма, коей от природы обладаете. Но вот за эти три месяца вам придётся освежить свои юридические знания и навыки, заказать мантию по своему вкусу и найти общий язык с Платоном.
– А кто такой Платон? – изумился Судья. Он понял, наконец, почему Разум порекомендовал записывать аудиенцию. Ведь и на самом-то деле придётся возвращаться чуть ли не к каждому слову…
– Скорее «что». Это кибернетическое устройство новейшей разработки. Четыре невидимых робота с одним на всех искусственным интеллектом. Платон – ваш защитник, пилот челнока, секретарь, справочник, повар, официант и палач. Его роботы будут носить ваш паланкин и вытащат для вас обвиняемого или свидетеля из любой дыры, отовсюду, куда бы он не вздумал забиться.
– Палач? Да все и забыли уже, что такое смертная казнь!
– О казнях потом. Я намерен придерживаться определённого плана нашей беседы. Так… Очень важно, что Платон набит по завязку контрмагическими знаниями, вооружён сразу несколькими методиками нейтрализации парапсихологических атак и легко справится с любой доморощенной магией, если её попробуют применить против вас.
– Вот это было бы замечательно… – пробормотал Судья и добавил уже громче. – Ведь ведьма какая-нибудь и в самом деле может отвести глаза. Я магии побаиваюсь, честно скажу вам. Думаю, что вы, учёные, напрасно к ней относились пренебрежительно. Казалось бы, живём в просвещённое время, в технике невиданный доселе прогресс, а сколько ведьм и знахарей развелось.
– Забавно, что такое игнорирование наукой магии повторяется циклически… Против Платона магия бессильна: он знает всё о подсознании, чтобы защитить вас, но своего подсознания не имеет. А вы… Скажите, а не приходилось ли вам в юности бывать на сеансе публичного гипноза?
– О… Это как в «Ночах Кабирии» у Феллини? А самому не приходилось, нет.
– Зато часть меня побывала, когда ещё была Разиком Горенковым. Гипнотизёр попросил всех в зале соединить руки у себя за головой. И, в общем, приказал так и держать. А потом говорит: кто сможет, отпускайте руки. Разик и отпустил. Но в зале очень многие не смогли это сделать, вот их-то гипнотизёр собрал на сцене и вот над ними-то измывался, как хотел. Что же касается вас, Судья… А ну-ка, подержите голову неподвижно пару секунд… Ну, вам-то ведьма глаза не отведёт. У вас тоже сильный тип психики. Так что вы и без Платона с ведьмой справитесь. Кроме того, вам придётся установить прочное взаимодействие с Институтом пространства и времени.
– А для чего конкретно? И я бы хотел, чтобы вы просветили меня насчёт Платона-палача.
– Здесь как раз всё связано. Современное переосмысление смертной казни, этакий как бы симулякр её – ещё одна кость, которую придётся бросить галактическому простонародью. Народ ведь во все времена обожал казни, желательно публичные. Ну, так развлекитесь, ребятки. За убийство, связанное с отягчающими обстоятельствами, вы получите право приговорить преступника к весьма изощрённому наказанию. Платон мгновенно испепелит его тело, но по приговору личный геном осужденного в оплодотворённом яйце будет пересажен матери какого-нибудь известного преступника прошлого, из не избегнувших жестокой казни. Так что Джека Потрошителя можно будет оставить в покое. Необходимость прожить жизнь в ужасных бытовых условиях прошлого будет дополнительной карой.
– Однако! Дайте мне подумать, Разум, – взмолился Судья.
– Даю две минуты. И вот нам с вами гравюрка для развлечения.
И голографические красоты нововенерианской степи сменились гравюрой XVII века, живописующей в чёрно-желтоватой гамме публичную казнь колдуна в каком-то европейском городе. В Берлине, да, в Берлине. Судье уже приходилось видеть эту наивную картинку, и он не стал её разглядывать и вспоминать имя еврея-банкира, которого немецкий курфюрст отправил как колдуна на эшафот, чтобы не отдавать ему долг.
– Так… До меня доходили слухи, что в Институте пространства и времени научились-таки путешествовать в прошлое, а теперь это оказывается правдой?
– Сущая правда. Должен просить вас о неразглашении до поры до времени этой информации. Теперь можно перенестись в прошлое и возвратиться в то время, из которого исследователь отправлялся. Но дело это чрезвычайно опасное – и куда более непонятное, чем уже привычные для нас пространственные телепортации.
Судья помолчал. Обдумывая каждое слово, спросил:
– А не опасно ли, с точки зрения познавательной, что таким образом накапливаются явления, которыми мы пользуемся, не понимая их сущности?
– С точки зрения эпистемологии, то бишь? – проворчал Великий Разум. – «Слова, слова, слова…». Электричество здесь хорошая аналогия. Открыто ещё в античности, но должен ли был Якоби подождать с изобретением практически пригодного электродвигателя, пока не будет разработана квантовая электродинамика? Вон физики до сих пор скармливают нам модели, которым я, например, не склонен доверять. А телепортировались уже тысячи людей, пока счастливо. Вам не приходилось ещё, но придётся: некоторые колонии забрались слишком далеко, чтобы добираться космолётом. Вы получаете индивидуальный челнок, а Платон – отличный пилот.
– Я не боюсь, Разум. Нелепо чего-либо бояться в моём возрасте.
– М-да. Не все бы с вами согласились. Что же касается перемещений в прошлое, то физики прямо-таки дымятся, изучая во всех параметрах уже совершённые, экспериментальные путешествия. Они уже достоверно установили, что человек из нашего времени оказывается в прошлом именно нашей реальности, а не в каком-либо параллельном мире.
– Понятно. А кто же займётся пересадкой оплодотворённого яйца? Ведь это чертовски сложно…
– В наше время не так уж и сложно. Пересадки берёт на себя сотрудница Института генетики. Отчаянно смелая леди, современная амазонка, право слово… Взбиралась на Эверест, облетела на копии монгольфьера чуть ли не весь земной шар, а потом увлеклась историческими реконструкциями. Клянётся, что при достаточном финансировании золотыми монетами соответствующей эпохи сумеет проделать пересадку любой женщине.
– А как же «эффект бабочки»? Ведь не о какой-то бабочке речь, а о человеке, пусть и негативно, но засветившемся в истории, уж если мы о нём знаем.
– «Эффект бабочки» я рассматриваю как остроумную иллюстрацию к теории вероятности, не больше. Наступили бы вы, Судья, в 2558 году ненароком на бабочку-капустницу – ну и что? Их же ещё миллионы тогда летали! Шансы, что ваш поступок будет иметь последствия, на самом деле ничтожны. Если мы уже знаем секрет проникновения в прошлое (будущее такому не поддаётся, тут есть принципиальные заморочки), то он известен и учёным будущего. В таком случае они многократно уже появлялись в прошлом, оказываясь на временной шкале позади нас. По статистике, они не могли избежать случайного внесения изменений, но разве мы наблюдаем результаты, подобные придуманным Брэдбери? Но вы и сами должны тут поработать, подобрав кандидата на замену наиболее близкого к подсудимому – и по патологиям в психике, и по преступлению.
Судья насупился, крякнул. Заговорил грубо, но постепенно голос его смягчился.
– Фактически это смертная казнь, Разум. Старая добрая смертная казнь. Да ещё из самых жестоких – сожжение, хоть и мгновенное. Сознание преступника оно отрубит навсегда, как на гильотине. Что с того, что его набор хромосом повторится в другом теле? Ведь это будет уже иной человек, с заново сформированным сознанием.
– Судья, вы меня огорчили… Неужели вы думаете, что если вы почти сразу же об этом догадались, то и у преступника будут такие же мозги, как у вас? К тому же, если он не подаст апелляцию, то приговор будет тут же приведён в исполнение. Вы же помните, что мы пойдём на поводу у толпы.
– Хорошо, а как быть с апелляцией?
– Фактически вы же её и рассмотрите. Если окажетесь в затруднении, обращайтесь ко мне – но это только в самом крайнем случае, других забот хватает. Рекомендую, если подана апелляция, рассматривать её немедленно. Специальное зрелище одной казни, без суда с прениями сторон и судебным расследованием, устраивать нецелесообразно. Не в средневековье же пребываем. Если выяснятся серьёзные смягчающие обстоятельства, оперируйте сроком обычного наказания.
– Что вы имеете в виду?
– Мы с экспертами-юристами уже договорились, что это будет одиночное заключение в какой-нибудь брошенной колонии на планете без искусственной атмосферы. На срок от двухсот до пятисот земных лет.
– Понятно… Эх, если бы в Институте пространства и времени ухитрились перемещать сознание осуждённого прямо в голову древнего преступника! И чтобы не во младенчестве какого-нибудь Картуша, а когда злодей в тюрьме маялся перед казнью.
– Судья, я призываю вас к порядку! Ваше пожелание уже из области фантастики, мы же пытаемся найти подходы к проблемам реальным.
– Прошу извинить, Великий разум, – наклонил голову Судья. А сам исподтишка огляделся. Да уж, никакой фантастики. Полутёмная комната, чёрная тумба посередине и спрятанное устройство для проекции картинок. И голос древнего, сталинских времён радиодиктора, наговоривший сегодня столько нового, что вот-вот заболит голова. А если бы стены ушли в стороны, и пролетел бы верхом на драконе рыцарь в латах и с мечом– это была бы фантастика?
– Я ведь не забыл предупредить вас, Судья, что читаю мысли? По мне, так фэнтези относят к фантастике по недоразумению. Будто и в так называемой научной фантастике недостаточно нелепостей!
– Хотел бы я возвратиться к телепортации генома. Предупреждаю, что задам глупый вопрос. Поскольку никто не может проверить, отправилась ли смелая леди в прошлое или нет, удалось ли ей перенести куда надо пресловутый геном, или попытка закончилась неудачей, не проще ли и не отправлять её в рискованное путешествие?
В кабинете повисла тишина. Ненадолго. Раздалось хихиканье, потом голос Всемирного Разума:
– Вы ведь побывали в прошлом, просиживая в библиотеках и архивах, знаете потому прекрасно, что во все времена правители не гнушались обманывать своих подданных. Если во вполне демократическом государстве министр финансов уверял, что никакого обмена денег не будет, умные люди тотчас же начинали скупать иностранную валюту. На такой грубый обман я не пойду. Мы ведь и так обманываем осуждённых, на что вы сами проницательно указали.
– Иными словами, вы принимаете во внимание категорию совести?
– Вот именно, при всём моём цинизме. А в конце нашей беседы, Судья, я хотел бы вернуться к соображениям, благодаря которым выбрал на эту должность именно вас. Ведь юридическое образование и опыт следователя имеются у многих. Не редкость также нынче, что, придерживаясь моды, многие юристы заодно увлекаются и историей искусств. Вы выбраны, прежде всего, потому, что лишены опасных для правосудия пороков, увлечений и пристрастий, да к тому же в таком возрасте, что уже ничего нового из такого к вам не привяжется, я надеюсь.
– Благодарю покорно! – Судья неожиданно для себя самого обиделся. – Есть ли люди вовсе без грешков? И я отнюдь не исключение. И возраст мой не так уж плох, многоуважаемый Разум.
– Да, вы чересчур рьяно, быть может, увлекались противоположным полом. Но это ведь и не грех вовсе. А последние двести лет, настолько мне известно, не заводили романов, прежде же вели себя с партнёршами по-джентльменски. Я уверен, что если даже какая-нибудь из участниц процесса произведёт на вас впечатление… А почему бы и нет? Теперь все женщины столь кукольно-прекрасны, что даже подташнивает… Так вот, я уверен, что восхищение красотой не повлияет на вашу объективность. Или у вас другое мнение?
– Нет, я с вами согласен. Я всегда полагал, что старец-волокита смотрится комично. А женщины… Жду не дождусь, когда настанет мода на характерную внешность – как у Барбары Стрейзанд или Серафимы Бирман.
– Ну, этого не будет никогда, потому что дамы устроят саботаж. А вы мне импонировали также и русскими корнями. Русские изначально не знали расизма и мнения о своей национальной исключительности. Кроме того, обратил я внимание и на то, что при всём вашем увлечении прерафаэлитами вы так и не издали монографии и не имеете докторской степени. А раньше были вы толковым следователем прокуратуры, пока прокуратуры не исчезли, как сон, как утренний туман. Так вот, тогда весьма многие ваши коллеги бросились стряпать криминальные романы и давай ими терроризировать родственников и приятелей. А вы нет. Знаете, я сделал вывод, что вы человек не только без претензий, честный, скромный и уравновешенный, но и чётко понимающий свои ограниченные возможности в творческой сфере.
– Иными словами, вы считаете меня посредственностью? – набычился Судья.
– Посредственностью я вас не называл, – и тут Судье показалось, будто в бархатном голосе Всемирного разума прозвучало ехидство. – Но скажу с полной ответственностью, что гения на этом посту не потерпел бы. Отмечу также, что в разговоре со мной вы проявили достаточно быструю реакцию, рассудительность и при этом за словом в карман не лезли. Прошу вас завтра же наведаться в Институт пространства и времени, вам дадут прочитать секретный доклад. И поройтесь в Сети, познакомьтесь с материалами убийства в Хеллбурге. Похоже, что там вам придётся провести свой первый процесс.
Только оказавшись на солнечной московской улице, Судья почувствовал, что напряжение отпустило его. Одновременно измочаленный и непривычно возбуждённый, он криво улыбнулся. Что ж, время покажет, стоило ли ему покидать уютную и скучноватую душевную скорлупу, и не переоценил ли свои силы, согласившись вернуться на подмостки Межмирья.
Протокол 1. Жрица крови
Над планетой Kepler-62-e висели вечные лилово-чёрные тучи, верхушки неоготических небоскрёбов Хеллбурга скрывались за ними. Судья задрал было голову, но вскоре опустил. Он только что телепортировался перед въездом в Адский город, п почему-то ему хотелось думать, что никто и не знает, сколько в этих высотках на самом деле этажей, и не смыкаются ли они в тучах над единственной и главной улицей, образуя этакий туннель.