Незаметные невооруженным глазом ребята, занимавшиеся пропавшим контейнером, никаких контрактов от японца и не ожидали. Фирма, которую он представлял, даже не фирма, а мощный многомиллионный концерн выпускал готовую продукцию от часов до тяжелой колесной техники, и краснореченские отвалы никак не входили в сферу интересов компании.
Подоплека визита неясно обозначилась только перед самым отъездом дорогого гостя. Поздним вечером, когда все порядочные японцы спят или делают себе харакири, таинственный бизнесмен покинул гостиничные апартаменты без протокола и навестил квартиру на втором этаже дома номер двадцать три на улице Победы.
Встречу зафиксировали, но о чем он шушукался в течение получаса с Алешкиной теткой Александрой Алексеевной, спросить постеснялись. Не из несвойственной деликатности, а из чисто тактических соображений, чтобы не спугнуть, если что. Но японец уехал пустой, так и не напившись и не показав свое истинное лицо. В московском аэропорту его тщательно проверили, но ничего компрометирующего не обнаружили.
Алешки во время вечернего визита дома не было. Танечка и армия ему только предстояли, и он болтался с друзьями по городу. Насчет Александры Алексеевны прояснили, что она увлекалась историей средневековой Японией и даже одно время читала лекции в обществе «Знание», но никакой открытой переписки по этому поводу с настоящими японцами не вела.
Хватать не стали – решили понаблюдать. Через пару дней в Алешкиной жизни появилась Танечка. Их недолгое счастье закончилось спустя две недели. Алешку неожиданно вызвали в военкомат, аннулировали отсрочку до весны по причине тотальной нехватки защитников и забрали в армию.
А Танечка осталась и каждый вечер приходила пить чай к тетке Саше.
***
Где-то очень близко зазвонил телефон. Александра Петровна сбросила пачку накладных с замаскированного аппарата и схватила трубку.
– Да… Да… Ясно… Все!
– Ты ждала звонка? – удивился я.
– Ну… в общем, ждала, – немного смутилась она. – Никакой личной жизни… Ты знаешь, мне пора бежать. Извини.
– Подожди, ты ведь еще даже не доела. Так ты хочешь сказать, что Танечка не от Жанны, а оттуда?
Александра Петровна выбралась из-за стола, подошла и встала рядом. Слишком рядом, и положила руки на плечи.
– Я ничего не хотела говорить. И не должна была. Ты меня вынудил. Так что, пожалуйста – никому.
Что за инсинуации, подумал я. Могла бы и не говорить. И не наваливаться на меня грудью.
– Извини, я, правда, очень спешу. А ты посиди еще минуты три, ладно? Не надо, чтобы нас вместе видели.
Что-то неуверенно-виноватое промелькнуло на ее лице. Пряча глаза, она наклонилась. Руки соскользнули с плеч и зарылись под куртку, коснулись рукоятки пистолета, прокрались за спину, забрались под свитер.
Я почувствовал сквозь рубашку легкое прикосновение ее пальцев. Пальцы пробежались вниз по спине, легонько ущипнули и медленно выбрались наружу.
Александра Петровна торопливо чмокнула меня в щеку и выпрямилась. От нее пахло хорошей косметикой и немного водкой.
Через секунду она скрылась за дверью.
В полном недоумении я потер удостоенную щеку, заросшую двухдневной щетиной.
С чего бы это? Ей, действительно, захотелось со мной целоваться или расхотелось отвечать на вопросы? Но я и не собирался расспрашивать ее про возраст. Я хотел спросить, от кого шифровалась Александра Петровна, разговаривая со мной по телефону. Еще я хотел уточнить про Танечку, и еще… Что же еще?
Я встал и направился к выходу.
Бэллочка, подобно Каменному Гостю, ждала у железной двери. У меня же за спиной не было даже какого-нибудь самого захудалого Лепорелло.
Я протянул ей обещанные пятьдесят рублей.
– Спасибо, малышка. Все очень вкусно и трогательно.
– За угощение денег не берут. Вам спасибо, что зашли-покушали, – медовым голоском пропела она и ткнула пухлым пальцем в наручные часы. – Три минутки еще не прошло.
– А сколько осталось? – спросил я безнадежно.
– Сорок две… А вот уже и сорок одна секундочка.
Бэллочка находилась в отличном расположении духа и тридцать одну секундочку рассматривала меня с откровенным любопытством, а остальные десять ответственно следила за стрелкой часов, чтобы распахнуть дверь вовремя.
– Всего вам добренького! Заходите еще.
– Обязательно зайду. Спокойной ночи, сладенькая.
На улице разыгралась настоящая зима. Я поднял воротник и двинулся через двор по чьим-то хорошо заметным следам – темным в сияющем белизной снеге. Позвоню из гостиницы Наташке и залезу в горячий душ. Нет, сначала – в душ, а потом – Наташке.
Навстречу мне шел человек, так же, как и я, спрятавшись за воротником и неуверенно ступая по свежему рассыпчатому снегу. Он шагнул в сторону, давая мне дорогу, и тут я вспомнил. Я вспомнил, какие мысли, а не вопросы пресекла своим поцелуем Александра Петровна.
Я ее ни к чему не вынуждал. Но она была вынуждена рассказать мне историю, похожую на правду, а может быть, и саму правду, потому что ждала звонка. И только после звонка, но не раньше, я мог уйти. Вернее, должен был уйти.
Догадка молнией пронеслась у меня в мозгу, иначе, я бы не успел. Но я успел повернуться и отбить удар, подставив скрещенные руки под летящую в голову короткую резиновую дубинку. Пропустил кулак, охнул и зацепил его ногой по бедру.
Мы топтались в снегу, тяжело дыша друг другу в лицо, и я никак не мог улучить момент, чтобы расстегнуть куртку и выхватить ствол. Выпады и блоки следовали один за другим, но конечной цели не достигали.
Снег впитывал звуки, поэтому торопливых шагов сзади я не услышал. Удар под лопатку чем-то тупым и тяжелым вышиб из меня способность дышать и двигаться.
Я повалился на землю, в отбеленное и открахмаленное полотно снега. Кто-то улегся сверху, заламывая руки. Потом подъехала машина, и меня, чертыхаясь на три голоса, с трудом загрузили в салон.
7
Оказывается, по Краснореченску можно не только ходить и бегать, но и ездить, и довольно долго.
Я полулежал на заднем сиденье со скованными за спиной руками и не очень удобно упирался ногой во что-то под водительским креслом, чтобы не съехать на грязный сырой пол. Спина ныла, саднила щека, но где-то на десятый раз я смог вздохнуть полной грудью без острой боли под лопаткой.
Других повреждений, кажется, не обнаружилось, и я с оптимизмом надеялся, что везут меня не убивать, что Александра Петровна не настолько кровожадна и, может быть, еще захочет со мной пообниматься. Как всякому нормальному мужчине мне не хотелось верить, что, пусть и милицейская, но все же интересная и умная женщина вовсе не пыталась в меня влюбиться, а всего лишь, сексуально высунув язычок от усердия, напяливала на крючок, чтобы забросить в пасть какому-нибудь пошлому окуню.
Приехали…
Меня выволокли из «Жигулей», поставили лицом к казенным железным воротам с наваренной звездой и вторично обыскали. «Жигуль» тут же сорвался с места и умчался.
Вокруг горбатились темные силуэты невысоких строений, то ли складов, то ли еще чего-то, нежилого и неосвещенного. За воротами оказался двухэтажный шлакоблочный дом, слабо подсвеченный несколькими зашторенными окнами, и ряд гаражей напротив.
Нас ждали и дверь открыли без стука. Какие-то не внушающие надежды и доверия рожи без всякой причины обозвали меня козлом и падлой. Хотя я, определенно, не был ни тем, ни другим, не похоже, чтобы меня с кем-то спутали.
Они, толкаясь, проводили меня на второй этаж, в кабинет со скромной табличкой «Главный бухгалтер», неровно выжженной каким-то неумелым идиотом на лакированной фанерке.
В накуренном и душном кабинете за ближним столом сидел мужик. Побритый, причесанный и прилично одетый, как и подобает главному бухгалтеру, у которого в подчинении целый город с депутатами, милицией и прочими. Он задержался на работе из-за меня, поэтому обрадовался, кивком указал на стул напротив, и, закурив, принялся меня изучать.
Я к изучению привык и ему не мешал. Изучался терпеливо и молча – не бьют, и ладно. Еще успеют.
– Ну, что, супермен, попался? – выдал он, наконец, результат размышлений.
– Попался, – согласился я. – А кому? Я тут всем нужен.
На его приветливое лицо набежала тень неудовольствия, но, насколько я понял, не мной, а моим высоким рейтингом, вызвавшим не менее высокий спрос.
– Кому надо попался, – уклончиво ответил он, затянулся, выдохнул дым в мою сторону и предупредительно замахал рукой у меня перед носом. – В общем-то, ты мог попасться и похуже. Знаешь, сколько на том стволе висит? Вышкой не отмоешься.
– Так что ж ты от него до сих пор не избавился? – удивился я.
Бухгалтер усмехнулся и покачал головой.
– Этот номер не пройдет. Сам понимаешь, наверное?
– А какой пройдет?
Он снова обрадовался. Кажется, я ему нравился все больше и больше.
– Понимаешь. Это хорошо. Значит, будем договариваться?
– Давай, попробуем.
– Я – человек честный, – похвастался он. – Я не хочу отобрать у тебя все, хотя мог бы. Но я влезаю в твою шкуру и понимаю, что расставаться с мечтой трудно, долго и мучительно. Му-чи-тель-но, – повторил он еще раз, чтобы я наверняка запомнил это слово, и я запомнил. – Поэтому для тебя и для меня лучше все сделать легко и быстро. Я не знаю, сколько пообещал тебе пацан, и сколько ты вообразил себе сам, когда узнал, что делиться уже ни с кем не надо. Я предлагаю тебе пять тысяч долларов. И, чтобы ты не считал меня жлобом или лохом, поясняю: это не за товар. За твое время, риск и прочие издержки. Согласись, за три дня работы цена неплохая. А за товар пойдет твоя жизнь, потому что сейчас ей распоряжаюсь я. Ты, главное, вникни, и потом до пенсии будешь радоваться, какую удачную сделку ты совершил. Деньги сегодня же, наличкой, и ты чисто отбываешь домой.
Он говорил и слушал себя с удовольствием. Наверное, во вверенной ему бухгалтерии он заворачивает подобные спичи каждый день под бурные аплодисменты младших бухгалтеров. Я бы тоже похлопал, если бы не наручники, впившиеся в отбитые дубинкой запястья. Действительно, пять тонн баксов за три дня – совсем неплохо.
– Или – ничего, – продолжал заливаться соловьем Бухгалтер. – Цифра окончательная, и торг неуместен. Выбора у тебя нет. Там, внизу – мужики, которые за тыщу баксов родной матери руки отрубят, а уж за полмиллиона – догадайся сам, что они с тобой сделают… – Уловив мое замешательство, он истолковал его, как сомнение, и доверительно наклонился ко мне через стол. – Поверь, я тебя прекрасно понимаю. Ты думал, деньги у тебя уже в кармане, собирался купить тачку и поехать в Таиланд, но вдруг оказалось, что это не так. Ну, и забудь. Ты, главное, вникни.
– Я уже вник. Теперь надо подумать.
Его лицо неожиданно затвердело. На щеках вспухли бугры желваков, натягивая кожу от уголков рта к скулам.
– Думать тебе не надо, – тихо, но очень убедительно произнес он изменившимся в худшую сторону голосом. – Думаю тут я. А ты отвечаешь. Да – все будет, как я сказал. Нет – начнем говорить по-другому.
Рано или поздно, но мы начнем говорить по-другому. И, чтобы отодвинуть этот разговор, как можно дальше, мне, действительно, надо подумать. Хотя бы украдкой.
Бухгалтеру нужен контейнер. Он решил, что я знаю, где он, что я был нанят Алешкой, чтобы провернуть это дельце. Только и всего. Вот она – разгадка всех, или почти всех тайн краснореченского двора. На нее же намекала и Александра Петровна. «Мы думаем, что знаем Алешку…» Она, возможно, была в курсе с самого начала, но мне такой вариант не подходил. Мелковато и неинтересно.
А в жизни все предельно просто. Алексей участвовал в похищении, его тетка вышла на покупателя. Их засекли и подложили под Алешку удивленную Танечку. Не очень понятно, кого именно проинформировала Танечка, высосав из парня необходимую информацию, но узнали все. Алешку то ли убрали, то ли забрали в армию, а тетку стали трясти, и, конечно же, она не обратилась к подруге детства за помощью. Ну, и так далее… Вот только я здесь ни при чем, но плющить в лепешку будут именно меня. Чтобы не усложнял очевидное и не хамил начальнику отдела, предлагая нарушить трудовую дисциплину при помощи газеты «Краснореченский Вестник».
Остается одна надежда на подругу детства. Что она, действительно, насадила меня на крючок, что поплавок уже задергался, и, главное, что подсечка будет произведена умело и вовремя.
– Ты меня убедил, – вздохнул я. – Одно непонятно: чего ты так торопишься? Боишься, что перехватят?
Я всего лишь имел в виду, что мне надо потянуть время, чтобы дать возможность Александре Петровне появиться не в самый последний момент. Но Бухгалтер неожиданно заволновался, как будто я сказал об этом вслух.
– Ты видел ее? Ты сказал этим крысятам? Они знают? – зарычал он, раздувая щеки.
По его лицу волнами прокатились беспокойство, сомнение и облегчение. Он расслабился и рассмеялся.
– Слышал я твою сказочку про девушку, которую надо спасти. Никого ты не обманул, Петроградец. И искать тебе ее не надо. Радуйся, что не нашел. Эти шершни бы из тебя кинжал вместе с зубами и внутренностями вынули.
Похоже, мы незаметно, но очень образно перешли на Новикову Танечку.
Я решил уточнить.
– Это ты сейчас про бабу Ягу говорил или про Танечку? За квартиру, что ли, девушка уродовалась?
Насчет квартиры меня осенило как-то неожиданно. Насчет шершней с зубами и кинжалами не осеняло, и я попросил:
– Расскажи.
– Зачем? – искренне удивился он. – Ты, кажется, собирался живым уехать. Меньше знаешь – дольше живешь, это же азбука!
– Ну, мало ли чего я собирался. Твои дела меня не интересуют. Я согласен на твои условия, и мы все успеем сегодня. Расскажи мне про девчонку.
Бухгалтер пожал плечами и с сомнением посмотрел на часы.
– Ну, ладно…
Она окрутила Алешку меньше, чем за три дня. Вовсе не рекордный и вполне достаточный срок, чтобы продемонстрировать восемнадцатилетнему мальчишке кое-какие фокусы и убедить его, что никто другой такого делать не умеет.
Бухгалтер не обозначил ей цель – по-моему, он, вообще, никому кроме меня не доверяет, что наводит на очень грустные мысли. Только быть рядом, смотреть во все глаза и слушать во все уши и, по возможности, проверить квартиру на предмет обнаружения нестандартных вещей, непонятных записей и так далее.
Танечка усердно совмещала приятное с полезным, пока Алешку неожиданно не забрали в армию. На этом приятная часть ее работы закончилась. Последовали серые будни с теткой Сашей, чаем и нотациями о морали и нравственности.
Бухгалтеру Алешка был нужен в Краснореченске, и он подкинул Танечке идею о квартире. Правда, он имел в виду не шантаж, а вполне законное и даже модное перераспределение собственности. Выдернуть Алешку из армии, скоропостижно выйти за него замуж, а потом развестись, разменяться, выгнать или выселить, в общем, опробовать весь спектр действий, ради которых и стоит выйти замуж за дезертира.
Танечке перспектива понравилась, но расклад Бухгалтера показался ей долгим и нудным, и не совсем определенным в отношении Алешкиной тетки. Она разработала свой собственный план, доведя идею Бухгалтера до совершенства.
Алешкин приезд означал его подпись у нотариуса, и от этой мысли Танечка вдруг почувствовала, что беременна. К тому времени она уже убедилась, что имеет дело с полными лохами, которые могут согласиться, если хорошо поднажать, обменять дорогую и перспективную квартиру на ее, Танечкину, никчемную жизнь.
После Алешкиного звонка из «Мойдодыра» ее похитили бессердечные злодеи, и план начал стремительно сбываться.
Но в цепи оставалось одно слабое звено – оформление, которое желательно провести через подставных лиц. Тут Танечка дала маху и обратилась за советом к такой же акуле, как и сама. Квартиру в престижном месте, да еще и халявную, Жанна сожрала – не удержалась, несмотря на возможные трения с милицией в неавторитетном лице Александры Петровны. А Танечку выплюнула и цинично посоветовала раскинуть свой капкан в другой сфере.