Я видел Мишу, этого Минотавра, блуждающего в лабиринте нестриженных кустов и поросших травой развалившихся дорожек. Но сейчас меня почти несла женщина. Такое было впервые.
Почему я думал об этом человеке как о мужчине? Я прекрасно понимал, что это женщина. Но этот голос, сила рук, манеры. Я не мог найти зацепок, чтоб идентифицировать медицинского работника как женщину.
А меня между тем тянули в полусонном обморочном состоянии сквозь запертые двери, сквозь кирпичные стены, сквозь сплетения решеток. Наконец я почувствовал мягкий холод кожзаменителя очередной кушетки и упал совершенно обессиливший. Мои ноги закинули в один уровень с телом, доставив тем самым максимальное удобство.
Приоткрыв заплывшие глаза, я уткнулся в надпись шариковой ручкой на стене: «Гость, тебе здесь будет хорошо; здесь удовольствие – высшее благо». «Эпикуры, их мать!» – подумал и вновь закрыл глаза. Совсем не хотелось видеть этот мир. И, тем более, что в нем творится.
При этом я все слышал и чувствовал. Понимал, что с меня стянули пижамные штаны, затем трусы.
– Доктор! – позвал мужеподобный голос.
Шаркающие шаги приблизили к моей кушетке неизвестного человека.
– Ты кого мне привела? Это же не тот.
– А я по чем знаю? – прозвучало в оправдание.
– Бестолковая вы женщина. Ладно, давайте я этого осмотрю, раз уж он тут лежит. И учтите, если он не болен, я его обратно не позволю в инфекционный бокс положить.
– Там еще один такой же. А этот валялся, я его и принесла.
– Пойдемте, приведем и второго, пожалуйста. Я в бокс с вами пойду.
Говорившие вышли. Я погрузился в полудрему. Мысли смешались с картинками, закружили в моем сознании как сиденья карусели на цепочке. И как в детстве на этой карусели меня стало тошнить. Я открыл глаза. Все болело. Тело было словно избито.
Рядом на корточках сидел Пашка.
– Ты чего здесь? – чуть подняв тяжелую голову, я обратился к нему.
– Тебя охраняю, чтоб не упал.
– Падал уже?
– Ага.
Голова болела. Теперь мне стала понятна причина боли. Сознание мутилось.
– А где мы?
– Опять у венеролога.
– Почему опять? – мое сознание пыталось навести порядок в хронологии событий. Но я четко понимал, что у меня не вся информация. Огромный временной пробел бездонным рвом опоясал мою память.
– Меня привели, ты уже тут валялся. Потом нас потащили в лабораторию на мазок, кровь сдавали. Ты совсем ничего не помнишь?
Я взглянул на руку, на внутреннем сгибе руки виднелся свежий прокол и гематома. Лиловый синяк расплылся под кожей. Я его не чувствовал. Я вообще не чувствовал свое тело.
– Кровь… кому нужна моя кровь? Там только виски и лекарства. Что потом?
– Нас на ужин повели. А ты как вата, свалился у входа и лежал. Тебя еще эти психи пытались ограбить. По карманам шарили. Пока венеролог не увидел, ну и обратно к себе в приемную нас забрал.
Я почувствовал голод. Пустой желудок и полное бессилие. Я вспомнил свой сон, где меня кружило вихрем тропического торнадо. Но все это происходило в очень маленьком пространстве. В меня тыкали копьем на Голгофе. Мое тело выжимали словно стираное белье. Много темных коридоров, и каждая новая дверь как миг рождения. Боль и неопределенность.
А был ли это сон? Мне показалось, что это было наказание за мои плотские грехи. И что-то очень знакомое намекало мне, что я прошел через чистилище Ада. Одно из многих его кругов.
Глава 3. Круг третий
Шли они истязаемые ветром и зноем. Не было солнца, но странный зловещий свет наполнял пространство. Словно от лавы извергающейся.
И увидел Несчастный болото, бурлящее в низкой земле. Но наполнено было оно не водами, а камнем расплавленным. И были в том болоте люди. И с мольбою смотрели вверх… Камнем и песком были наполнены рты людей. Иные поглощали камни, иные извергали.
Не было желания смотреть на страдающих людей… Но указал Светлый в их сторону: «Ублажал ты чрево свое яствами. И гнушался еды простой. И осуждал непритязательных».
Склонил в бессилии обреченный голову. И понял участь свою. И мыслил он про себя, но слова как будто произнесены были, и каждый мог слышать их:«Жизнь моя в достатке была. От того и не ценил, что посылал мне Создатель. И не делился с нуждающимся. Видел я себя выше других, за что и участь моя теперь мне открыта».
Но смотрел Светлый на него:«Поставлена за тебя свеча женщиной- нищенкой. Не ей ты дал милостыню, но чадо ее накормил в холодный день. И узнала она от дочери своей о добром человеке. И стоит за тебя свеча неугасаемая».
Так вспомнил Несчастный цыганку, милостыню просившую. Только не жадностью, а через гордыню свою он отказал женщине в подаянии. Но не отпустила судьба его, даровала путь любви. Девочка обратилась к нему с мольбой о милости. И стало жалко ребенка ему. Видел он, как оголодало и замерзло дитя. И отвел он дитя к пекарю, дабы хлеб насущный даровать ребенку, молоко согретое, да тепло дома пекаря.
Но не единой свечей путь освещен должен быть. Ибо в пути долгом быстро сгорает свеча и тусклый свет от нее в округе.
Так и далее шел Светлый указывая путь.
Прошел день. За окном темно. Мы опять с Пашкой, нас везде водят вместе. Сидим на кушетке приемной кожного врача. Пустая комната, где только стол, два стула и две кушетки. Окно зарешечено, но не закрашено. Это уже радовало. И главное, была открыта форточка. Мне даже казалось, что в нее проникает свежий ветерок с улицы. Оттуда, где есть деревья, уже засыхающие пожелтевшие от зноя кусты шиповника, кое-где пробивающаяся трава.
Мы смотрели в окно. Смотрели тихо, долго. Пока Пашка не дернулся всем телом от страха – за стеклом стоял человек.
– Смотри!
Я давно заметил большую фигуру на фоне белеющих вдалеке строений. Это был Миша. Мой спаситель. Местный Минотавр ‑ хранитель лабиринта и паркового порядка.
– Миша, иди, гуляй.
Эти слова произнес доктор, который совершенно беззвучно вошел сквозь закрытую дверь. Не было слышно ни поворота ключа, ни скрипа двери. А возможно, было и не заперто. Мы не проверяли.
Конец ознакомительного фрагмента.