Оркестр начал свою программу с джаза. Видно было, как мелодия, подобно ветру листья, уносит плохое настроение собравшихся. Гости Посольства, гости Парка, общались уже более непосредственно и радостно, возможно, этому помогали и более крепкие напитки, а не только прекрасные игристые вина. Сложные танцы рискнули попробовать лишь несколько пар. Свинг в исполнении этих виртуозов был незабываем, и Ксения не отводила глаз от них, обещая самой себе что тоже пойдет в танцшколу. Но вот, наконец и вальс. Розенблюм галантно повел даму на площадку, Сеня же, как записная злодейка, уже приготовила шпионский жучок. Тема была простая, и расчет тоже. Эта вещь была совсем новой, может единственный продукт Сколково, который работал по-настоящему. Жучок загоняется под кожу, но через три дня он растворяется в мышечной ткани, и после этого легко определяется наружкой. Для Службы его перемещения становятся абсолютно прозрачны в радиусе двадцати километров, и отображаются на компьютерах Системы. Агрегат для введения импланта был закамуфлирован под губную помаду, и совсем незаметен. Облегчало работу то, что в вечернем воздухе было полно комаров, и девушка иногда забавно надувала губы, отгоняя маленьких кровососов.
– Ксения, вам только в шапито работать, – усмехался Розенблюм, и он передразнил как она надувает щеки, – словно Пьеро из кукольного театра…
«– Это ты будешь на ниточках дергаться, арлекин хренов, – говорила про себя девушка, загнав имплант амеру в шею. »
– Комары здесь просто монстры, – дернув шеей, возмутился Джон.
Ксения только улыбалась, и повела американца пить игристое. Бокалы играли отраженным светом в огнях светильников, так что лучи рассыпались на белой ткани шатров. Уже темнело, и официанты принесли пирожные, и начали предлагать кофе гостям. Ксения взяла кофе себе и принесла Джону.
– Здесь очень красиво, – говорил Розенблюм, показывая рукой на Оранжерею, а затем и на Большой Дворец, – наши бы, университетские, из ЛИГИ ПЛЮЩА, здесь бы всё облазили, увидев такое…
– Не все понимают, что здесь есть, – Ксеня улыбалась партнеру, чувствуя его руку на свой талии.
Американец был великолепен на этом пластиковом паркете импровизированного танцзала. Можно было лишь представить, насколько он был бы хорош в дворцовом зале, с играющим рядом симфоническим оркестром. И он не нарушал приличий, пытаясь ухватить партнершу за задницу.
– В России одна проблема- не умеют продавать свои достижения. Это просто бред. В этом парке столько прекрасного, просто московский Версаль. Статуи, расставленные так, а не иначе, обелиск с Минервой. Любой неоплатоник бы просто умилился. – он вздохнул, – Не хотите ли еще шампанского? На правах принимающей стороны могу угощать, – и Розенблюм ослепительно улыбнулся.
– Вам трудно отказать. – согласилась девушка.
Они взяли по бокалу шампанского, отпивая по глотку, Наконец, официанты, вместе с сияющим, как тульский, нет, вашингтонский самовар, поваром, на большом блюде принесли готовые стейки. Нос Розенблюма, подобно стрелке компаса, развернулся в сторону великолепного мяса.
– Ксения, Я, как пещерный человек, должен присоединиться к дележке этого мамонта.
Джон исчез в толпе, и вернулся с двумя тарелками и вилками. Они присели за свободный стол, и Ксеня принесла два бокала вина. Отделяя себе кусочек, девушка видела, что это нежнейший стейк.
– Для мамонтятины мясо слишком хорошее…
– А ты пробовала, – оживился Джон, – мамонтятину?
– Нет. – и Ксеня даже нахмурила брови, представив такую сцену, как она ест оттаявшее многотысячелетнее мясо…
– Я ел…– ухмыльнулся, как мальчишка, американец, – в космос многие летали, а я ел мамонта! Чёрт, это было незабываемо! Я, как кроманьонец, ел мамонта!
– Есть темы повеселее. Послезавтра начинается праздники в сесть Сергея Есенина. Это на окраине Москвы, в Кузьминках. Поэты, художники. Будут читать стихи.
– Ты порадовала, Ксения. Очень интересная получится статья для журнала… Созвонимся?
– Я по электронной почте сброшу адрес, – немного увеличив дистанцию, ответила шпионка.
– Хорошо. А сейчас Салют!
И точно. Над озером стали расцветать в небе цветы огненного шоу. Огни, словно диковинные грозди винограда, свисали вниз, и гасли в уже черной от вечернего неба воде. Даже ради фейрверка сюда стоило приехать, но и работу Ксения выполнила, и теперь мистер Розенблюм гуляет, как дорогая собачка на привязи, с чипом на ошейнике, который вдобавок и светится в темноте.
Встреча
Ксения переодевалась, чтоб заявиться на Есенинский бульвар, как своя. Излишняя чопорность ни к чему, но и одеколон «Запах водки» тоже излишний. В конторе её похвалили, но слежка доложила, что он встречается с атомщиками, да и его заинтересовал заброшенный полигон химоружия на ул Головачева. Прыть Розенблюма явно была излишней. Она посмотрела из окна свой квартиры, оставшейся от деда. Жить рядом с собором Петра и Павла пусть и лютеранском, неплохо для духовности, и она любила приходить сюда на вечера органной музыки. А и местечко было отличное- самый центр Москвы, но тихо и прекрасно, пятиэтажный дом, сороковых годов постройки , с маленьким садиком рядом, просто завораживал каждого, кто бывал у неё в гостях.
Климова постояла около мольберта, любуясь почти готовым пейзажем. Рядом стоял и её готовый автопортрет, уже и в раме. Они написала себя старым стилем, попыталась освоить технику сфумато, поэтому работала на ним почти два года. Ничего, скоро и пейзаж доделает, но сегодня у нее другие дела. А так, больше её картин здесь не было. Продала, и надо сказать, преудачно.
Ксеня все выбирала одежду, стоя перед старинным, ещё дедушкиным шкафом. Каких-то пятнадцать минут, и девушка остановилась на джинсах, любимой блузе, да и кроссовках.
«Asics или Nike? Что за вопрос! Она сама возмутилась своим мыслям. Конечно NB. Одевать лифчик, или нет?– Задумчиво посмотрела она на свои крупные сиськи в зеркало. – Нет, не зачем, я же богемная художница. Нормально, блуза плотная, соски не выпирают. – она огладила грудь, проверяя, – Но пистолет приличной девушке не помешает,– и она положила миниатюрный «браунинг» в женскую сумку.»
Она позвонила и Игорю, связному, который был её водителем, в ситуациях, подобных этой.
– Сегодня ты нужен, – просто сказала она в телефонную трубку.
Через пятнадцать минут она уже ехала, что бы встретиться с сообществом поэтов, пускай даже и на окраине, в Кузьминках. Связной припарковал машину, Рено Каптюр стоял в парковочном кармане, а девушка, с самым радостным лицом, притом неподдельно радостным, шла к памятнику Есенину.
Прекрасный солнечный день, будто сам приглашал любителей стихов поэта, да и просто праздно шатающихся, или неравнодушных к поэзии людей, собраться здесь и именно здесь. Бульвар выглядел празднично, и можно сказать, роскошно. Разноцветные воздушные шарики, привязанные скамейкам, рвались в небо, на складных стульях сидели продавщицы чурчхелы, стояли на дорожках передвижные киоски мороженщиков, и чуть подальше, припаркованпые к тротуару, были и неизменные автофургоны продавцов кофе вразнос. Ксения старалась выглядеть естественно, но поглядывала на свои часы, стараясь не опоздать, и не упустить встречу шпиона со связным. Эти спортивные часы, были не простым гаджетом, они показывали не только время, но и где столь любимый мистер Розенблюм, надо было лишь нажать ещё одну кнопку, слава богу, не красную.
Их механик, с кличкой Кью, хотя некоторые сотрудники стебались и звали его слепой Пью. Не потому что слепой, а потому что когда наливался водкой по самые глаза, то и не видел ничего, кроме стакана. Начальство терпело. Лучше него компьютерщика и мастера в отделе, да и управлении, не было. Пытались и закодировать его, но Пью умел выходить и из этой ситуации.
Ксения Климова шла, стараясь держаться сдержанно, но для прикрытия ей нужен был партнёр, кто бы отвлёк внимание Розенблюма. А бы кто был ей неинтересен, нужен был симпатичный и приятный. Она приглядывалась к одиноким парням, но как-то никто не соответствовал её тонким запросам. Один слишком тоший, другой толстый, третий и некрасивый. Ну не нравятся и всё! Прочему она должна страдать? Ксеня доверяла самой себе. Навстречу ей шли двое, и один вполне себе забавный, видно было, что и он её заметил, Сумка на плече, выглядит хорошо, да и тоже, как она не чужд спорту. Второй тоже, но она лишь сморщила носик брутальный больно.
« Ладно, – сказала она себе, – надо знакомится, нечего тянуть, и времени нет.»
Она стояла около дерева, заметила, как эти двое оказались у неё за спиной, и услышала тихий щелчок фотика.
«Знала, что моя жопа просто магнит, – ухмыльнувшись, подумала она.»
Ксения сделала спокойное лицо и подошла к парням, у одного из них, того, кто ей понравился, был в руках FujiX-30.
« У парня не только внешность, но и вкус, – подумала девушка, – пора приступать.»
– Вы тоже поэт? – спросила она юношу очень приятным глубоким голосом.
– Да, – честно ответил Всеволод.
Галерея и Бульвары
Ксения тащила наверх Всеволода. Тот не ожидал, но хватка у дамы была железной, но лихорадочный румянец с её лица стал спадать, и она поспешно отпустила его рукав.
–Извини, – тихо сказала девушка, – но Федя..
– А Лика правда…
– В порно, снимается, точно. Ник у неё «Сара Бирнар». Да так она прикольная, – добавила Сеня, – Подожди, я сейчас.
И она спешно пошла к столам, увидев Розенблюма шепчущегося с двумя очкариками. Климова ткнула пальцем в часы, сделав несколько снимков. Засняла она и момент, когда Джон получил от одного из очкариков карту памяти. У Ксени был в ухе микрофон, и она слышала разговор, тихо-тихо, вернее отрывок:
– Завтра принесем остальное. У памятника Есенину, напротив « Современника», – сказал один из них, и стал нервно протирать стекла очков с металлической оправой.
– Заметно же,– прошептал Джон, – там тьма народа будет.
– Праздник, это хорошо, никто внимания не обратит. Есенинские чтения, все поэты, художники соберутся, не протолкнешься.
– Тогда до завтра.
–Завтра, в 12, – добавил мужчина в роговых очках на переносице.
Оба встали, и прощаясь с остающимися, стали проталкиваться к выходу. Американец не спеша дымил сигарой, изредка поглядывая на часы. Он выждал десять минут, и ушёл.
Сеня отбила сообщение о контакте шпиона, и получила ответ из Центра. Девушка вернулась, думая что случайный ухажёр уже испарился, но её Сева сидел за старым столом в гостиной и понемногу пил шампанское с новыми друзьями. Рядом сидел и Евгений Кислов, да и появился, как чёрт из табакерки, Ростислав Ведищев, непревзойдённый мастер фотопортрета. Напротив них сидел уже здорово под шафе Фёдор, рядом с весёлой Ликой. Последние присутствующие за столом Ксению не вдохновили, она лишь сузила глаза, ожидая подвоха.
– Ксеня! Иди к нам! – закричал широко улыбающийся галерист, обнимая порнозвезду, – шампанское!
– Сева пишет хорошие стихи, – авторитетно заметил Евгений.
– Наша муза… – почти пропел Ведищев, доставая фотоаппарат, – мечтаю сделать твой портрет!
Делать нечего, Ксения загнанно озиралась, но приняла правила игры и села под софиты, и Ростислав стал священнодействовать. Кислов стал рядом, помогая поставить свет, и наконец, всё было готово. Дальше всё закончилось всё быстро, и уже портретист показывал ей своё творение. Надо сказать, получилось прекрасно. Нечто в духе Рембрандта, Незнакомка в кресле на чёрном фоне. Она бы даже не стала фотошопить портрет, хотя пара морщинок у глаз её слегка напрягла.
– Просто прекрасно, – сказала она восхищенно, и отметила лёгким поцелуем щеку фотографа.
– Ты всегда получаешься великолепно, – тонко польстил Кислов.
– Да уж не знаю что и сказать…
Ксения подошла и села рядом с Всеволодом, он повернул к ней голову и улыбнулся.
– Очень красивый портрет. Я домой поеду, завтра надо еще попасть на Бульварное кольцо к памятнику Есенина рядом с «Современником». Праздник продолжается, надо успеть. Много наших соберется.
– Поехали. Игорь тебя подвезет, потом и меня домой доставит.
– Всем до свиданья, – сказал поднимаясь Всеволод, пожимая руки остающимся.
– Заезжай, – пригласил его Фёдор, – по пятницам у нас весело.
– Будем ждать, – добавила Лика, и поднявшись на носки, поцеловала опешившего поэта в губы.
Сева не стал отстраняться, или показывать, что ему было неприятно. Скорее, наоборот, это принесло ему удовольствие, и даже Сеня сдержалась в этот раз.
– Пошли, – сказала она, и махнула рукой гостям галереи.
Игорь уже сидел в машине, а на задние места сели Ксения с Всеволодом. Машина выехала на Бульварное кольцо, потом он поехал на Солянку. Уже стало темно, как глянул юноша, около одиннадцати. Вокруг освещалась огнями магазинов, блеском витрин, прекрасная Москва. Улицы были полны людьми, они встречались, общались друг с другом радостно и приветливо. Севе нравилось быть в центре, особенно на Покровке. Невероятные дома, прекрасная архитектура, и рельеф- не плоско и уныло, а какие-то невероятные холмы, извилистые улочки и проулки. Они доехали до Таганки, простояв немного в пробке на светофоре, и поехали дальше. Игорь ехал по Волгоградскому проспекту, мимо знаменитого колбасного завода и громадных труб ТЭЦ, пронесся по мосту, и они были уже в Текстильщиках.
– Мой номер запиши, – сказала Ксения юноше.
Сева достал мобильный, записал номер в записную книжку телефона, и вдруг изрёк:
– Улыбнись, – и навёл камеру на Сеню.
Та чуть изогнулась на сидении, выпятив грудь, и выдала лучшую свою улыбку.
– Годится, – и поэт показал художнице её фото.
– Нормально, и я тебя…– и щёлкнула и его свой телефон.
Всеволод набрал номер, и в салоне заиграла «Big hunk love» Элвиса Пресли, Ксения кивнула, и сохранила номер.
– До завтра. Тогда в одиннадцать у памятника Есенину у «Современника»
– Точно, – улыбнулась девушка, и поцеловала его в щеку, – спокойной ночи!
Сева вышел из машины, и махнув рукой на прощанье, отправился домой. Любимая пятиэтажка манила его обещанием сладких снов.
День второй. Бульварное кольцо
Всеволод ехал на автобусе, решив дать себе время проснуться и подумать о вчерашнем дне. Он любил сидеть в самом хвосте салона, наблюдая за всем, что здесь происходит. В руки сам собой попал планшет, и он стал набивать попавшие на ум строки.
Чёрные колёса, асфальт приминая,
Несут меня вдаль, нечто важное зная,
Что раньше не видел,
И знать не хотел…
Иногда, конечно, поглядывая на пассажиров. Бывало весьма забавно наблюдать за сказочными происшествиями. Вот и сегодня, день его не обманул…
На остановке, на Хохловке, вошёл молодой человек, держа в руке коробку яиц. Был он по виду нетрезв, судя по нетвердо стоящим ногам, но был весел и улыбался. Одет как обычно сейчас- джинсы, клетчатая рубашка, китайские кроссовки, дававшие ему хоть какое-то сцепление с полом транспортного средства. Но видно, подошва была не очень, или тряхнуло очень сильно, так что коробка с яйцами выпала из рук на пол. Парень быстро нагнулся, пытаясь подхватить ценный груз, но тряхнуло опять, и он угодил прямо лбом в голые коленки девушки, сидевшие рядом. Летнее платье, в крупный цветочек, было совсем не длинным, по летнему времени, так что девица просто вцепилась в свой подол.
– Что вы, молодой человек! – покраснев, возмутилась барышня, сдвигая колени, и пряча под сиденье и стопы, обутые в летние сандалии, боясь что ещё и педикюр на отдавленных пальцах пострадает.
– Мадам, – картинно выразился пьяный юноша, улыбнувшись, почти ка Фанфан- Тюльпан, только что освободивший Генриетту, – то есть, мадемуазель, – и он встал на одно колено перед девушкой, с лицом, ставшим из красного просто пунцовым, – прошу простить мою дерзость, и принять цветы… – он глянул на свои руки, – ну, вместо цветов это яйцо, – и он достал единственное из не разбившихся.
–Не надо, – тихо сказала девушка, пытаясь отодвинутся.
–Раз у меня нет больше вина, я выпью это яйцо за ваше здоровье, – заявил он, выпивая сырое яйцо, и скромно кивнув совсем смешавшейся попутчице.
Овации не овации, но в автобусе пассажиры, как благодарные зрители Большого Театра, хлопали в восторге. На Марксистской нетрезвый, но весёлый, пассажир вышел, оставив барышню в автобусе, которая поглядывала на него если не с восхищением, то с несомненным интересом.