– То есть, вы знаете, где он находится сейчас?
– В самых общих чертах. Вскоре после развала Союза Сапер осел в городе Еланске. Очевидно, в качестве доверенного лица всё того же афганского наркоклана. Именно через Еланск все эти годы шел один из потоков наркотиков в Восточную Европу и далее на Запад. И этот поток четко контролировал Сапер. Вдобавок, он прибрал к рукам и местный рынок иномарок. Словом, деньги у него есть, и немалые. Притом, он мужик оборотистый и, наверняка, многократно приумножил свои капиталы. Оборудовать тайную лабораторию – для него пара пустяков. Вот, собственно, и всё, что я знаю. Однако же, по старой дружбе у меня в Еланске есть один верный человек, который, полагаю, хорошо знает обстановку в городе. Город-то небольшой, там люди все на виду, как в аквариуме. Передашь ему привет от меня. А называй его просто – Фомич. Я уже позвонил ему и предупредил о твоем появлении. Он ждет тебя и даст тебе полную информацию о Сапере. На основе этой информации придумаешь себе легенду. – Дед выдвинул ящик стола, порылся там и достал светло-коричневый конверт средних размеров. – Вот фотография Сапера, правда, 15-летней давности. Он относится к тому типу людей, которые внешне мало меняются с возрастом. Полагаю, при встрече ты его узнаешь. – Он протянул мне снимок: – Можешь взять его с собой.
Я взглянул на фотокарточку размером шесть на девять.
С нее на меня смотрел худощавый скуластый тип со светло-рыжими волосами и реденькими соломенными бровями. У него был хрящеватый сломанный нос, твердые тонкие губы и волевой подбородок. Маленькие светлые глазки смотрели с ленивым презрением, но в них чувствовалась неукротимая энергия. Знавал я таких субъектов. На узкой тропе с ними лучше не встречаться.
Тем временем Дед достал из конверта еще одну фотографию:
– А это Епитимьев. Тоже 15-летней давности. Взгляни просто так, для общего развития. Вот так выглядят гении. Капризный, неуступчивый, не признающий возражений со стороны коллег, а уж тем более администрации. Словом, тяжелый человек. Но – гений. Да-а, очень жаль, что такой незаурядный ум погиб, так и не принеся пользы своему отечеству…
Честно говоря, я ожидал увидеть этакого головастого зануду. Но цветная фотография запечатлела крепкого и румяного мужика с прищуром чуть раскосых глаз стального отлива, в которых читалась какая-то веселая удаль. Это был тип жизнелюба и сибарита. Пожалуй, единственным признаком, роднящим его с миром кабинетной науки, была полированная академическая лысина. То есть, профессорская. Профессор в неполных тридцать лет.
– Что же он изобрел, этот гений?
– Этого, к сожалению, я не знаю, – сокрушенно вздохнул Дед. – Но, полагаю, что-то весьма стоящее и нетленное. Иначе мафиози не гонялись бы так энергично за его бумагами. – Он протянул мне руку: – Удачи тебе, сынок! Уверен, что после твоего возвращения мы будем знать об этом деле гораздо больше, чем знаем сейчас.
Глава вторая. КОЕ-ЧТО О ЕЛАНСКЕ
Никогда прежде мне не доводилось бывать в Еланске, я вообще мало что слышал об этом городе, и потому перед сборами в дорогу решил восполнить пробел в своих этнографических знаниях.
Вот что выяснилось после беглого путешествия по страницам Интернета.
Еланск – город областного масштаба с четырехсоттысячным населением и богатой историей. На своем веку он повидал немало войн, смут и бунтов – “бессмысленных и беспощадных”. Был славен своими церквями и монастырями, а также купечеством. Лишился всего этого в годы “великого перелома”. В период “дикого капитализма” здесь сложился рынок иномарок – один из крупнейших в европейской России. Одновременно в Еланске в преувеличенной, гротескной форме проявился весь негатив новых времен. Бойко шла торговля наркотиками, крадеными машинами и цветными металлами. На запах шальных денег тучами слетались аферисты и мошенники всех мастей. Буйствовал рэкет. На все вкусы предлагался живой товар. Еще недавно бандитские разборки средь бела дня, поножовщина, пьяные драки были здесь обычным делом.
Затем я дотошно изучил карту области. К востоку от Еланска местность выглядела обжитой – один за другим тянулись поселки, райцентры и небольшие города с развитой сетью дорог. Западная часть области являла собой противоположную картину. Судя по условным значкам, вся она (кроме узких полосок вдоль трасс) была покрыта девственными заболоченными лесами.
Затем я отправился в газетный отдел публичной библиотеки и пролистал еланские газеты выпуска последних месяцев. Ничего такого, что свидетельствовало бы о странных происшествиях, которые можно было хотя бы косвенно связать с тайными экспериментами по нанотехнологиям, я в еланской прессе не обнаружил. Собственно, ничего другого я и не ожидал.
Затем безо всякой уже надежды я заказал те же газеты 15-летней давности. Именно в тот период Сапер осчастливил своим появлением славный город Еланск.
И вот тут-то меня ожидал сюрприз.
Оказалось, что в советские времена в глухих болотистых лесах под Еланском функционировал “почтовый ящик”, носивший кодовое название “Островок”. Фактически это был мощный научно-исследовательский и опытно-экспериментальный комплекс, занимавшийся, в частности, разработкой оружия, которое с определенной долей натяжки можно было назвать химическим. Название “Островок” этот центр получил не случайно. Дело в том, что его корпуса были возведены посреди непролазной обширной топи. Имелось километрах в ста семидесяти от Еланска, среди заповедных дебрей такое милое местечко – незамерзающая трясина, которую охотники и грибники, изредка забредавшие в эту глухомань, окрестили “Блюдцем сатаны”, обходя сей природный феномен десятой дорогой. Диаметр “блюдечка”, наполненного вязкой болотной жижей, был немалый – порядка пятнадцати верст. Но вот какое чудо: посреди этого моря-океана непролазной топи имелся своеобразный остров – твердый участок с гранитным основанием. Вот именно, – остров в окружении непролазной топи. Непролазной и, я это отметил особо, незамерзающей. То есть, добраться до этого гранитного острова могли только птицы. Или вертолеты. Поперечник острова составлял порядка семисот метров. Вот здесь-то, вдали от шпионских глаз, и возвели научный комплекс, крупный даже по сегодняшним меркам. А для подвоза стройматериалов и оборудования с “большой земли” прямо по болоту проложили дорогу на понтонах, сваях и лежневках, являвшуюся чудом инженерной мысли. И сам объект, и тематика проводившихся в его лабораториях исследований были строго засекречены. Военные связывали с “Островком” большие надежды…
Кто же мог предположить, что в недалеком будущем ситуация изменится кардинальным образом! После развала СССР финансирование “Островка” фактически было прекращено, как, впрочем, и многих других подобных “почтовых ящиков”. Но, похоже, именно “Островок” был кое для кого вроде бельма на глазу. Вскоре то там, то здесь замелькали публикации о якобы продолжающихся разработках химического и бактериологического оружия на постсоветском пространстве, в связи с чем назойливо муссировались слухи вокруг “Островка”. По странному стечению обстоятельств, эта кампания предшествовала подписанию некоего договора, открывавшего тогдашнему правительству России доступ к крупным международным кредитам. И вот, дабы заранее снять возможные неудобные вопросы, наша покладистая власть распорядилась незамедлительно ликвидировать “Островок” – под корень, вместе со всем оборудованием.
Известно, что именно дурные приказы у нас выполняют грамотно, старательно, проявляя недюжинную смекалку и инициативу. Еланская пресса тех лет, финансируемая, похоже, лобби определенного толка, в один голос писала, захлебываясь от восторга, что “почтовый ящик”, представлявший угрозу для всего цивилизованного человечества, стерт, наконец, с лика планеты, превращен в пыль и повержен в болото. То есть, не просто закрыт и опечатан, а взорван в буквальном смысле слова, взорван вместе с тем гранитным основанием, на котором покоился, и которое погрузилось в бездонную трясину вместе с обломками былых лабораторий и испытательных стендов. Зато вожделенный кредит был получен до последнего бакса. Ну и, стало быть, благополучно разворован.
Я вышел в курилку и некоторое время осмысливал прочитанное.
Итак, под Еланском существовал крупный “почтовый ящик”, основной костяк коллектива которого составляли квалифицированные химики, физики, биологи и прочий ученый народ. Этот чудный остров-островок взорвали вместе с лабораториями и оборудованием, опрокинули в непролазную топь. Но что сталось с физиками-химиками? Одни, надо полагать, уехали за бугор, другие устроились преподавателями в местные вузы и колледжи, третьи переквалифицировались, четвертые спились… Но так или иначе, найти в Еланске ученого мужа с солидным творческим багажом за плечами, проблемы не составляло.
Мне было также известно, что на подобные “почтовые ящики” замыкались обычно всякого рода дочерние научные организации. Трогать их в связи с “Островком”, наверное, не стали, но и финансировать, полагаю, прекратили, предоставив выживать по принципу “спасение утопающих – дело рук самих утопающих”. На заре эры приватизации подобные конторы выживали, как правило, за счет сдачи своих площадей в аренду. При этом всё научное оборудование, вмиг ставшее вдруг лишним, перетаскивалось в самый дальний и неприглядный бокс…
Вдруг я понял одну очень простую вещь. Если у Сапера и вправду есть в этом деле свой интерес, то реализовать идею погибшего гения ему, Саперу, проще всего было бы здесь, в этом тихом городе, окруженном лесами, бесчисленными озерами и топями, городе, расположенном далеко в стороне от академических центров. Именно здесь, в этой глубинке, можно было легко, не привлекая к себе внимания, найти опытных, прозябающих на житейской мели специалистов, достать импортное, числящееся списанным, научное оборудование, задействовать прочие факторы, направленные на организацию исследований…
Всё это было для меня очевидным.
Вот только нестыковки по времени я никак не мог понять. С Епитимьевым Сапер встретился около двадцати лет назад. Еще через несколько лет Епитимьев погиб, но его бумаги с расчетами к тому времени уже находились в тайнике, о чем Сапер прекрасно был осведомлен. Сапер не сидел в тюрьме, не находился в коме, его, надо полагать, не похищали инопланетяне… Почему же он начал действовать лишь три года назад? Загадка!
И вообще, почему Сапер приехал именно в Еланск, да еще как раз накануне ликвидации “Островка”? Череда совпадений?
Чем больше я думал об этом деле, тем запутаннее оно мне представлялось.
Пребывая в задумчивости, я свернул на полутемную лестницу и едва не налетел на какого-то худосочного очкарика, который нес большую стопку книг, держа ее перед собой обеими руками. Я всё же успел посторониться, но парнишка, то ли от растерянности, то ли ввиду плохого зрения, задел меня плечом. При этом его книги одна за другой посыпались на пол. Слетели и его очки, скользнув по ступенькам вниз. Я помог неловкому пареньку собрать его хозяйство и, кивнув в ответ на его смущенные извинения, поспешил к выходу.
Глава третья. ИСПУГАННЫЙ “МЕДВЕДЬ”
В славный город Еланск я прибыл утренним поездом.
Центр города оказался примерно таким, каким и представал со страниц туристических справочников. Два-три 16-этажных “небоскреба”, три-четыре “дворца” в стиле ампир с башенками и колоннами, серая помпезная громада местной администрации, пышные цветочные клумбы, уличные кафе, под пестрыми зонтиками которых народ потягивал пиво, наслаждаясь мягкой солнечной погодой…
Верхние этажи гостиницы “Еланск”, в которой мне был забронирован номер, ясно просматривались уже с привокзальной площади.
Через несколько минут я входил в просторный холл, отделанный мрамором, карельской березой, бронзой и зеркалами. У дальней стены поднималась из кадки настоящая пальма – любимое дерево провинциальных гостиничных администраторов.
По всему чувствовалось, что место тут бойкое. Народ сновал взад-вперед. Группа иностранцев заполняла какие-то бумаги. Из открытых дверей бара доносилась музыка. Таблички и указатели извещали, что в гостиничном комплексе имеется множество других уголков для приятного отдыха. Разглядел я и пару-тройку фигуристых блондинок, привычно высматривающих свою добычу. Словом, нормальная губернская гостиница.
Не в пример холлу, мой номер оказался тесноватым, и все же здесь имелось все необходимое для работы и отдыха: стол, телефон, душ, чистое постельное белье и холодильник. Более детальное знакомство с гостиничными удобствами я решил отложить до вечера, а пока – пришпорить коня удачи, пока он не убежал от меня куда-нибудь в сторону еланских лесов.
Приняв душ, я перекурил, собираясь с мыслями, после чего оделся и направился в бар “Еланский медведь”, который, судя по схеме, располагался в трех кварталах от гостиницы. Именно там, в “Еланском медведе”, служил барменом Фомич – “верный человек” Деда.
Гостиница этакой дугой смотрела на тенистый сквер. Я двинулся по зеленому бульвару, застроенному старинными купеческими особняками вперемежку с бетонными и кирпичными коробками.
За первым же перекрестком открылся еще один сквер, изумрудная зелень которого приятно контрастировала с серыми плоскостями некой бетонной громадины, поднимавшейся выше деревьев. Огромные буквы, установленные на крыше, гласили: “КИНОКОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ”. Вдоль дорожки, по которой я шел, выстроились шеренгой театральные тумбы, оклеенные яркими афишами. Я скользнул взглядом по ближайшей:
“ВПЕРВЫЕ В ЕЛАНСКЕ! ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА ЭСТРАДЫ КЛИО-ПАТРА И ГРУППА “БА-БУ-ИН!”
И ниже – более мелкими буквами:
“Конферанс – заслуженный работник культуры РФ Аркадий Балагулин!”
Афиша была украшена двумя броскими портретами. Из верхнего левого угла затаенно улыбалась жгучая брюнетка-вамп, будто высматривая очередную жертву. Очевидно, это и была несравненная Клио-Патра. Из нижнего правого угла на нее просветленно взирал низенький толстяк с неприлично огромным животом, блестящей лысиной и козлиной бородкой. Надо полагать, это было шаржированное изображение конферансье. Трудно было представить реального человека обладавшего столь неестественными пропорциями.
Впрочем, всё это великолепие перечеркивала желтая лента с черной надписью: “По техническим причинам гастроли переносятся на более поздний срок”.
Но вот, однако, и “Еланский медведь”. Оказалось, что это целый ресторанный комплекс, стилизованный под княжеский терем. Бар занимал лишь небольшой его уголок. С первого взгляда было ясно: заведение не из дешевых, рядовой любитель пропустить стаканчик, вряд ли отправиться сюда, чтобы снять привычный стресс. В полутемной прохладе сводчатого зала ненавязчиво играла музыка. Два-три ранних посетителя потягивали из высоких кружек медовуху – фирменный напиток “Еланского медведя”, как извещало меню у входа.
По ту сторону стойки бара застыл в величественном ожидании крепко сбитый вальяжный старик в белой форменной рубахе с черным галстуком-бабочкой. Его гладко выбритое, какое-то восковое лицо выделялось тяжелой, как у бульдога, нижней челюстью. На толстом волосатом пальце левой руки бармена сидел массивный перстень из червонного золота. А колоритный у Деда “верный человек”, ничего не скажешь!
С полминуты я разглядывал этикетки, затем попросил налить мне полтинник “Хэннесси” и, лишь взяв рюмку, передал бармену привет от Деда, присовокупив во избежание какой-либо накладки пару слов пароля.
Вообще-то, я предполагал, что сразу после этого Фомич улыбнется, пожмет мне руку, затем забросает меня расспросами про Деда, после чего уже ответит на все мои вопросы – прямо здесь, у стойки. А я, слушая его, успею пропустить рюмочку-другую. Благо, ввиду явного отсутствия очереди, никто не станет отвлекать нас от деловой беседы.
Но произошло что-то странное. Едва я обозначил свой статус, как этот матерый бульдог превратился в жалкую дворнягу. Он как-то съежился, сгорбился, а в его оловянных зрачках с желтоватыми белками отразился неодолимый страх, чтобы не сказать ужас.
– Говорите тише, – попросил Фомич, настороженно озираясь по сторонам из-под приспущенных тяжелых век. – У стен тоже бывают уши. Не будем терять времени, однако. У нас есть минут двадцать, не больше. Затем хлынет народ, и я буду занят. Что вас интересует? – на его рубленые фразы накладывалась барабанная дробь какой-то рок-группы. Я приметил, что пальцы рук бармена тоже дрожат. Когда он ненароком повернул ладонь, перстень начал выбивать дробь о стекло, но не в такт музыке.