Зинаида Воробьева
Бегом… от деменции на крыльях любви
Пролог
Эпоха гаджетов, компьютеров и соцсетей наступила и поглотила всех. Мы перестаем мыслить, с новой техникой это не нужно. У нас не просто исчезает память, ее сознательно стирают. Скоро не будут знать, что такое письма от друзей из юности, к родным из армии, их не оставят в своем архиве. Не сохранят конвертов и открыток с почерками, адресами, штемпелями. Удалят свои старые фотографии, они сгинут в электронной суете. Уйдут в прошлое мемуары, биографии, дневники. От нас не требуется писать ничего, кроме СМС. То, чем мы не пользуемся, неизбежно атрофируется.
Значит, нужно вопреки этой необратимости напрячь свою память, нагрузив мозг, как мышцу, чтобы он не деградировал. Сделать то, что непросто. Хорошо, если сможешь написать рассказ о событиях, своих намерениях в жизни. Чего можно было сделать, но не сделано. Каким мог бы быть, но не был. Каким стремился стать и стал. Для себя, чтобы разобраться, кто ты, к чему идешь дальше, как поведешь себя в этой всеобщей ломке от энергетического вампира.
Я сумела вырваться на время из этого круга и, чтобы не потерять чувствительности, которая пропадает с болезнью нашего времени «деменции», связанной с потерей памяти и не только, сделала эти записи моего взросления. Это была длинная дистанция, от юности к зрелости, на которой я бежала от своих страхов, неуверенности в собственных силах, к маленьким победам. Я поместила их в невидимый никому кокон, подобно шелковой оболочке, окружающей личинку бабочки, когда она переходит в стадию куколки, предшественницу имаго. Только пройдя через испытания и метаморфозы в коконе, гусеница преображается в бабочку. Бабочка выращивает крылья, чтобы отправиться в первый полет. Я тоже в конце повествования выпускаю из заполненного кокона свои воспоминания на волю, дав им свободу и крылья.
Все, как в природе. Человек рождается личинкой, и душа его только в проекте. Если он не хочет двигаться горизонтально, в одном измерении, в своем пути он должен взрастить крылья. Без них не стать крылатым, не познать счастья полета.
Глава 1
Не думала, что год 2020 будет такой насыщенный. Не хочу говорить слово «трудный», потому что легких годков, пожалуй, по жизни и не было, но в этот год происходили события, которые заставили задуматься и скорректировать свои планы на жизнь.
Мне 72 года. Даже больше. Я родилась 28 августа 1948 года. Когда мне было лет тридцать, я отмеряла от 2000 года 1948 год, и думала, что 52 года – это огромный срок, и вот мне много больше, а я, как никогда, хочу жить насыщенной и полной жизнью. Время, в которое мы живем, имеет массу возможностей для каждого. Нужно просто разобраться в себе и сказать жизни «Да!» Это я поняла много лет назад, помогая составлять бизнес-планы безработным во время их учебы в городском «Бизнес-инкубаторе». За экономическими потрясениями в стране есть множество вещей, которые лежат на поверхности и только и ждут, когда ими воспользуются. Правда, еще никто не отменял самого главного – ценности крепкого здоровья для реализации планов.
В январе две недели я провела в больнице, лечила затяжной хронический бронхит, и, кажется, удачно. Я перечитала там массу книг, слышала из соседней палаты крики 80-летней длинной седой костистой старухи «Спасите!!!», когда санитарка ее обрабатывала, и задумалась о том, какой я могу стать в ее возрасте. У старухи сын жил в Канаде, к ней не приходили родственники. Непонятно, почему он не приставил помощницу, которая хотя бы изредка навещала его мать. Сейчас за деньги все можно.
Для себя я определила ее состояние словом «деменция». Оно было страшным, мне бы не хотелось стать такой через несколько лет, как эта женщина. И стала же она такой не сразу, а постепенно, говорят, что деменция может начинаться и в 50 лет, если не заставлять работать мозги. Кто-то предлагает писать воспоминания, чтобы тренировать собственную память. Наверное, я уже вступила на этот путь, когда лет пятнадцать назад, после выхода на пенсию, для того, чтобы иметь какой-то смысл жизни, написала книгу «Блеск и нищета приемных» о своей работе секретарем директора. Название выбрала претензионное, хотя в любой приемной полно тайн, и все они раскрываемы для тех, кто внимательно наблюдает, по неуловимым для постороннего взгляда мелочам, каким-то поступкам людей, случайно оброненным словам. Помощники руководителя воспитывают в себе эту способность «черпать» информацию из воздуха. Иногда помогает. В тот момент я писала «в стол», для себя. Получилась довольно примитивная книга на сегодняшний взгляд. Но вот что интересно. Сейчас, когда я изредка просматриваю ее, мне нравится, что описаны события, люди, о которых я почти забыла. Это была правильная проба пера.
В больнице можно думать обо всем, времени предостаточно, и мне в тот момент снова захотелось написать «дневник моей жизни» безо всякой утайки, о тех подлостях, гадостях, промахах, которые я совершила с детства и попросить прощения у людей, которым я доставила огорчения. Большинства из них нет в живых, но может, на небесах они почувствуют мое запоздалое раскаяние.
Наверное, я не смогу писать так достойно, как многие писатели. Не позволит скромный словарный запас, с которым я подошла к своему возрасту. Одна из причин – недостаточное знание своего родного русского, и иностранных языков. Два-три языка, несомненно, обогащают культуру. Нужно их учить, хотя бы английским овладевать, заниматься один раз в день по часу. И читать, читать хорошую литературу. Еще лучше пересказывать прочитанное, с юмором, интересно. Это тоже будет бег от деменции.
Год только начинался, и вносил корректировки в планы. Кашель расшевелил камни в желчном пузыре, которые довольно мирно существовали в моем организме, потому что особых излишеств в питании я не допускала. Но приступ заставил сделать Узи и записаться на плановую операцию. Я не переживала за ее проведение, шла в руки к самому опытному хирургу в городе, на «лапароскопию». Хотя врач, который давал направление на операцию, сказал мне, чтобы я не настраивалась на легкость этой процедуры. Любое удаление органа не простое дело.
Когда утром перед операцией в палате мне сделали два укола, и медсестра повела меня в операционную, я не особенно волновалась. Перед операционной сняла халат, осталась только в трусиках и утягивающих чулках. Меня провели к лесенке, и сказали, чтобы я ложилась на операционный стол. Только здесь я поняла, что назад пути нет. Я уже сдала массу анализов, для меня нашли окно в операционном списке у лучшего врача, и молча легла на стол. Сестры знали свое дело. Моментально руки и ноги привязали ремнями к столу, проверили вены, поставили катетер, врач-анестезиолог начал спрашивать о совместимости к обезболивающим лекарствам, хотя и так читал историю болезни. Я начала шутить, что не принимаю наркотики, что курила сорок лет, а десять лет назад бросила, и больше ничего не помню.
Я летела через белый сверкающий тоннель, и попала в огромное круглое помещение с высоким сводом-куполом. Наверху были сполохи нежно-розовых, светло-голубых, светло-сиреневых тонов, перетекающие друг в друга, меняющие оттенки. Внизу – огромное количество высоченных надувных рекламных столбов телесного цвета, подобие тех, какие бывают при открытиях магазинов. Они двигались, переплетались, но не мешали друг другу. Вдруг я услышала вдалеке голоса, и почувствовала легкую боль в верхней части живота. Я непроизвольно начала шевелить пальцами правой руки, постукивать ими о стол. Я не знала, видят это или слышат меня. Мне хотелось как-то дать знать, что я чувствую боль. Чей-то голос сказал:
– А сейчас дышите сами.
– Как? – наверное, я это прошептала губами.
– Дышите, – грозно подтвердил голос.
Я помню, что сначала я выдохнула, а потом уже начала дышать.
– Ну вот, можно в палату, – произнес кто-то, и меня переложили со стола на каталку.
Еще раньше перед операцией, медсестра сказала, что хороший исход – когда везут после операции в палату. Если есть осложнения – в реанимацию. То, что меня повезли в палату, в моем подсознании отпечаталось, как хороший исход.
В палате меня переложили на койку, подошли врачи, и хирург, взяв меня за руку, сказал, что операция прошла хорошо. Я прошептала «спасибо», а потом меня начало трясти, похоже, я очень замерзла. Все-таки во время операции человек лежит голенький почти три часа. Людмилочка, мой здешний ангел-хранитель, которая ухаживала за мной несколько дней, укрыла меня всеми теплыми вещами, которые нашлись, и я уснула. К вечеру я ожила и смогла приподниматься на кровати. Я позвонила моим родственникам и друзьям, была счастлива.
На следующий день мне достали трубочки из носа, которые я не видела и не чувствовала, так как мне было все-таки плоховато, и я пошла на поправку. Мне разрешили поесть диетический суп.
Ночью мне стало плохо. Тошнило, было трудно дышать. Часов в пять утра, когда стало светлее, и встала Людмила, я попросила ее помочь мне сесть. Сначала меня смутил голос, которым я позвала свою соседку. Он был тонкий и визгливый. «Как я сейчас буду разговаривать со своими знакомыми?» – подумала я, и пыталась произнести несколько слов. Какая-то петушиная крикливость. Я струхнула, спустила ноги с кровати и подошла к умывальнику с зеркалом. И увидела увеличившуюся в размерах шею, прямо столб какой-то. Было в этом что-то неестественное, я тихонько побрела в ординаторскую, как раз дежурил оперировавший меня хирург. Постучавшись, я приоткрыла дверь и позвала его.
Меня осмотрели, отечность пошла на плечи. Не знаю, как выглядит отек Квинке, но я пробормотала что-то о нем. Мне вкололи гормон, час я лежала в палате, а потом пошли анализы крови, проверки на КТ, рентгене. Отклонений не было. К вечеру отечность стала спадать, утром ее не было, как будто не было никогда. «Чуть нашего главного до инфаркта не довела, – сказал мне дежурный врач, осматривая меня. – Просто удивительно. Все прошло. Такой случай впервые». Решили, что это была реакция на лидокаин, которым смазывали дыхательную трубку для операции. Я знала, что не переношу новокаин, но сейчас добавился еще один препарат, который мне противопоказан.
Через несколько дней я была дома. Кто-то восстанавливается быстро, у меня этот процесс длился несколько недель, и к майским праздникам я была готова к посадочным работам в саду.
Сын, который приехал на майские праздники из Москвы, вскопал мне все грядки, которые я засадила огородными растениями без изысков, потому что лишнего времени работать в саду у меня никогда не было. А лук, морковь, свекла, картофель и капуста самые необходимые и простые овощи для ухода. Меня всегда поражало капустное семечко. Из такой малости вырастал иногда огромный кочан на десять килограммов. Откуда что бралось? Из воздуха, земли и воды. Из Космоса. Я называла свой сад Космосом. Он был с небольшим наклоном почвы, на нем никогда не застаивалась вода, даже после затяжных дождей, или весной. У некоторых участок сырой, а у меня уже сухой и теплый, прогретый, можно спокойно растить практически все. Когда я стояла посередине своей плантации, я физически ощущала все четыре стихии: солнца, земли, воздуха, воды, которой мощной струей из шланга поливала свои грядки. Все было осязаемо, ветер по дороге из сада нежно обволакивал, особенно в конце лета, когда в природе видна прозрачность. Если есть место силы для каждого человека, то у меня оно было в этом саду. Там прекращались болячки, улучшалось настроение.
Подруга, которой несколько лет назад я отдала половину сада, уехала жить в другой город. Мне было много всей земли, я уставала. Наверное, давала о себе знать операция, врач сказал, что полное восстановление приходит только после трех месяцев. Мне не хватало общения, хотя мы с Соней пересекались не так и часто. Но когда у тебя есть вблизи друг, ты знаешь, что он может прийти, когда тебе плохо или трудно. Из другого города сразу не приедешь. Ягоды, которые вызревали, и просились в рот с куста, не радовали. Их не интересно было есть одной. Так постепенно я проникалась мыслью, что с садом нужно расставаться. Мой возраст – веская причина, чтобы задуматься о том, нужна ли мне такая физическая нагрузка. У меня была работа, которая мне безумно нравилась, и я не хотела ее бросать, тем более, что я пришла к ней в 62 года. Закончив курсы оценщиков, я имела уже девятилетний стаж, наработанную клиентуру, востребованность и собственную удовлетворенность, а также определенный доход.
Так как с утра я предпочитала заниматься своим любимым делом, несколько часов работы в саду еще пять лет назад отвлекали меня от сидения за компьютером во второй половине дня, давали физическую нагрузку и связь с Космосом. Сейчас, в 72 года после трех часов в саду работы болело все тело, вечером я лежала без сил, а на другой день тело все еще отходило. Нужно ли мне это? Драгоценные часы жизни можно потратить с пользой на другие дела, а не на то, чтобы как-то восстановить себя после тяжелой физической работы.
Неожиданно нашелся покупатель на сад, и цена, которую я назначила, их устроила. Так я стала обладателем энной суммы на карте. Странной была ситуация, что все произошло так быстро. Я еще раздумывала, что за меньшую сумму, если бы стали торговаться, я бы не продала. А потом покупатель сказала, что купила бы и за большую, так ей был нужен этот сад.
Был август, самый любимый месяц года. Весной и в первые летние месяцы я всегда чувствовала себя неважно. С первыми теплыми лучами солнца, запахами цветущей черемухи, цветов, обычно уравновешенная, я испытывала приступы острой тоски. Беспокойство тянуло в неизвестную среду, в новую обстановку, где жизнь, казалось, проходит свободно, легко, весело. Душа нигде не находила умиротворения, хотелось путешествий, ярких впечатлений, перемен в личной жизни. Ничего не менялось, к августу я становилась спокойнее, появлялась дополнительная энергия. В два месяца, август и сентябрь, я успевала сделать так много, что другому человеку хватило бы на год.
В этом году лето и его последний месяц были для меня особенными. Закаты были изумительные по красоте. Каждый день, каждую минуту они менялись, и никогда не были одинаковыми. На небе было множество розовых, пепельных, светло-голубых, серых облаков. Там, где ровно синела глубина неба, собирались облака с причудливо-округленными краями. Иногда их нижняя часть была как выпуклая часть пчелиных сот, и все они были окрашены в пурпурно-красный цвет. Через несколько минут солнце уходило за горизонт, цвета становились бледнее, а само небо – темно-изумрудным. Облака у горизонта напоминали горы с шапками снегов, и казалось, что ты находишься где-то в неизвестных волшебных краях. Такое величие солнца и неба будоражило, звало в необъятные дали.
В мой день рождения после прошедшего дождика вечерний свет в комнате стал розовым. Я вышла на балкон. Закатное солнце окрасило воздух и облака в густой розовый цвет. Вся западная половина неба была ярко-розовой, лишь на севере над деревьями было светлое пятно медленно уходящего солнца. Такой подарок от небес я получила впервые.
К началу сентября я оказалась с выращенным урожаем и несметным числом заготовленных банок, потому что нужно было сохранить часть овощей. У меня было еще одно важное мероприятие, в котором меня просили поучаствовать. Школьной подруге, которой три года назад сделали неудачную операцию по замене коленного сустава, в Нижнем Новгороде, институте травматологии и ортопедии, нужно было сделать повторную операцию. Она, не желая отрывать сына от работы, уговорила меня отвезти ее, а я не могла отказаться.
Документы на операцию были высланы областным министерством в апреле, из-за майских праздников, когда много дней никто не работал, дозвониться до нужных кабинетов не было никакой возможности. Наконец, мы узнали, что оплата за операцию произведена, но вмешался КОВИД. Институт закрыли на карантин. У подруги внутри колена был нарыв, ее состояние ухудшалось, но ничего нельзя было сделать. Так прошли все летние месяцы, и только в конце августа ей позвонили, и сказали, что можно приезжать на госпитализацию 9 сентября. Радости не было предела, мне удалось купить билеты в одно купе для нас на ночной проходящий поезд, чтобы утром мы были уже в больнице. Я купила себе билет на обратный путь, рассчитывая, что за пять часов сумею сдать подругу докторам и добраться до вокзала. Один день, который я выделила для этой поездки от своей работы, ничего не решал.