Олег Мушинский
Три мокрых дела
Ремейк
Город умирал. Об этом не принято было говорить. Более того, скажи коренному горожанину, что Сомания умирает – и тот с жаром бросился бы доказывать обратное! Причем совершенно искренне доказывать. Соманийцы были самыми большими оптимистами из всех, кого только довелось встречать Брану. Были…
Теперь люди, случалось, уезжали целыми семьями. В подъезде, где проживал Бран, из двадцати квартир пустовала уже дюжина. Магазинчики и кафе, многие из которых работали даже во время войны, закрывались один за другим. На некогда многолюдной улице не было ни души, и один только ветер трепал на стене афишу двухлетней давности.
Ветер, кстати, был в то утро довольно сильный. Накрапывал дождь. Ветер на лету сгребал капли и швырял их в окна. В такую погоду лучше всего сидеть дома в уютном кресле с чашечкой горячего чая или стаканчиком чего покрепче и слушать, как потрескивают дрова в камине. Как говорится, остатки прежней роскоши. Не дрова, конечно, а камин. Хотя настоящие дрова тоже постепенно становились роскошью.
Бран налил себе стаканчик чего покрепче и поднял его перед замызганным окном со словами:
– Твое здоровье, Сомания.
Ветер словно бы в ответ швырнул в стекло горсть измороси.
– Я тоже тебя люблю, – проворчал Бран и опрокинул содержимое стакана себе в рот.
Потом посмотрел на бутылку и подумал, а не налить ли еще? По правде говоря, для второго стаканчика было рановато. Часы показывали всего десять часов утра. К тому же формально Бран был на работе, хотя раньше такие мелочи его никогда не останавливали. Вот и на этот раз его остановило другое.
На столе зазвонил мобильный телефон. Бран взял трубку и плюхнулся в кресло. Кресло жалобно скрипнуло. Бран был мужчиной крупным и, как пишут в романах, крепко сбитым. Его твидовый костюм – очень приличный и пошитый на заказ – резко контрастировал с армейскими ботинками, но единство стиля пришлось принести в жертву комфорту. Ботинки были утепленные, пошитые специально для горного корпуса. Для нынешней осени в самый раз.
– Слушаю, – сказал Бран.
– Привет, Бран, – ответил голос в трубке.
– Ну надо же! – Бран громко хмыкнул. – Майор Торек.
– Просто Торек. Война, Бран, полгода как закончилась, – голос замолчал на секунду, потом продолжил: – Я тут слышал, ты теперь частный детектив.
– Это верно, – подтвердил Бран.
– Отлично, – сказал голос в трубке. – У меня есть для тебя работенка. Если ты, конечно, согласен поработать на меня.
– Работа есть работа, – невозмутимо ответил Бран. – Приезжай. Адрес помнишь?
– Да, но лучше ты ко мне, – сказал голос в трубке. – Я тут рядом обосновался, в порту. Четвертый пакгауз. И это… поторопись, Бран.
Бран снова хмыкнул – на этот раз тихо и слегка озадаченно – и повесил трубку. Торек был настоящим, стопроцентным соманийцем. Если он сказал: "поторопись…", значит, всё уже очень плохо. Если вдобавок ко "всё плохо" требовался детектив, то цепочка рассуждений вырисовывалась довольно мрачная. Причем в Сомании сохранилась весьма неплохая полиция, и к частному детективу обычно обращались, когда "всё плохо" приобретало совсем уж неприличные формы.
Бран открыл верхний ящик стола и вынул оттуда револьвер. Это был редкий бельгийский "Франкотт" для левши, с правосторонним откидыванием барабана. На рукоятке красовалась наградная надпись: "лучшему стрелку Союза за демократию". Привычно проверив оружие, Бран спрятал его в кобуру подмышкой. Затем он накинул на плечи потертый кожаный плащ темно-коричневого цвета и вышел из квартиры.
Третий и четвертый пакгаузы вытянулись друг за другом вдоль четвертого причала. Это были старинные здания из красного кирпича с черепичной крышей. В передней части возвышалась квадратная башня в три этажа. Дальше располагалось складское помещение. Оно было пониже – всего в два этажа высотой и с пологой крышей, отчего казалось аж вдвое ниже башни.
Третий пакгауз стоял закрытый и покинутый людьми. Под крышей свили гнезда ласточки, а из разбитого окна грустно глядела серая кошка. Пространство между пакгаузами занимала широкая площадка. Раньше здесь разгружали контейнеры. По обеим сторонам до сих пор стояли портовые краны, грустно повесив носы-стрелы. На площадке выстроились в ряд автомобили: черный джип, белая "фифа" и синий "пазик" с надписью во весь борт: "полиция". Номера у "пазика" были не соманийские.
Бран припарковался поближе ко входу в башню и вылез из машины. Мелкий дождь все еще накрапывал. Бран огляделся. Взгляд привычно выцепил двоих мужчин с автоматами на углу под навесом и еще одного – с другой стороны. Все трое были одеты в коричневые плащи того же темного оттенка, что и у Брана. На левом плече у каждого белел наплечник в виде человеческого черепа.
Во время войны это был отличительный знак группировки "Черепа Сомании". Черепа были пластиковые. Ходили слухи, будто бы у самых безбашенных бойцов черепа были настоящие, но Бран не встречал таких даже во время боев. После войны группировка в полном составе влилась в охрану порта. Охраннички из них, как говорят, вышли так себе – собственно, они и на войне отличались редкой безалаберностью – но их репутация бешенных башибузуков отпугивала даже самых отчаянных мародеров.
Однако же репутация – это одно, это хорошо и даже полезно, а вот автоматическое оружие в руках людей с такой репутацией – это уже совсем другое дело. Настолько совсем, что даже оценка "всё очень плохо" не отражала в полной мере всей паршивости ситуации.
– Интересное кино, – прошептал Бран, и направился к пакгаузу.
Единственным входом в здание была массивная двухстворчатая дверь в торце башни. Прямо над ней хлопал на ветру мокрый флаг с гербом города Сомания. До войны полотнище было красным, но после победы восстания его сменили на синее, под цвет флага Евросоюза. А вот герб так и остался белым.
Левая створка двери была приоткрыта. За ней стоял Торек, подпрыгивая от нетерпения. С его комплекцией это выглядело забавно. Торек был невысоким, но весьма упитанным. Во время войны подчиненные называли его "наш мячик". Разумеется, только за глаза. Когда доходило до дела, обходительный господин Торек мгновенно превращался в сурового майора Торека, который относился к подчиненным как к ценному, но расходуемому ресурсу, и никому не хотелось оказаться первым в его списке на списание.
– Ну наконец-то! – воскликнул Торек, когда детектив подошел.
– И тебе привет, – отозвался Бран.
– Привет, привет. Заходи.
Торек посторонился и детектив шагнул через порог.
– У тебя там перед входом "черепа" с автоматами пасутся, – сообщил Бран.
– Да, это моя охрана на сегодня, – небрежно отозвался Торек, прикрывая за ним дверь и запирая ее на ключ.
Внутри пакгауз заметно обновили, причем совсем недавно. В воздухе еще витал легкий запах краски. Слева на стене висела лакированная табличка с надписью золочёными буквами: "киностудия Торека". Раньше была просто студия. До войны – а как Бран слышал от общих знакомых, и после нее тоже – Торек снимал одни только рекламные ролики. Хотя, справедливости ради, снимал он их на самом высоком уровне и до войны получил на разных фестивалях не меньше дюжины призов.
– Киностудия? – тихо произнес Бран.
– Теперь да, – с откровенным намеком на гордость в голосе отозвался Торек.
– Так ты меня позвал, чтобы похвастаться?
Гордость в голосе Торека уступила место столь же ярко выраженному недовольству:
– К сожалению, нет. Идём.
Торек манул рукой, показывая направление. Собственно, оно тут было одно. Через всю башню проходил коридор. Он был достаточно широким, чтобы два крупных мужчины могли спокойно идти рядом, но Торек всё равно держал дистанцию, чтобы капли воды с плаща Брана не попали на его дорогой костюм. Серый с отливом, он выглядел абсолютно новым.
– У меня тут, Бран, серьезная проблема, – на ходу сообщил Торек.
– Выкладывай, – ответил Бран. – Лучше по порядку.
– Если по порядку, то вначале всё-таки похвастаюсь. Я урвал права на ремейк фильма "Молчание ягнят".
– Поздравляю, – сказал Бран. – И что случилось с твоими ягнятами?
– С ягнятами? – переспросил Торек. – Да нет, с ягнятами ничего не случилось. Они тут вообще ни при чём. В фильме их нет. Это, если хочешь, просто образ. Аллегория, так сказать.
Бран кивнул, показывая, что принял информацию к сведению. Аллегории его не интересовали, но никогда заранее не скажешь, какая деталь укажет на преступника.
Башенный коридор заканчивался огромным проемом, ведущим в складские помещения и частично перекрытым лестницей на верхние этажи. Торек превратил склад в один большой съемочный павильон. Перед сценой, изображавшей пустую комнату, в два ряда лежали софиты. Над ними нависал кран. Чуть дальше стояла камера на треноге. Рядом с ней сидел на тележке долговязый мужчина. В полумраке Бран заметил его не сразу. Свет на территорию склада проникал лишь через маленькие окошки под самым потолком.
Мужчина курил. Увидев Брана с Тореком, он поспешно затушил сигарету и поднялся на ноги. В полосе света Бран разглядел на нём вязанный свитер с высоким воротником. На складе было прохладно. Торек махнул рукой и мужчина опустился обратно на тележку.
– А чего сцена пустая? – спросил Бран. – Все деньги на ремонт спустил?
– Да нет, денег пока хватает, – ответил Торек. – Просто сейчас должны были быть кинопробы. Актеры поговорят друг с другом, мы запишем и посмотрим, какая пара лучше смотрится в кадре. Ну, то есть, так планировалось…
– Ты же говорил, что фильм про молчание, – сказал Бран.
– Молчание – это тоже аллегория, – пояснил Торек. – Ты что, не смотрел "Молчание ягнят"?
– Нет.
– Ну ты даёшь, Бран! – сказал Торек. – А хотя бы про Ганнибала Лектера слышал?
– Тоже нет. Кто это?
– Да это же самый известный психопат и каннибал в истории кино!
– Мне их и в жизни хватило, – проворчал Бран. – С избытком.
На психопатов он вдоволь насмотрелся во время гражданской войны. Она словно магнитом притягивала безумцев с горящими глазами, начиная с идеалистов, готовых "огнём и мечом" насаждать новую справедливость, и заканчивая откровенными маньяками, пришедшими убивать в свое удовольствие. Между этими двумя крайностями была солидная прослойка в прошлом нормальных людей, у которых в уличных боях попросту сорвало крышу.
Встречались и каннибалы. Ближе к зиме правительственные войска отрезали в предгорьях два района, где засела крупная группировка ополченцев. Когда припасы подошли к концу, отчаявшиеся люди пошли на крайние меры. Некоторые – на самые крайние. Хуже всех были братья Фальк. Втроем они держали в страхе всю округу. Ловкие и хитрые, они умудрялись вырезать даже военные патрули. Причем братья награбили столько, что этого вполне хватило бы на целый год.
Вот только Фальки охотились не ради пропитания. Для них главным удовольствием было потрошить своих жертв. Особенно тех, кого удалось захватить живыми. К тому времени, когда братьев поймали солдаты, на счету кровавой семейки было не меньше сотни трупов. Ополченцы расстреляли бы уродов на месте, но военные до самого конца держались закона и Фальки в итоге оказались в каком-то закрытом дурдоме без права даже выглянуть на волю.
– Ладно, с молчанием мне тоже всё ясно, – сказал Бран. – А где проблема?
– Наверху.
Наверх вела широкая лестница. Перила были новые, а вот ступеньки остались от старых времен. Кое-где сохранились отметины от пуль. Когда миротворцы штурмовали порт, здесь у ополченцев был один из главных узлов обороны.
Торек бодро запрыгал вверх по ступенькам. Бран широким шагом последовал за ним.
– Знаешь, – говорил на ходу Торек. – До сих пор не могу поверить, что у меня всё получилось. Урвал права практически без борьбы, а ведь это шедевр мирового уровня!
– Если это такой шедевр, то как же его тебе доверили? – усомнился Бран. – На западе закончились свои режиссеры?
– Западные нынче все по щелям сидят, – заявил в ответ Торек. – У них сейчас с искусством строго. Чуть что не так, сразу к ногтю! Причем, знаешь, вот хрен поймешь, что именно им не так. Показал что-нибудь актуальное в кадре – плохо. Выпячиваешь, мол, проблему, а кто-то из-за этого страдает, ночами не спит. Не показал – тоже плохо. Замалчиваешь, мол, а надо бороться. В общем, им безопаснее вообще не высовываться. Когда я свою заявку подавал, всего один конкурент был, да и его сожрали еще до подведения итогов.
– В каком смысле: сожрали? – спросил Бран.
Они поднялись на лестничную площадку второго этажа. Сразу от нее начинался коридор, в котором скучали двое полицейских. Однако Торек направился не к ним, а выше по ступенькам.
– Фигурально выражаясь, – ответил он Брану. – Хотя выглядело, как будто натурально! – Торек широко улыбнулся, словно бы образ пожираемого конкурента доставил ему несказанное удовольствие: – Там на него правозащитники накинулись, ну и общественность натравили. Очень своевременно, надо сказать, получилось.
– И чем он им не угодил? Или это ты подстроил?
– Нет, я тут не при чем, – сказал Торек. – Он сам против правил пошел. Затеял, понимаешь, снимать фильм про какого-то исторического трансвестита… Не припомню как его звали, да и не в этом суть, – Торек махнул рукой. – Суть в том, что зазвал он на главную роль Скарлетт О`Хара. Про нее-то ты слышал?
– Угу, – Бран кивнул. – Даже видел в кино. Симпатичная дамочка.
– Вот в том-то и проблема, что дамочка! А играть надо было трансвестита. Как это дело вскрылось, так настоящая буря поднялась. Пришлось Скарлетт каяться, прощения у общественности просить, ну и от роли, само собой, отказаться. Про режиссера и не говорю. Он, небось, счастлив был, что вообще ноги унёс.
– Не понял, – сказал Бран. – Из-за чего буря-то?
– Так говорю же тебе, Скарлетт оказалась не трансвеститом.
– И что? – спросил Бран. – Актерам за то и платят, чтобы они изображали из себя кого-то другого.
– Это, Бран, уже в прошлом, – ответил Торек. – Сейчас в кино время абсолютного реализма. Если роль трансвестита, то изволь выставить на нее настоящего трансвестита. Если роль негра – ищи негра. Женщину теперь должна играть только женщина, а мужчину – мужчина. А психопата и каннибала, стало быть, соответственно…
Бран остановился.
– Погоди-ка! Ты что, всерьез думаешь пригласить на роль настоящего каннибала?
– Вообще-то, уже пригласил, – ответил Торек. – Помнишь братьев Фальк?
Бран машинально кивнул.
– У меня остались кое-какие связи в столице, – пояснил Торек. – Вот я себе братьев на кастинг и выписал. Под охраной, конечно.
– Ты рехнулся?!
– Скорее, пошел на разумный риск.
– Разумный?! Ты помнишь, что они творили в горах?
– Забудешь тут, – Торек нахмурился, но потом решительно стёр это выражение с лица. – Но зато какая фактура! Идеальные кандидаты на роль Ганнибала. Любого из них возьми, настоящий людоед. Доказанный. Про психопата вообще молчу, это ж законченные маньяки. Никакой правозащитник ко мне не придерется.
– Да, Торек, учудил, ничего не скажешь, – Бран покачал головой. – А теперь главный вопрос. Скажи мне, ведь никто из них не сбежал? Верно?
Торек тяжело вздохнул.
– Вот тут, понимаешь, не всё так просто. Пойдем, я покажу тебе труп.
На двери кабинета висела табличка "директор по кастингу". Тоже золочеными буквами, но в целом заметно скромнее, чем вывеска киностудии внизу в коридоре.
Внутри помещение больше походило на уголок патологоанатома. Посреди кабинета стоял огромный письменный стол. На столе лежал труп. Тело было женское и при жизни очень красивое. Кто-то успел полностью раздеть его, вскрыть и даже частично расчленить. У тела отсутствовала правая кисть и правая стопа. Других мертвецов, а тем более живых людей, в кабинете не наблюдалось.