Среди прочих «гофрированных шлангов», кому не хватило мест в больничке, оказался и я. Горло раздирала фолликулярная ангина и мне разрешили болеть на персональной койке в спальном помещении казармы. В качестве лекарства выдали второй матрас. Чтобы попытался согреться, а в перспективе, обильно пропотеть. И это при + 4 в помещении?! Что ни говори, а военные медики знают чудотворные секреты врачевания.
Согласно графика нарядов, в ночь на 23 февраля, наше 45-е классное отделение, как самое достойное и морозоустойчивое, отправили во внутренний караул по училищу. Дабы обеспечить надежное охранение чихающему и сопливящему войску, чудом выжившему в полевых условиях уральской зимы. А то вдруг еще, упаси Господи, кое-кто из командования НАТО воспользовавшись плачевным состоянием защитников Родины, отдаст коварный приказ на захват нашего поголовно кашляющего лазарета. Только вряд ли. По Женевской конвенции пленных лечить надо. А на страждущих тепла, заботы и здоровья курсантов в полном составе училища ВВС, у НАТО медикаментов не хватит. Не говоря уже про тепло и ласку. Много курсантов тогда с ног свалилось. Как бы даже не в районе трех тысяч человек.
Итак, 45-е отделение получив оружие и максимально утеплившись, убыло в караул. В казарме 4-й роты остались все больные, включая меня и травмированного Витю. Даже суточный наряд на «тумбочке», набранный из самых здоровых, периодически сотрясал ночную тишину своим душераздирающим.
– АААаааааппппч*УЙ!!!!
Ночь. Утомленный болью, я забылся полуобморочным сном. Снилось, как многочисленное стадо пьяных ежиков устроило чемпионат по футболу в моем горле.
Народный целитель
– Санек, просыпайся!
Жаркий шепот неугомонного Виктора лишил слабой надежды на отдых. Копыто тряс меня за плечо и брызгал слюной прямо в лицо.
– Саня, сегодня праздник 23 февраля, а ты дрыхнешь!
– Витя, отстань. Дай мне умереть спокойно.
– Санечка, как ты можешь?! Мы же военные. День Советской армии – это ж святое!
– Витя, не гневи Бога. Я тебя в очке утоплю, козья морда! Дай поспать. По-хорошему прошу.
– Да ты послушай! Пока ты валяешься, бездыханный, я в самоволочку метнулся.
Как Витя сумел надеть шинель с растопыренной пятерней – загадка?! Не голым же в такой мороз бегал?! А как через забор перелез?! Подтягиваться на перекладине Копыто и раньше не умел. Не хватало силенок у Геракла Пилопедрищенского. Но сбегал же?! Фантастика!
Слабость в организме неумолимо тянула в объятья Морфея. Витькины слова долетали через раз. Я сопротивлялся, не желая просыпаться.
– В активе две бутылочки «беленькой». На ужине в столовой я лучку прихватил, хлебушка. Лелик вчера посылку получил, сальца нам оставил, остальной харч в караул взял. Сашок, я тебя «в раз» вылечу.
– Копыто, будь человеком, исчезни. Веришь, ничего ни хочу?! Даже пить не хочу. А самое большее, чего я не хочу, это твою гнусно-счастливую рожу видеть. Дай покоя, пока тебя в травматологию не забрали с переломом черепа. По-доброму прошу.
Но спорить с Витей – занятие бесперспективное. Как чуть позже услышал в женской компании, куда меня занесла нелегкая: «Есть такие мужчины, которым проще отдаться, чем объяснить, что они тебе не нравятся».
Вероятно, Витя Копыто и был той моделью мужчины, после общения с которой, появилась эта народная женская мудрость.
Долго ли, коротко ли проходило мое лечение, не помню. Помню, что мы спорили предмет: «Стоит ли открывать вторую беленькую?» Я был категорически против, а Витя убедительно настаивал, что обязательно надо. При этом аргументируя, что это необходимо лишь для закрепления позитивного эффекта моего лечения, не более того.
По словам этого обормота получалось, что бегая в самоволку и организуя ночную пьянку, Витя рискует своей конопатой шкурой исключительно ради моего блага. Душа-человек, оказывается.
Пока мы препирались и я начал постепенно сдаваться, глубоко в душе понимая, что «процесс моего лечения» давно перешел за грань управляемого, мигнул свет в спальном помещении. Это был сигнал дневального о прибытии в расположении роты дежурного офицера.
Продолжая дожевывать кусок сала с луком, Витя авторитетно промычал.
– Санек, ложись и спи. Я сам все быстренько уберу, будь спок!
Остатки хлеба, сала, лука и непочатая бутылка «беленькой» скрылись в недрах прикроватной тумбочки. Я «принял горизонталь», а Витя заботливо прикрыл мою тушку вторым матрасом, выданным для согрева.
Затем схватил пустую бутылку и громыхая сапогами в ночной тишине… по шесть подковок на каждом, пижон!!!… хаотично заметался по спальному помещению.
Бежать в туалет к мусорному баку было поздно. Монотонное бубнение дневального, докладывающего об отсутствии происшествий дежурному офицеру, неумолимо приближалось. Виктор метнулся к окну.
Внезапно в звенящей ночной тиши раздался душераздирающий треск разрываемой бумаги. Это Витя рывком открыл одну створку форточки. Зима, знаете ли, окна тщательно заклеивались. То, что створок – две: одна внешняя, другая внутренняя – Копыто как-то запамятовал. Далее последовал профессиональный замах рукой… правда, уже левой и…
Предчувствуя непоправимое, я зажмурился.
Бог Витю любил! Бутылка попала в створку фрамуги. Почему-то не разбившись, она с грохотом упала между створок окна.
Раздался еще более душераздирающий треск рвушейся бумаги. Витя рывком открыл всю створку огромного окна и схватил непослушную бутылку.
Опять последовал профессионально отточенный, практически коронный замах рукой и Витя отправил стеклотару в форточку. Причем, в ее закрытую часть. здец, приехали!
Под звон бьющегося стекла, бутылка скрылась в ночной темноте, глубоко зарывшись в сугробе. Кстати, мы ее потом нашли в мае, когда снег стаял.
Невозмутимый Копыто успел закрыть внутреннюю створку окна на два шпингалета и метнул нескладное тельце в ближайшую свободную койку, на лету укрываясь одеялом. Лишь скрипнули пружины, как по спальному помещению заскользил луч фонаря дежурного офицера.
На дворе была перестройка, ускорение и яростная борьба с любым проявлением пьянства и алкоголизма. За легкий запах спиртного вышибали из армии, не задумываясь и не учитывая годы безупречной выслуги. Пинком под зад! Без пенсии!!! А сломать об колено жизнь двоим курсантам?! Да запросто. Но, Бог Витю любил!!!!! Возмездие за злостное нарушение воинской дисциплины в ту ночь прошло мимо.. Невероятно, но факт. Пронесло!
Утром 24 февраля к нестерпимой боли в горле прибавилась головная боль. Ежики в горле активизировались и устроили необузданные брачные игрища, переслившись в мозг. Жить не хотелось.
– Сань, сейчас поправимся.
Копыто опять склонился над моим неподвижным телом, как образцовая курица-несушка над желторотым цыпленком.
– У нас еще бутылочка завалялась. А клин клином вышибают. Да и горлышко пополоскать тебе надоть. Лучше нет лекарства! Не сыщешь, говорю, лучше! К бабке не ходи.
– Витя, пропади где-нибудь, сделай милость!
Бесполезно. Словно гигантское членистоногое, Витя неестественным образом сложился вдвое и полез в свою тумбочку. Раздался характерный звук и по спальному помещению потянуло назойливым запахом водки.
– Копыто!
Этот вкрадчиво ласковый голос заставил меня инстинктивно вздрогнуть и накрыться одеялом-матрасом с головой. Мама, почему я не умер вчера?! Ну, все, налетели! Теперь, точно, выгонят!
– Копыто, что ты там делаешь?
В центральном коридоре казармы напротив нашего спального помещения стоял Пиночет. Комментарии излишни, этот военный был лишен сострадания и жалости. Чего там, он был лишен всего человеческого. Боевая машина, запрограммированная Общевоинскими Уставами Вооруженных Сил СССР.
Витя мгновенно вытащил из недр тумбочки белобрысую голову, напоминающую ершик для чистки унитаза. Загипнотизированный взглядом полковника, Копыто начал лепить полную хрень вперемешку с правдой маткой.
– Я, товарищ полковник, Симонова лечу. У него перпендикулярная вагина… ангина в смысле. Перпедикулярная ангина, точно. Горло раздирается на части, парень просто загибается. И температура бешеная. Вон он! Под одеялом, то есть под матрасом валяется.
– Ну и чем же ты его лечишь, Айболит хренов?!
– Водкой, товарищ полковник. Лучше компресса не придумаешь, согревает очень хорошо. А если в рот набрать побольше, да пополоскать от души – совсем чудненько! Но выплевывать нельзя. . . эффект будет лучше… глотать желательно…
– Водкой?! Ха-ха-ха!
Комбат решил, что курсант Копыто сошел с ума или шутит откровенно подобострастно. А ему, полковнику, очень лестно, когда его подчиненные не только обделываются при появлении «великого и могучего», «ужасного и справедливого», но и шутить, временами, изволят. Но, в меру. Самую малость. А великим быть, ой, как приятно!
Довольно похохатывающий комбат, двинулся в сторону кабинета командира 4-й роты капитана Хорошевского.
Когда Витя приблизился ко мне со стаканом водки, наполненным до самых краев, я не стал ничего говорить, что я о нем, редкостном говнюке, думаю. Я молча выпил содержимое стакана до последней капли.
Перед тем как проглотить обжигающую жидкость, я тщательно и очень старательно прополоскал воспаленное горло. Смачно побулькав водкой, я сразу заснул глубоким и спокойным сном выздоравливающего.
До моего материалистического разума, воспитанного в советской школе на принципах убежденного атеизма, внезапно дошло… что плохого со мной не случится, пока рядом Витя Копыто. Я понял! Да что там понял?! Каждой клеткой своего мозга осознал, что Бог Витю любит! Не знаю за что, но любит искренне. Возможно, как свое не очень гармоничное и не совсем правильное творение?! А слабых и немощных, убогих и дурных, сирых и чудных, из покон веков народная молва зовет «божьими людьми». Наверно, не зря?!
И пока мы с Копыто вместе, Бог нежно погладил своей заботливой и ласковой отеческой рукой меня, грешного.
Химический день
Как неоднократно отмечалось, полковник Серов был бравый вояка и «образцово-показательный» служака. И для поддержания боевого духа курсантов в надлежащем тонусе, а может, из личной вредности, Пиночет ежемесячно устраивал в вверенном батальоне «химический день».
«Химический день» – это во вторую среду каждого месяца весь личный состав 1-го батальона перед разводом на занятия тупо строился на центральном плацу училища с противогазами. Командиры взводов производили беглый осмотр и докладывали о готовности командирам рот. В свою очередь, командиры рот докладывали изнемогающему от вожделения Пиночету о готовности к процедурам.
Курсанты тоскливо и обреченно ждали «горячо любимую» команду: «Газы!»
Команда: «Газы» подавалась своевременно. Причем, подавалась исключительно под гаденькую и ехидную улыбочку. С профессиональной скрупулезностью и педантичностью, Пиночет засекал на секундомере зачетное время ее выполнения.
– Газы!
Услышав сакраментальное «Газы», курсанты дружненько натягивали резиновую конструкцию типа «противогаз абныкавенный».
Упиваясь картиной монолитного и безликого строя в тысячу голов с серыми слоновьими гофрированными хоботами, удовлетворенный комбат с улыбкой поглядывал на «резиновое» стадо. Убедившись, что норматив выполнен безукоризненно, Пиночет громко и внятно подавал команду для торжественного прохождения маршем. Мимо него естественно.
И мы по-ротно и по-взводно, бодренько топая сапогами, идеально ровными строями проходили мимо «ненаглядного» Пиночета. Проходили старательно оттягивая «носок» и с традиционным равнением «направо», поблескивая ровными шеренгами запотевших окуляров на резиновых масках ненавистных противогазов.
Спасибо, что в этот незабываемый момент хоть строевую песню не заставляли исполнять.
После торжественного прохождения строем, курсанты классными отделениями расходились по плановым занятиям и целый день таскали с собой, а то и на себе… в перерывах между учебными парами… обрыдлые до тошноты резиновые изделия.
За соблюдением режима «химического дня» Пиночет наблюдал лично. Появляясь в самых неожиданных местах, вплоть до туалетов, он щедро раздавал внеочередные наряды всем желающим уклониться от увлекательной процедуры обязательного ношения противогаза в короткую перемену между учебными занятиями.
Стоит отметить, что «химический день» был абсолютно неизбежен. Он неизменно наступал независимо от времени года и погодных условий. «Химический день» стал таким же обязательный, как восход солнца.
Мы таскали противогазы летом в жару при +30 по Цельсию и выше. Когда пот обильно стекал внутри маски резинового гандона, безжалостно разъедая глаза и кожу. Окуляры очков мгновенно запотевали и курсант превращался в слепого котенка, ориентируясь в окружающем пространстве исключительно на слух или двигаясь в строю подразделения, фактически, наощупь, опираясь на плечо товарища. Оставалось только точно выполнять строевые команды сержантов или офицера: «левое плечо вперед, стой, шагом марш» и т.д. и т.п. и прочее. Зато развивалось пространственное осязание и чувства локтя.
Самое интересное, что сверху на противогаз необходимо было надеть головной убор. Картина маслом. Когда началась массовая утеря пилоток, обеспокоенное командование разрешило подтыкать пилотку за поясной ремень. Посудите сами, через толстую резину противогазной маски невозможно оценить, находится ли в данный момент на персональной тыковке казенный головной убор или нет. В условиях суровой уральской зимы военную шапку, однозначно, приходилось надевать поверх противогаза. Цирк да и только! Представить такое непросто, особенно на трезвую голову. Это надо увидеть собственными глазами. Потом по ночам будет сниться.