При снятии противогаза жарким летом зачастую из подбородочной части резиновой маски выливалась приличная струйка пота. А лица курсантов были багрово-красными с разопрелой и опухшей кожей, которая воспалялась и саднила.
Противогазы таскали зимой в морозы при -30 по Цельсию и ниже. Зимой особенно тоскливо натягивать холодную и замерзшую резину, опять же, с заиндевевшими стеклянными очками, на обмороженное и обветренное лицо.
Народ тихо матерился и всячески пытался саботировать это увлекательное мероприятие. Многие ребята вырывали обратные клапана – в призрачной надежде на незначительное облегчение дыхания и дополнительную вентиляцию кожи, которая запревала в любое время года, обжатая тисками плотно подогнанной резиновой маски.
Отдельно стоит отметить, что маска противогаза изнутри щедро посыпана слоем талька. Тальк необходим, чтобы резиновое изделие не слипалось при хранении. Но в тоже время, тальк безбожно сушит кожу, готовую мгновенно треснуть даже от слабой попытки открыть рот.
Некоторые курсанты откручивали гофрированный шланг от фильтрующей коробки и засовывали свободный конец в брезентовую сумку. Слабое утешение, но дышать становилось немного легче.
Но опытного комбата просто так не возьмешь, на мякине не проведешь. Дабы свести на «нет» все отчаянные уловки курсантов хоть как-то облегчить себе жизнь, злорадный Пиночет частенько приносил на построение батальона какую-нибудь хлорпикриновую шашку. Выбирая на свой выпуклый командирский взгляд подозрительные подразделения, полковник Серов периодически обкуривал газом потенциальных нарушителей, склонных к порче военного имущества.
У кого герметичность противогазов была нарушена в результате несанкционированно-рациональной доработки, описанной выше, в прямом смысле этого слова – «со слезами на глазах» вываливались из монолитного строя. Курсанты срывали ненавистный, но абсолютно бесполезный в данном случае противогаз. Падая на колени, ребята рыдали горючими слезами, вытирая воспаленные глаза.
В подобные моменты Пиночет был даже весел. Небрежно указывая носком идеально начищенного ботинка ползающих на четвереньках ребят, он ласково и нежно называл их «гофрированными шлангами» и «потенциальными кандидатами в трупы». При этом комбат никогда не забывал внести ФИО провинившихся в список «очередного» внеочередного наряда. Вопросов нет, естественно, он был прав. Но нам от этого не легче.
Однажды суровой уральской зимой коварный Пиночет решил превзойти самого себя. Он притащил на построение батальона не какую-нибудь позорно маломощную и слабосильную дымовую шашечку микроскопических размеров, а огромную зеленую хрень, размером с внушительное ведро. Объемная штукенция с двумя ручками по бокам выглядела непривычно и устрашающе.
Курсанты недоуменно замерли. На плацу было -32 с порывистым ветром. Добровольно надевать резиновые намордники никому не хотелось. Курсанты настороженно смотрели на зеленое ведро, всем видом источавшем явную угрозу.
Полковник Серов с «отеческой заботой» посмотрел в наши лица и с неизменно-ехидной улыбочкой подал команду.
– Газы!
Вытащив зажигалку, Пиночет многообещающе хмыкнул и поджег фитиль у ведроподобной шашки.
На плацу было жутко холодно. Порывистый ветер безжалостно трепал полы тонюсеньких курсантских шинелей, пробирая почти до самых костей. Естественно, никто из ребят не горел желанием расстегивать сумки противогазов. А те, кто уже достал противогазы, не торопились надевать вставшие колом резиновые маски. Все заворожено смотрели на быстро убывающий фитиль.
Откровенно скучая, Пиночет искоса наблюдал, как веселый огонек щедро разбрасывает многочисленные магниевые искры. Огонек постепенно подобрался к верхней крышке «ведра». Замерев на короткое мгновенье: как бы о чем-то раздумывая или колеблясь, он ярко вспыхнул на прощание и шустро исчез внутри зеленой банки. Пиночет оживился. Его улыбка стала заметно шире. В глазах загорелся гаденький огонек любопытства и азарта. Веки слегка прищурились, зрачки сузились. Комбат замер в ожидании чего-то «этакого» особенного.
Через секунду ведро весело пыхнуло белым облаком и начало активно дымить клубами желто-горчичного газа, показывая весьма достойную производительность.
Желто-горчичный дым сначала поднимался вертикальным столбом. Затем его горчичная часть начинала стелиться вдоль поверхности земли, желтая поднималась выше и рассеивалась. Комбат был явно доволен, но недолго.
Травля тараканов
Сильный уральский ветер милостиво сносил вонючую дрянь в сторону от курсантов и она. фактически, не цепляла наш строй. Видя, что ядовитое облако расходуется напрасно, фактически, «в никуда», не производя ожидаемого эффекта на курсантскую братию, Пиночет обиделся, как капризный ребенок. Он смешно выпятил нижнюю губу и раздраженно повторил любимую команду раз десять.
– Газы! Газы! Газы! Я кому сказал «Газы»?!
Мы не спешили ее выполнять, потому что на сильном ветру даже шевелиться было противно и холодно. Все ребята уже основательно замерзли и замерли с оттопыренными в разные стороны руками, стараясь вообще не двигаться. 1-й батальон напоминали стадо арктических пингвинов перед взлетом. При малейшей попытке прислонить руки «по швам», промерзшая насквозь одежда соприкасалась с относительно теплой кожей тела и начинала безжалостно ее холодить, вызывая очень неприятные ощущения.
Но армия это есть дисциплина! Поэтому получив команду «Газы» в двадцатый раз, пересиливая себя, мороз и ветер, зябко поеживаясь, ребята начали расстегивать брезентовые сумки. Кое-кто даже нехотя снял свои шапку, чтобы освободить голову для надевания маски противогаза. Тихо ругаясь, курсанты засовывали эти шапки в самые различные места. Кто себе под мышку, кто в промежность между ног, кто на освободившееся место в противогазную сумку. Но делалось все так медленно, так неторопливо, что ни о каких нормативах даже и говорить нечего. Стрелка на секундомере Пиночета замыкала далеко не первый круг.
Короче, народ упирался «до последнего», а Пиночет настаивал. Полковник грозился ввести два «химических дня» в месяц. Он обещал сгноить всех в газовом бункере за штабом училища, как вдруг случилось неожиданное.
Двое «рецидивистов» из числа курсантов нашей роты, быстро надев противогазы, подбежали к дымящему «ведру». Схватив металлическую хрень за боковые ручки, парни бегом затащили источник газообразной горчицы в фойе главного учебного корпуса.
Изумленный безмерной наглостью, полковник Серов не успел даже крякнуть, как из всех щелей четырехэтажного здания повалил густой горчичный дым. А через некоторое время, вынося входные двери побежали преподаватели, включая суточный наряд и женщин с кафедры «Иностранных языков». Бежали все, причем наперегонки и не соблюдая военной иерархии и каких-либо рамок приличия.
Картина массовой эвакуации плачущей и активно сопливящей толпы, которая в панике ломилась в единственную открытую дверь стеклянного аквариума, повергла всех курсантов в состояние ужаса и неудержимого смеха одновременно. Такое зрелище не забывается, поверьте на слово.
В результате, занятия в тот февральский вторник были сорваны вчистую. Учебный корпус проветривали целый день, отрыв настежь окна на всех этажах. И это при -32 и сильном ветре. В придачу к загазованности и нестерпимой вони, в аудиториях и бесконечных коридорах учебного корпуса, чуть было не разморозили систему отопления огромного четырехэтажного здания.
Полковник Серов был срочно вызван на аудиенцию к генералу. Суровый старик ни в чем себе не отказал. Начальник училища исключительно качественно вздрючил Пиночета, который целую неделю имел бледный вид и неровную походку.
Пиночет навсегда отменил проведение «химических дней» в вверенном ему батальоне. Ура, ура, урааааааааа!!!
Уязвленный и злопамятный, полковник Серов неоднократно предпринимал попытки, напрягая прикормленных осведомителей и ручной комсомольский актив, установить личности двух «мерзавцев», которые затащили газовую шашку в учебный корпус. Но все титанические усилия ни к чему не привели. Ибо форма одежды у всех курсантов одинакова, в противогазах – подавно.
Участники происшествия благоразумно держали язык за зубами, сохранив тайну дерзкой операции вплоть до выпуска из училища в звании лейтенантов.
А Пиночет рвал и метал. Комбат, буквально, заходился в приступах бессильной злобы, переходящей в неудержимую ярость. При его патологической подозрительности, мстительности и фантастической памяти, он мечтал вычислить ребят любой ценой. Это стало для него делом чести и навязчивой идеей.
Осознавая, что время неумолимо приближается к выпуску, а отмщение не предвидится и заслуженная кара в виде самого засраного распределения остается нереализованной, в порыве отчаяния, Пиночет объявил награду «за их головы». Комбат поклялся перед строем курсантов, что обеспечит любое распределение для дальнейшей службы по желанию и выбору того стукачка, который предоставит достоверную информацию оличности двух «камикадзе». Но тщетно. Эта тайна так и осталась не раскрытой.
Лично от себя могу выдвинуть предположение, что не пойманными героями были Артур Рудась из 43-го классного отделения и наш незабвенный Витя Копыто. Причем, Артур Рудась – без вариантов. Его узнали однозначно. А вот Витя под вопросом. Но тот факт, что Витя исчез из строя 45-го отделения, когда мы стояли на плацу и не спешили натягивать противогазы, а появился лишь по пути в казарму, наводит на соответствующие выводы и раздумья.
Более того, при многократных обсуждениях случая с дымовым ведром, Витя, всегда заводной и словоохотливый мгновенно менялся в лице. Заметно бледнея, он замолкал словно рыба, всячески уводя тему в другое русло.
Тем не менее, кто бы это ни был, спасибо вам парни!
Мороз
Во попали, так попали! За окном казармы на градуснике целых -42 градуса по Цельсию! *здец! Фантастика! Аж представить страшно. -42, куда деваться?! И такая радость на Урале?! Как вспомню, до сих пор мурашки по спине бегают. Каждая размером с приличного бегемота.
Слов не хватает, чтобы выразиться адекватно и в рамках разумного приличия. Остались одни эмоции и те все больше с явновыраженным нецензурным уклоном.
У национальных кадров «а-ля-Кавказ, очень средняя и весьма южная Азия» случился непроизвольный, но весьма продолжительный ступор с неконтролируемо-паническим выпучиванием угольно-карих глаз.
Вечно смуглая кожа теплолюбивых ребят, которую не смогла отмыть суровая училищная баня с хозяйственным мылом и стандартной армейской мочалкой, похожей на пучок колючей проволоки, неумолимо побледнела и стала землисто-серой с явно синеватым оттенком, словно у бройлерной курицы отечественного образца, самопроизвольно усопшей в глубокой старости. Еще совсем немного и кавказско-азиатские мачо начнут превращаться в блондинистых арийцев. Причем, абсолютно истинных и с нордическим характером. Сдвиги уже налицо… и на лице.
С резким понижением температуры за бортом казармы и внутри нее, горячий темперамент «настоящих мужчин» заметно поостыл. А куда деваться, когда персональная тушка неумолимо остывает, а нижняя челюсть начинает самопроизвольно, то есть независимо от желания хозяина, отбивать отчаянные сигналы «SOS» по азбуке незабвенного Морзе! Громко… и непрерывно.
А глаза. Глаза! Какие у них были глаза! Глаза – это нечто! Огромные, выразительные, наивно-трогательные и жалостливые. На столько неприкрытого страха и абсолютной потерянности в темно карих глазах ребят с уютно-комфортного юга «генацвали and аксакалы», мы никогда не видели.
Все, наступил тотальный *здец! Для нац.кадров – никакой формы жизни, включая «неразумную и спонтанную», за пределами казармы уже не существует.
Там космос, вакуум, бабай-кирдык-кальтен-жопа. Причем, слово «жопа» исключительно с заглавной буквы «Ж» и с двумя «п».
– Жоп-па!
Легендарный «*здец» рядом не стоял и банально отдыхает.
– Там Жоп-па! У-уууу, страшно!!!
Выставить представителей национальных меньшинств за дверь – верная смерть. И наверное, почти мгновенная! Причем, даже не от самого небывалого мороза, а просто от элементарного шока и всепоглощающего ужаса.
– 42?! Жоп-па, бля!
Действительно, страшно. Конец света!
Потом, между степенными затяжками душистого кальяна на малой родине можно будет всю оставшуюся жизнь, если выживешь, конечно, неторопливо и солидно рассказывать «глЮпому и зеленому» молодому поколению в тюбетейках героические эпосы из своей армейской жизни. И обязательно о «шайтан-урал-земля», где живет невиданный и жестокий «лютый-капец-*здец-морозяка». Слушайте и удивляйтесь! Был, видел, мерз, как собака, но чудом выжил. Хвала Аллаху! И заклинаю вас всеми святыми: в ту сторону, куда показывает единственная стрелка непонятных и странных часов под идиотским названием «компас», которые почему-то не тикают, ездить нельзя! Там живет «холодная белая смерть»! УУуууу!!!
Говорят где-то в Оймяконе… по дружному и единогласному мнению нац.кадров – проклятая небом земля… стоит памятная стелла с табличкой и надписью в -67,7 по Цельсию. Сподобилось такое счастье в 1933 году. Сам не видел ни стеллу, ни табличку, ни того мороза. Честно говоря, не горю желанием. Совсем! Никогда!
Абсолютно не желаю ни только лично засвидетельствовать рекордную температуру, но и слышать о ней. Упаси Господи! Эту бы пережить без потерь обмороженных конечностей, а так же без других пагубных последствий для персонального здоровья! Не смейтесь, один придурок из соседней роты, на спор решил пописать на улице. Потом в медсанчасти отдыхал почти календарный месяц, крайнюю плоть обморозил. Был бы обрезанным, вообще – без конца бы остался.
Все-таки товариСТЧ Гитлер был законченным кретином. Факт! Перед тем, как идти воевать на землю русскую, ему бы к товарищу Сталину за льготной путевочкой обратиться. И неспешно прокатиться на паровозике в туристическую поездку до Дальнего Востока через Урал-батюшку и Сибирь-матушку. И обязательно зимой! С чувством, с толком, с расстановкой. Чтобы самолично убедиться в неописуемой красоте земель русских и прочувствовать на себе, любимом, всю прелесть уральско-сибирского резко-континентального климата. А то икалось ему долго бедненькому, не иначе. Особенно, когда благодарные солдаты вермахта и люфтваффе, отбывая стандартную трудовую повинность на гостеприимной Урале и в не менее гостеприимной Сибири, в качестве военнопленных, естественно, вспоминали «добрым сердечным словом» «мудрого и прозорливого» фюрера с его патологической мечтой о мировом господстве. Ладно бы, начал с америкосами на курорте Багамских островов воевать или высадил бы десант во Флориде или в Калифорнии, вопросов нет. А то поперся сразу в таежную Россию! Придурок, одним словом! Эх, Адольф, Адольф, дубина немецкая, Бисмарка читать надо было внимательно, а не по баварским пивнушкам шастать.