Сам офис располагался в пятиэтажке на Лесном проспекте неподалёку от станции метро с почти таким же названием. В лихие девяностые ВВ купил две больших двухкомнатных квартиры на первом этаже и после стремительных финансовых переговоров с ответственными инстанциями произвёл перепланировку, получив в своё распоряжение отлично отремонтированное помещение с просторным холлом и двумя большими комнатами, между которыми находилось пространство, занимаемое его личной помощницей. Сам ВВ обитал в комнате, окна которой выходили во двор.
О первоначальном накоплении личного капитала шеф распространяться не любил. Бывало, на не частых офисных посиделках в честь чьего-нибудь дня рождения он мог углубиться в преданья старины глубокой, из которых можно было сделать вывод о том, что жизнь его помотала вполне прилично и нынешний финансовый успех это вполне заслуженная награда за стойкость и верность принципам. Детей у ВВ не было, в силу чего он по- отечески относился к нам, стараясь вникать во все проблемы, о которых узнавал. Приобретением своей однокомнатной квартиры я был обязан именно ему.
И ещё шеф презирал первого Президента России, отзываясь о нём весьма непочтительным образом.
– Ельцин барыга, сволочь и блядь та ещё,– часто повторял он, когда мы слишком громко начинали спорить о политике, пытаясь сравнивать то, что было с тем, что есть,– хорошо, хоть вовремя скинули гада! Всё бы пропил и всех! Ворюга и дурак безмозглый, до сих пор расхлёбываем! Вы молодые, многого не помните: этот подлец чуть Россию не просрал!
Личный водитель и по совместительству телохранитель ВВ Артём, бывший десантник, прошедший через горнило Афганистана и возящий шефа уже лет двадцать, объяснял эту неприязнь так:
– Вячеслав Валерьевич человек очень добрый, не мне вам рассказывать. И поможет, и подскажет, если что. Но как узнал, что Ельцин хотел продать финнам Карелию за пятнадцать лярдов зелёных, его чуть удар не хватил! Такими словами ругался, что я и в армии половины не слыхивал.
Мы знали, что шеф родился и вырос в Карелии, где до сих пор проживала его многочисленная родня, включая сильно болевшую жену, которую он постоянно навещал. Так что его можно было понять.
Откровенно говоря, с мнением ВВ по поводу первого Гаранта согласно большинство граждан нашей федерации. И тут их упрекнуть не в чем.
Я налил кофе в чашку с изображением Петропавловской крепости и пошёл к своему столу. Усевшись в кресло, уткнул лицо в ладони. Надо сосредоточиться и постараться вспомнить сон в мельчайших деталях.
Но чем больше я старался вспомнить, тем яснее перед глазами мелькали светящиеся скарабеи. Они кружились, перепрыгивали с глаза на глаз и вдруг сложились в лицо Рыжей. Кажется, я серьёзно запал на неё.
Подробности сна неуловимо таяли. Я сделал большой глоток из чашки, обжёг нёбо и тут же почувствовал, как горит левая ладонь. Я посмотрел на неё и обнаружил, что скарабей потемнел, а детали его тела стали более чёткими.
Перед выходом на работу я долго исследовал свою руку и пришёл к выводу, что изображение скорее напоминает родимое пятно, чем татуировку или нанесённый рисунок. Правда, я никогда не слышал о чёрных родимых пятнах. Тщательное мытьё рук ни к чему не привело.
Светящийся экран монитора напомнил мне о том, что пора заняться рабочими делами. Синее окно Винды напрягало глаза и мне подумалось, что было бы неплохо установить картинку с изображением скарабея.
Вздохнув, я открыл тетрадь с планом дня. Начнём потихоньку.
Мои обязанности были довольно просты: отследить расход товара на всех точках, подбить денежный итог и составить рекомендации по улучшению продаж для каждого конкретного киоска. Рабочий компьютер был связан со всеми кассовыми аппаратами и в режиме реального времени я в любой момент мог увидеть движение товара во всей сети.
Раз в неделю я представлял шефу распечатанный отчёт, который он при мне просматривал, одобрительно кивая головой и делая довольно дельные предложения, которые говорили о том, что он держит ситуацию под полным контролем. Иногда мне приходилось выезжать на места для урегулирования вопросов, которые неизбежно возникали в силу того, что большинство работавших в киосках продавцов были гражданами Средней Азии, многие из которых плохо говорили на русском и, кроме того, постоянно нарушали миграционное законодательство РФ.
Местные участковые были в курсе, но закрывали глаза. Шеф моими руками регулярно подкидывал им к официальной зарплате, а про бесплатный в течение дня чай-кофе с горячей выпечкой даже говорить не приходилось. Для этих поездок я купил белую механическую «Тойоту Камри» 2008 года выпуска. Офисные шутили, что я зажал сотню тысяч на коробку автомат и в питерских пробках ещё не раз пожалею об этом, но мне нравилось самому управлять большой сильной машиной, которая послушно откликалась на все мои действия.
Несколько раз в день я перекидывал полученную информацию за соседний стол, где сидела Аллочка, отвечающая за наполнение точек товаром.
Аллочка постоянно разговаривала по телефону: искала новых поставщиков и ругалась со старыми клиентами. Кроме того, она отвечала за ротацию среднеазиатских кадров, которые менялись на точках с калейдоскопической скоростью.
– Чего им ещё надо?– вопрошала она иногда в пространство перед собой.– Приехали, устроились, еда под рукой! Так нет же, кочуют с места на место, как тараканы перед травлей! Не нравится,– так сидите в своих Ташкентах!
Ташкентами Аллочка называла все города, из которых многочисленные граждане бывших советских республик стекались в славный град Петров в поисках лучшей доли.
Себя она называла коренной петербурженкой и при случае это непременно подчёркивала.
– Представь себе,– говорила она кому-то в трубку,– вчера вечером соседка говорит, что у подъезда тёрлись какие-то подозрительные личности. У подъезда! Подъезд у тебя в Москве, деревня!
Мне, конечно, нравится слово "парадная", звучит оно торжественно и не буднично, вызывая в памяти картины давно ушедших дней. Так и представляется сцена, когда к нарядному, ярко освещённому дому где-нибудь на Невской перспективе подъезжала красивая карета, из которой чинно выходил господин в статусе целого статского советника и местная челядь, суетясь и мельтеша, наперегонки пыталась поймать, брошенный за здорово живёшь рубль…
Но назвать парадной вход в собственный дом у меня не поворачивался язык. Можно прибить на дверь, какую угодно табличку. От этого мой дом не станет похож на дворец. Осёл останется ослом, хоть и осыпь его звездами!
Аллочка, двадцативосьмилетняя крашенная пухлая блондинка, жила в таком же новоиспечённом районе, что и я, только с другой стороны города. Губы она красила яркой вишнёвой помадой, отчего напоминала слегка располневшую Мэрилин Монро питерского розлива. Она считала себя весьма эмансипированной особой и о современных мужчинах отзывалась очень нелестно, называя их попеременно лосями или оленями. В чём для неё лично состоит разница между этими парнокопытными, Аллочка не говорила, но весь офис знал, что в этой её классификации отчего-то лучше быть лосем.
И ещё все знали, что Аллочка мечтает выйти замуж. Хоть за лося, хоть за оленя.
Для незамужней женщины возраст тридцать лет является неким Рубиконом, не перейти который почти стопроцентно означает, остаться в девках. Не в смысле девственности, а в сакральном смысле создания полноценной семьи. Проще говоря, Аллочка мечтала о нехитрых бабских радостях, заключавшихся в нескольких детишках, готовке борща и семейных поездках на тёплоё море.
Чего уж тут скрывать: в России- Матушке полно тридцатилетних одиноких баб. Да и другие женские возраста, перефразируя классика, незамужности покорны. Мужиков на всех не хватает и женщины с грустью констатируют очевидный факт некоторого несоответствия разнополых особей в рамках одной территории, прямо заявляя, что на десять девчонок по статистике девять ребят!
– Эй, чувак!– мои размышления были прерваны Алексом, системным админом, от которого зависела слаженная работа всей нашей конторы.– Ты чего такой смурной? Опять плохо спал?
Алекс был в курсе моих занятий и не раз помогал мне найти нужный сайт или форум, безошибочно отсеивая сотни пустышек, в которых я без его помощи мог просто утонуть. Для меня это было непостижимо.
– В Сети, чувак, надо жить, а не захаживать по малой нужде время от времени,– часто говорил он мне.
Алекс был настоящим компьютерным червём. С самого начала рабочего дня и до позднего вечера он проводил время у своего монитора. Ничто не могло отвлечь его от этого занятия. Частенько он пропускал обеденный перерыв, а чашка кофе, налитая с утра, могла простоять невыпитой весь день.
Ему было тридцать семь лет, ростом он был с меня, но из-за худобы казался выше. Это был настоящий фанат тяжёлого рока. Одет он всегда был соответственно: чёрные рваные джинсы и чёрная в тон футболка с изображением чертей, тащащих в ад очередную жертву, видимо, слушавшую российскую попсу. На ногах остроносые сапоги, до неприличия усыпанные разного размера блестящими железками. Стригся Алекс редко, расчёсывался ещё реже, но за бородой и лихо подкрученными усами ухаживал весьма тщательно. Однако всё это не мешало Аллочке довольно регулярно поглядывать в его сторону.
Мне было известно, что год назад Аллочке удалось затащить его к себе домой под предлогом того, что её компьютер барахлит. Дело молодое, Алекс задержался, о чём на следующее утро красноречиво говорили счастливые Аллочкины глаза. Но дальше этого не пошло. Я ни о чём не расспрашивал нашего компьютерного гения, но через пару дней он ни с того, ни с сего в Аллочкином присутствии довольно громко сказал:
– Рождённый Сетью, женат не будет!
Аллочку, вероятно, рассчитывающую на продолжение романа, по- человечески было жаль. Но секс это не повод для женитьбы, как сказал один из анонимных последователей сексуальной революции.
Я посмотрел в сторону Аллочки и ответил:
– Ты же знаешь, Алекс, я всю эту сонную муру давно забросил.
– Ну да, ну да,– админ согласно закивал головой.– А чего руку всё время трёшь?
Рука реально побаливала и я, не отдавая отчёта, механически пытался унять боль. – Да так, чешется левая с самого утра,– ответил я.
– Левая к деньгам,– авторитетно заявил Алекс,– разбогатеешь, я в доле.
– Ты первый в очереди,– заверил я его.
Алекс пошёл к своему рабочему месту. Вторую большую комнату мы делили на троих. В нашем распоряжении была небольшая кухня и туалетная комната, которая после перепланировки размером не уступала кухне.
В межкомнатном пространстве царила Юля, личная помощница шефа и по совместительству его племяшка. ВВ вытащил её в из Петрозаводска в Питер как только она закончила школу, оплатил заочное обучение в одном из институтов по специальности "Пиар и связь с общественностью" и взял к себе в офис.
Сейчас Юле было двадцать три года. Симпатичная, стройная, коротко стриженая брюнетка, она часто привлекала к себе мужские взгляды на улице. И цену своим прелестям хорошо знала. Юля очень быстро влилась в ночную питерскую жизнь и про её пятничные вечерние похождения на Думской улице, где находились все злачные заведения Питера, знали все. Она это не особенно скрывала и со вкусом рассказывала нам о жизни, кипящей в городе по ночам.
Юля, как и Аллочка хотела выйти замуж, но системных администраторов в качестве женихов не рассматривала. Как и иностранцев, частенько подкатывающих к ней в клубах. Как и дядя, она была патриоткой.
– Наши мужики, может, уступают в галантности,– говорила она Аллочке,– зато с ними спокойнее как-то, роднее.
Аллочка кивала головой и смотрела в сторону Алекса.
Жила Юля на Невском: снимала комнату у вдовца полковника в отставке за пятнадцать штук. Полковник в ней души не чаял, звал внучкой и по субботам отпаивал загулявшую Юлю отваром из ромашки. ВВ сначала ругался, считая, что племянница может позволить себе более приличные условия жизни, но быстро смекнул, что в чужую квартиру Юлька вряд ли кого-то приведёт и втихаря стал доплачивать пенсионеру десять тысяч, чтоб тот за племяшкой внимательнее приглядывал.
Бывало и так, что Юля приходила на работу со следами небольшой усталости. На этот случай в холодильнике всегда стояло несколько бутылок "Боржоми". В такие дни Юля сидела грустная и морщилась от каждого входящего звонка.
– Все они дятлы,– жаловалась она Аллочке,– накидают в себя наркоты и долбятся. Ночью женихаются, а утром ничего вспомнить не могут, уроды! От них и рожать страшно! Выйдешь замуж за такого, а он возьмёт и сдохнет от передоза через пару лет!
Аллочка опять с ней соглашалась. Мол, очень надо в самом расцвете лет выходить замуж за потенциального мертвяка с плохими анализами!
Я потёр нывшую руку, открыл рабочую программу и начал просматривать поступившие за выходные данные. Как и ожидалось, ничего экстраординарного не произошло. Горожане пили, курили и поглощали сдобу в привычном для выходных ритме. Изделия из теста выпекались прямо в киосках, отчего пользовались большой популярностью.
Моё внимание привлекла точка в Купчино. В последнее время прибыль там сократилась существенно. В нескольких десятках метров от нашего киоска какой-то азербайджанец открыл "Настоящую шаверму". Этим самым он намекал местному населению на то, что вся остальная шаверма ненастоящая. Часть нашей выручки плавно перетекла к нему. Шеф был в курсе проблемы, один раз мы с ним даже прокатились на моей машине в Купчино. Неподалёку от здания местной администрации мы встретились с импозантным мужчиной в сером костюме.
Шеф говорил долго, но краткую суть сказанного передал в конце разговора несколькими словами.
– На кой хер я плачу столько денег за этот беспредел?
Человек в сером костюме отводил глаза и клятвенно обещал разобраться с наглым конкурентом.
– Хорошо, я немного потерплю, но этот цирк пора заканчивать!– сказал на прощание шеф и мы уехали.
Судя по входящим данным, цирк только начинался.
Иногда я представлял, как этот азербайджанец встречается с серым костюмом. Наверное, он говорит ему тоже, что и ВВ, а тот так же оправдывается, обещает разобраться и продолжает получать деньги с обоих. Ласковый теленок двух маток сосёт!
Через пару часов я переслал подбитые данные Аллочке, которая вместе с Алексом вышла покурить.
Следующая сверка намечалась перед обедом, можно расслабиться и спокойно попить кофе.
Только я встал из-за стола и направился в сторону кофейной машины, как услышал голос Юли. Она оживлённо беседовала с кем-то по телефону. Мне стало любопытно, и я прислонился к стене перед проёмом так, чтобы Юля меня не видела, но я мог слышать, о чём она говорит.
– …да лет сорок на вид. Я ему, Нюся, говорю, чтоб руки не распускал. А он, дятел, вцепился в меня и держит! Я ему в глаза смотрю, а зрачков вообще нет! Обдолбился фигнёй какой-то! Еле вырвалась, ужас!
В трубке в ответ запищало.
Юля с минуту слушала, а потом сказала:
– Какой бежать? Я только пришла. В пятницу вечером с дядей к родне ездила. Куда-куда? В Петрозаводск, куда же ещё? Подарки раздарила, всех перецеловала, новостей наслушалась. В воскресенье к обеду в город вернулась, посидела у себя, книгу почитала. Скукотища смертная! Пойду, думаю, продышусь воздухом свободы. Ну и пошла в наш любимый.
В трубке коротко пискнуло.
– Да вообще никого,– ответила Юлька своей собеседнице.– Только нарик этот да парочка за стойкой. Я присела за столик, а он тут как тут, рядом примостился. Водички ему принесли, он попил, смотрю, чуть оклемался. Извиняться стал. Ты, говорит, не подумай чего, первый раз попробовал, расслабиться захотелось. Сама знаешь, все они одно и то же поют. Подозвал официанта, заказывай, мол, что хочешь. Я и заказала. Тысяч на пятнадцать, не меньше. Думаю, посмотрим, как ты расплачиваться будешь. Посидели с часок. Я беленького пару бокалов выпила, креветок поела, кальян покурила. А он не ест, не пьёт, только на меня смотрит. Расплатился и говорит, что голова сильно кружится. Ясно, от дряни этой и не такое бывает! Короче, предложил мне поехать к нему. Типа, живёт один, ночью страшно самому оставаться, боится, чтобы чего не случилось. Подежурить, значит, просит. И слово даёт, что приставать не будет.