Диана Луч
Сборник юмористических повестей №1
Записки интерна.
Глава 1.
Меня зовут Василием, Васей, и это – мой первый в жизни дневник. Раньше я никогда не писал дневников. То было некогда, то нечего рассказать, то попросту не хотелось. Но вот в моей жизни произошло одно очень важное событие – я наконец-то стал врачом! То есть не совсем врачом, в том смысле, что не опытным специалистом, а всего только начинающим: по окончании учебы в университете я поступил интерном на работу в больницу. Но вот незадача! Сдав выпускные экзамены, я ещё размышлял над тем, какое направление в медицине для себя выбрать.
Меня одолевали сомнения, поэтому я решил обратиться за советом к своему любимому преподавателю – профессору Безрукножинскому. В тот день, когда я пришел, у него было занятие со студентами. К несчастью, этот блистательный лектор из-за больного горла не мог произнести ни словечка. Профессор Безрукножинский пару раз высморкался, откашлялся и попрыскал себе в горло лекарственным спреем; затем открыл свой дипломат и, спрятавшись за его крышкой, налил в чашку горячего чая, сделал несколько глотков, после чего достал флягу и отпил из неё немного вина. К сожалению, ничего не помогало. Тогда профессор разжевал таблетку, затем развел в стакане воды какой-то порошок и, поморщившись, принял его внутрь, после чего открыл бутылку коньяка, налил себе стопочку и опрокинул в больное горло. Но даже после этого голос у него не появился. Напрасно профессор Безрукножинский пробовал сказать хоть слово. Из его горла вырвался лишь жалкий мышиный писк. Расстроенный профессор достал из-под стола кастрюлю с вареной картошкой, накрыл голову полотенцем и стал дышать паром, периодически высовывая голову наружу, глядя на слушателей и пытаясь им что-то сказать. Все попытки вернуть голос оказались тщетными. В итоге профессор открыл ноутбук и стал печатать на нем то, о чем хотел рассказать студентам на лекции, озвучивая текст голосом Стивена Хопкинса. Мне было неудобно обращаться к безголосому профессору со своим вопросом, и, не дожидаясь конца лекции, я вернулся домой. Затем, немного поразмыслив, я сделал то, что обычно делают в подобной ситуации, то есть доверился судьбе, и вскоре проблема решилась сама собой. На заключительной практике кто-то из наших кураторов изрёк:
– Стране нужны терапевты! Работа эта нелегкая, платят за нее мало, но ведь кто-то должен лечить людей!
Глава 2.
Так я стал терапевтом и в качестве врача-интерна первые три года, которые считаются продолжением обучения, должен был отработать на базе крупной клиники. Меня определили в крыло стационара "В". В крыле "А" находились хирургические отделения, а в крыле "С" – гинекология, урология, эндокринология, пульмонология и другие.
Как того и следовало ожидать, меня сразу направили в терапию. Там я приобрел один из главных навыков настоящего медика: выработал врачебный подчерк и натренировался в запоминании "ФИО" пациентов. Насколько это важно, я понял уже в первый день своей работы, когда отправился проводить осмотр пациентов терапевтического отделения в палатах. Там на вопрос: "Как Вас зовут?" – я получил ответы: "Иван Васильевич Петров", "Семен Романович Петров", "Роман Семенович Петров", "Петр Николаевич Семенов" и "Петр Петрович Петрищев". По пути к ординаторской я мысленно повторял: "Только бы не перепутать всех этих пациентов и их диагнозы, чтобы точно знать, кого и как лечить!", но через пять минут грустно констатировал: "Всё! Забыл!" В этот момент в ординаторскую вошла заведующая отделением и, бросив на меня беглый взгляд, поинтересовалась:
– Отчего пригорюнился?
– Забыл, у какого пациента – какой диагноз! – честно признался я.
– Успокойся! – махнула рукой она. – Полистай истории болезни! Там всё написано: и диагноз, и назначенное лечение. Мы с коллегой уже всё сделали. Так что, на тебе денег: сбегай вниз, принеси нам из столовой по стаканчику кофе и что-нибудь из выпечки! Да ещё захвати в ближайшем магазине полкило сосисок, чтобы мне после работы никуда не заходить!
По правде говоря, освоение профессии медика на практике давалось мне нелегко. Поначалу я часто путался в диагнозах. К примеру, если поступившая больная при первичном осмотре говорила:
– Доктор, у меня так сердце прихватило, что думала – умру! – я сразу ставил ей диагноз: "инфаркт миокарда".
Но говорливая пациентка трещала без умолку:
– Вообще-то у меня давно с сердцем нелады: бывает, поднимусь с сумками из магазина по лестнице к себе на восьмой этаж – и уже одышка, приходится принимать нитроглицерин!
– Что же Вы раньше-то не сказали? – сердился я и, зачеркнув "инфаркт", писал сверху: "стенокардия".
– Это все от давления, – продолжала больная. – Оно у меня повышенное. Мне однажды даже "скорую" вызывали, был гипертонический криз: мушки перед глазами, в ногах – холод, головокружение, боли в сердце и всякое такое…
– Угу… понятно! – угрюмо отвечал я и, вместо "стенокардия", писал: "гепертония".
В итоге относительно диагноза сомнений не оставалось, но было ли правильно написанным это слово? "Нет, наверное", – подумал я и переправил "гепертония" на "гепиртония", а потом на "гипиртония".
– Вот, теперь, кажется, правильно! – заключил я, отложил бумаги в сторону и отправил больную в палату.
Однако на этом история не закончилась. На следующий день заведующая отделением исправила написанное мною на "гипертония" и сказала:
– Вася, тебе нужно вырабатывать врачебный подчерк! Потренируйся на досуге!
"Что она имела ввиду?" – задумался я, но, заглянув в истории болезни, заполненные более опытными коллегами, понял, что писать надо так, чтобы, кроме самого врача, никто не мог понять, что там написано. Неразборчивый почерк помогает закамуфлировать любые грамматические и даже смысловые ошибки, включая, диагноз. Я долго тренировался, и однажды заведующая меня похвалила:
– Молодец, Василий! Сегодня я заглянула в историю болезни твоего пациента из шестой палаты и ничего не смогла разобрать! Подчерк у тебя стал, как у опытного шифровщика. Хорошо, а теперь расскажи вкратце, с чем он поступил и какой у него предположительный диагноз!
Так случилось, что на работе неожиданно для себя я влюбился в Катю. Наша первая встреча произошла, как в сказке про спящую красавицу. В тот день в терапевтическом отделении я дежурил в ночную смену, мне было скучно и хотелось с кем-нибудь поговорить. В поиске собеседников я зашел в сестринскую, а там две постовые медсестры и две санитарки спали глубоким сном. Одна с громким рыком храпела, другая тихонько похрапывала, а третья похрапывала и посвистывала. Только молоденькая медсестра Катя, укрывшись клетчатым пледом, спала как ангел, не издавая ни звука. Я невольно ею залюбовался. Какая же она была красивая: с копной длинных густых волос, загнутыми кверху ресницами, легким румянцем на щеках и пухлыми кукольными губками. Я стоял, безотрывно смотрел на Катю и не заметил, как сзади подошли два пациента (один молодой, другой пожилой) и тоже стали смотреть на спящих медработниц. Когда я повернулся к мужчинам, они принялись громко кашлять и жаловаться на плохое самочувствие. Одна из медсестер проснулась и по моей просьбе отправилась в процедурный кабинет, чтобы сделать уколы обоим больным. С заспанным лицом, не глядя, она нащупала в шкафу какую-то ампулу, ввела пожилому больному в ягодицу лекарство, после чего он стал еще больше задыхаться и синеть. Тогда медсестра открыла другую ампулу, быстро набрала лекарство в шприц и сделала укол в другую ягодицу. Больной перестал задыхаться, но побледнел и как подкошенный рухнул на пол. Медсестра пожала плечами, почесала в затылке и ввела ему лекарство из третьей ампулы – на этот раз уколов прямо в грудь, затем стала делать искусственный массаж сердца, и мужчина наконец-то пришел в себя. Всё это время молодой пациент, стоя в дверном проёме, наблюдал за происходящим. Когда до него дошла очередь: получить укол, он замахал руками и стал уверять, что его уже ничего не беспокоит, при этом закашлялся и, прикрыв себе рот ладонями, убежал в палату.
Глава 3.
В больнице мне приходилось подменять врачей, отсутствующих по болезни или какой-то другой причине. Как-то раз на пару недель меня перевели в кардиологическое отделение. Там я уяснил очень важное для здоровья правило, а именно: далеко не все нужно принимать близко к сердцу! В противном случае оно даст сбой в работе, и тогда – милости просим на больничную койку! В кардиологии медперсонал старался сделать всё возможное, чтобы пациенты не волновались. Иногда медсестрам приходилось подолгу упрашивать их пройти те или иные процедуры:
– Сейчас я Вам сделаю укольчик! Как комарик укусит! Нет, не больно. Ах, Вы не любите кровососущих… Тогда как травиночка ручку уколет, сухая такая травка, тонюсенькая, ладнушки? Вы же травы-муравы не боитесь?
Всем посетителям строго-настрого запрещалось сообщать пациентам неприятные новости, но иногда это приводило к обратному эффекту, то есть к повторному ухудшению состояния, вплоть до инфаркта. К примеру, одну пациентку в кардиологическом отделении постоянно навещали: муж с дочерью и сыном. Супруг рассказывал больной о том, что шеф пообещал повысить ему оклад, сын похвастался, что поступил в университет, а дочь – что скоро выйдет замуж, так как ухажер сделал ей предложение руки и сердца. Состояние больной стало улучшаться, она пошла на поправку, а когда её выписали, на выходе из больницы муж сообщил, что ему не только не повысили зарплату, но и уволили с работы; сын сменил вид прилежного ученика на заправского репера и признался, что провалил вступительные экзамены в университет, поэтому решил отправиться в путешествие по стране автостопом; а дочь сказала, что беременна, и что жених, узнав об этом, её бросил. В результате выздоровевшую женщину снова увезли в кардиологию с сердечным приступом, а виноваты в этом были конечно же её родственники, переставшие соблюдать "режим ограничения отрицательных эмоций".
Впрочем, некоторые пациенты кардиологии постоянно спекулировали своим состоянием. Одна молодая женщина с заболеванием сердечно-сосудистой системы обязала своего шефа повысить её в должности, жениха вынудила срочно на ней жениться, а родителей – отписать всё имущество ей одной, полностью игнорируя пятерых братьев. Так и сказала:
– Если вы этого не сделаете, то я умру от переживаний!
Пациентки кардиологического отделения всё время просили о чем-нибудь своих мужей, а пациенты мужского пола, наоборот – просили своих жен: ничего у них не просить. Пациентка-"сердечница" канючила:
– Дорогой, когда меня выпишут, ты позволишь мне целиком обновить свой гардероб? Отвезешь меня в отпуск на Канары? Будешь водить меня в дорогие рестораны?
Просьбы пациента-"сердечника" были с точностью до наоборот:
– Когда меня выпишут из больницы, дорогая, ты не будешь настаивать на постоянном обновлении своего гардероба? Не потребуешь провести отпуск на островах? Не будешь злиться, если я не поведу тебя в дорогой ресторан?
И в том и в другом случае утвердительные ответы, а главное – выполненные обещания – помогали пациентам окончательно выздороветь.
В кардиологии меня поразило то, как легко: перепутать звук биения сердца с чем-то еще. Однажды я наложил стетоскоп на грудь лежащему на больничной койке пациенту, а рядом уборщица мыла пол, ритмично постукивая по нему шваброй. Хорошо, что я вовремя это заметил и снова взялся за дело. В этот момент у больного началось громкое газоиспускание, а я чуть не спутал этот звук с биением сердца; но вовремя спохватился и наложил стетоскоп в третий раз. В ту же секунду застучали часы, стоящие на прикроватной тумбочке, и я насторожился: может ли у сердца быть такой странный звук? Когда я в четвертый раз приложил к груди больного свой стетоскоп, лежащий на соседней кровати пациент громко захрапел. Мне пришлось его разбудить и заняться прослушиванием сердцебиения в пятый раз.
Глава 4.
Через пару недель меня отправили замещать врача в проктологию. Там я научился исключительно вежливому и обходительному обращению с пациентами. В мужских палатах проктологического отделения лежали очень важные люди, поэтому лечащие врачи в первый же день работы попросили меня разговаривать с этими пациентами, как можно деликатней. Мне подумалось: "Почему именно с мужчинами, а не женщинами?" Но вскоре я понял, что пациентки проктологического отделения гораздо терпеливее пациентов и не требуют к себе особого внимания. Скажем, если женщину попросить ввести себе суппозиторий, она это преспокойненько сделает. Мужчина же непременно потребует:
– Пусть эту процедуру выполнит медсестра и так, чтобы я не испытывал неприятных ощущений!
Если пациентки проктологии, как правило, были обычными бухгалтерами, кассирами, секретарями, лаборантками, то пациенты – чиновниками на высоких должностях. Одни работали в городской администрации помощниками и советниками мэра, а другие занимали руководящие посты в крупных организациях и предприятиях. Даже доктора входили к ним в палату со стуком и, приоткрыв дверь, через узкую щёлочку вежливо спрашивали:
– Уважаемый Павел Сергеевич, разрешите поинтересоваться вашим здоровьем! Найдется у Вас минуточка времени, чтобы я Вас осмотрел?
Ни под каким предлогом не разрешалось пускать в это отделение журналистов, а если из средств массовой информации звонили и интересовались диагнозом того или иного пациента, медицинские работники отвечали:
– У него осложнение после гриппа… да, бронхит… ничего особенного, скоро поправится! Почему его положили в проктологию? В других отделениях не было свободных мест. Вы что не знаете, в больницах всегда полно народа, всё забито.
Многим хотелось познакомиться с высокопоставленными чиновниками и заручиться их поддержкой. Именно поэтому в проктологию удавалось просочиться энному количеству симулянтов – как правило, мелких и крупных предпринимателей, желающих расширить свой бизнес и получить какую-нибудь привилегию от городского начальства. Их не останавливало даже то, что в процессе обследования необходимо было пройти несколько довольно неприятных процедур, к примеру, колоноскопию. Симулянты жаловались на боли в прямой кишке и, только получив договоренность с нужным лицом, признавались, что у них уже ничего не болит, да и раньше здоровье особо не беспокоило.
О том, что пациенты проктологического отделения были важными людьми, свидетельствовал и тот факт, что в больнице их навещало множество женщин: супруга, секретарша, местные фотомодели и другие красотки. Во время посещений эти дамочки умудрялись между собой познакомиться, а некоторые и подружиться. Они миролюбиво беседовали, договаривались о том, кто и что принесет в больницу, а ещё регулярно обменивались кулинарными рецептами салатов и других легких блюд, исключительно полезных для больных с геморроем. Пациенток в проктологии тоже навещали женщины, но в основном, их родственницы и соседки. Как правило, задачей этих посетительниц было: проследить за мужьями госпитализированных дам и доложить об их поведении.
Правильное питание пациентам помогало, но всё же главной причиной их болезни было многочасовое просиживание за столом на работе, то есть: малоподвижный образ жизни. Решить эту проблему в условиях стационара было непросто, но врачи старались. Гимнастические упражнения больные выполняли из-под палки, так как это занятие казалось им скучным, а тренажерного зала в отделении, разумеется, не было. Тогда врачи ввели альтернативную практику: ежедневно пациенты мужского пола под руководством опытных хореографов стали учиться танцевать. Каждый больной по желанию выбирал для себя то или иное танцевальное направление: чечётку, русские народные танцы (казачок, морячок и т. д.), современные, румбу, ламбаду, танго. Там, где требовалась партнерша, прибегали к помощи медсестр, санитарок, а иногда и пациенток. К сожалению, в большинстве своём, "геморройщицы" предпочитали танцам длительный сон и перекатывание с бока на бок на больничной койке.