Пётр ненадолго провалился в сон, а когда пришёл в себя, то обнаружил, что главный герой тоже идёт к кабинке. Вот он останавливается, сплёвывает сигарету, расплющивает её ботинком и вздыхает. Крупным планом демонстрируется его лицо – исхудавшее, как после мучительной болезни. Герой закрывает глаза. Заменяя мимику, по его опущенным векам проносятся яркие отблески – синий, зелёный, красный. Это играет, затихая и разгораясь, газовая вывеска над кабинкой. Герой ещё раз вздыхает – эпизод настолько затянут, что желание спать становится непреодолимым – и открывает дверь кабинки. Камера снова показывает его лицо и город на заднем плане, замыленный, точно на плохой фотографии. Серые коробки домов громоздятся друг над другом, сливаются в единую безобразную конструкцию, вроде вырванного с проводами куска перепаянного текстолита. Круглосуточные огоньки неоновых реклам напоминают искрящие контакты. Высокие башни с алыми маячками на крышах – тлеющие сигаретные бычки. Герой делает шаг вперёд, заходит в кабинку. Дверь с тонированным стеклом сдвигается, и город за его спиной застилает синяя тень.
9
– Чего за херню ты мне впарил?
Пётр швырнул дзынь на стол. Паренёк в драной дохе испуганно сжался.
– Ты чё, отец?
– Он не работает! Там один сплошной глюк!
Внутри дзыня что-то раздражённо пощёлкивало – как обратный отсчёт у бомбы с часовым механизмом. Проволочный каркас заметно примялся от удара.
– Глюк? Какой глюк? – У парня собрались на лбу неожиданно глубокие морщины. – Не подрубается? Но мы же…
– Подрубается, но пото́м ни хера не работает! Призрака трясёт, он то в пол проваливается, то лицо у него…
Пётр не договорил.
– В пол проваливается?
Парень выпростал из дохи дистрофичные руки, поднял дзынь и принялся осматривать его на тусклом свету.
– Позиционка тут надёжная, реально. Простая, но надёжная. Швыряешь небось постоянно, как щас? Камеру с датчиками не расколол?
– Не расколол! – огрызнулся Пётр. – Разговаривать с призраком невозможно! Его клинит постоянно. Одно и то же всё время талдычит. Как запись испорченная, как…
– Запись испорченная?
Парень бережно положил дзынь на стол, вытащил из дохи грязный платок и высморкался.
– Да, как запись.
– Так, может, она реально испорченная? Чё на дзынь-то сразу?
– Слушай! – Пётр упёрся руками в затрещавший стол. – Я тебе не идиот! Эти штуки либо работают, либо нет. Сейчас ты мне вешать будешь, что это у меня проблемы?
– Старичок, – парень как-то странно, не по-человечески оскалился, – я те ничё вешать не собираюсь. Не сработало – жаль. Чё теперь от меня-то хочешь? Послайсить-таки? Деньги вернуть?
– Возвращай!
– Думаешь, я против? Ты у меня ваще его за бесценок отжал! Да там аккум один дороже стоит! Про картофан я уже молчу!
– Значит, рад должен быть, что я тебе эту хуйню возвращаю.
– А я чё, не рад? Отжал, теперь права качает! – Парень скосил взгляд куда-то в сторону, словно жаловался на Петра в собравшуюся вокруг него темноту. – Вот только…
– Начинается!
– Мужик, ну вот прям щас денег у меня нет. Мне за аренду надо платить, жрать чё-то надо, аккум вот новый прикупил сёдня. Ты давай так, – парень любовно погладил дзынь, – я эту штучку пока у себя придержу, а ты приходи ко мне, скажем, через неде…
Он не договорил. Пётр схватил его за грудки. Парень по-девичьи взвизгнул, распластавшись по столу – он оказался куда легче, чем можно было подумать, – но тут же уставился на Петра злобным горящим взглядом.
– Отпусти, сука! Мать твою! Или я…
– Или что? – хмыкнул Пётр, но всё же отпустил парня, толкнув его к стене.
Тот едва не рухнул на пол, но вовремя вцепился в столешницу. Негромко выругался, поправляя спадающую с плеч доху.
– Вот же… – пробормотал парень и полез за сигаретой. Руки у него тряслись. – Чё ты бычишь-то? Нет у меня денег, реально. Ну хошь я…
Он страдальчески согнулся. Доха сползла ему на голову, превратив его в груду грязного свалявшегося меха.
– Хошь я те линию кредитную открою? – Под столом загремела знакомая пластиковая коробка. – Или чё другое пригляди себе тут. А часть – деньгами.
– Так не пойдёт!
– Блин! – Паренёк зажёг сигарету. – Тут те не фирменный салон с двухнедельной гарантией! Я чё сделаю-то? Денег нет, торговля плохо идёт. Да и мне ещё жрать чё-то надо сёдня.
– А ты кури поменьше, глядишь на жратву останется! И хлам, – Пётр покосился на заваленные разломанной техникой полки, – не надо продавать!
Дым попал парню в глаза – тот зажмурился и стряхнул пепел под стол. Сигаретка в его тонких пальцах задрожала.
– Ты мужик непробиваемый, я гляжу! Но дзынь работает. Я его много раз проверял. Я с тобой ваще, как с человеком. Вон аккум какой крутой поставил! А ты…
Парень вздохнул и, смешно вытянув губы, присосался к сигарете.
– Хватит на жалость давить! – скривился Пётр.
– Ну а чё? Дзынь реально работает. Хошь проверю? – Парень плюнул на сигарету и метнул её в мусорное ведро. – Давай! Может, ты там чё не так делаешь?
– Две кнопки. Чего там можно не так сделать?
– Ну давай! Ничё ж не теряем!
– Проверяй! – махнул рукой Пётр. – Хер с тобой. Только быстро.
Паренёк попытался натянуть дзынь, тот не налез. Тогда он выудил из коробки длинную отвёртку и стал распрямлять погнувшийся каркас.
– Зря ты швыряешь его так! Расколотишь совсем! Всё ж нормально было сделано.
Острый конец проволоки укусил парня за палец – тот ойкнул и потряс над столом кистью.
– Ты проверяй давай! – подгонял его Пётр.
– Ну так камешек дай!
Пётр положил кристалл на стол. Парень отбросил в коробку отвёртку, схватил обеими руками дзынь и церемонно водрузил себе на голову, точно игрушечную корону. Помедлил с секунду, поправил дзынь и надавил порезанным пальцем на кнопку.
– Так, камешек теперь… – Он поднёс кристалл к забралу шлема. – Стоп! А это чё?
Парень снял дзынь и присмотрелся к кристаллу.
– Бля! Да ты, ёлки, комедиант! Он же реально битый! Ну бля, битый конкретно!
– Подключение было, призрак появился. Значит, всё работает.
– Не понял, – мотнул головой парень.
– Но ведь эти штуки, вся эта модная хрень… – Пётр нервным движением пригладил волосы на затылке. – Они либо работают, либо нет. Не может же он наполовину…
– Да кто те такую чушь сказал! – Парень потряс кристаллом у Петра перед лицом. – Там чё угодно может быть! Это ж тебе не просто картофан какой-то! Там небось чип накрылся или работает на сниженных частотах. Или ещё чё…
– И чего делать теперь?
– Надо было всё сразу при покупке проверять! – осклабился парень. – А теперь-то…
– Вот только хватит! – рявкнул Пётр. – Сделать с кристаллом ничего нельзя? Он сломан?
– Сломан, реально сломан. Видно ж по нему. Ты его тоже швырял, да?
– А починить?
– Издеваешься? Тут лаборатория нужна! Да и ваще… Не слышал я, чтоб кто-то эти штучки чинил. Ну там послайсить ещё чё можно, наверное. Слегка так. Или как-нибудь на новый кристальчик перегнать, но я такого добра не держу. Да и стоят они…
– Вот же херня!
Парень полез в карман за новой сигаретой, вытащил – снова помятую и захватанную, так, словно выклянчивал их у кого-то по одной, – сунул в рот, но не закуривал.
– Есть ваще способ, – неуверенно начал он.
– Чего за способ?
– Гарантий нет! – Парень раскрыл ладони; на одном пальце зрела капелька крови. – Но может помочь. Слышал я о таком. Иногда вообще очень даже круто всё выходит…
– Не тяни!
– Нагреть его надо. Несильно ток. И тады, может, малость поработает. Пото́м, конечно, опять глюкодром.
– Нагреть?
– Ну да. Например, в стакан с горячей водой его. Самое простое. И дольше протянет так. – Парень зажёг сигарету. – Они водонепроницаемые всё равно. Жаль, что не противоударные.
– В стакан с горячей водой?
– Ага. Ток долго греть тоже не стоит, а то вконец скопытится. Ну и это, никаких…
– Никаких гарантий. Я понял.
Пётр спрятал в карман кристалл.
– Но ты бычить-то не начинай, если чё! – сказал парень, выдыхая дым. – Я ж помочь хочу! Всё для любимых клиентов!
Пётр молча взял дзынь и направился к выходу.
– Ток это, – окликнул его парень, – в стакан с горячей водой, а не как-нибудь там ещё! Не вздумай в микроволновку его!
И загоготал.
10
Пётр насилу дожевал рыбный брикет и вытер ладонью рот. На сей раз брикет напоминал, скорее, протухшую говяжью печень, чем рыбу. Можно было подумать, что на фабрике забыли о том, какова рыба на вкус. Пётр плеснул в стакан водки и осушил одним глотком, надеясь избавиться от мерзкого послевкусия, но даже водка не помогала. Он встал, положил в раковину пустую тарелку, от которой всё ещё воняло гнилой печёнкой, вернулся за столик и закурил.
На улице давно стемнело. День для города завершился – на дороги выехали патрули СК, его коллеги в ржавых расхристанных фургонах, – а он только что расправился с поздним завтраком. Улица была черна. Густая сажа и неразборчивые серые мазки – полоска неба, панельные дома. Над улицей проступали, точно наложенные изображения, его лицо в клубах дыма, старая микроволновка с приоткрытой дверцей, бутылка водки на столе.
– Добрый день! – сказал Пётр отражению и потянулся к бутылке.
Его двойник согласно кивнул. Другой, параллельный стакан возник из пустоты, покачнулся, предлагая ответный тост, и исчез, затерявшись в бликах.
Вкус тухлой печёнки наконец сменила водочная горечь. Правда, после нескольких затяжек разошлось сердце. Подняв кисть с сигаретой, Пётр увидел – в отражении, поверх темноты, – как трясутся пальцы.
Пошла уже третья неделя после перевода, но к новому графику он привыкнуть так и не успел. Ночью боролся со сном. Днём страдал от бессонницы. Наверняка и сердце пошаливало от ночной работы.
Пётр с сожалением потушил сигарету, налил в стакан воды из-под крана и поставил в микроволновку. Режим разморозки. «Начать приготовление». Микроволновка засветилась, погудела и, негромко звякнув, погасла.
Пётр вышел в гостиную с двумя стаканами. Один – с водкой. Второй – с разогретой водой. Дзынь ждал его на диване. Пётр поставил стакан с водой на стол, бросил в него кристалл, а сам уселся на диван.
– Сеанс номер два, – усмехнулся он и нацепил дзынь.
Сеанс.
Уже нажав на синюю кнопку, Пётр подумал, что стоило сначала установить соединение с кристаллом и только пото́м кидать его в мутную воду, где его с трудом получалось разглядеть, но дзынь легко справился со своей задачей. В стакане с водой запульсировала красная точка.
Варианты авторизации.
Пётр нарисовал в воздухе спираль.
На сей раз Синдзу появилась посреди комнаты. Она стояла рядом со столом. Её худое мальчишеское бедро упиралось в столешницу.
– Привет, – сказал Пётр и, выдохнув, глотнул водки.
Тошнота после омерзительного перекуса отпустила, но в груди нарастала тяжесть. Пить больше не стоило. Но выпить хотелось.
– Привет, – повторил Пётр.
Синдзу качнула головой – так, словно только что его заметила – и улыбнулась.
– Привет. Ты – другой.
– Знакомая песня! Я – другой, я – не такой. Скажешь чего-нибудь новое или как?
Синдзу постучала пальцами по столешнице. Пётр отчётливо услышал, как её ногти касаются пластиковой поверхности стола.
– Но ты знаешь волшебство, так что…
– Чего-нибудь новое! Пожалуйста, скажи мне чего-нибудь новое!
Пётр отхлебнул водки и кашлянул в кулак. Синдзу чего-то ждала, глядя на него с надменной улыбкой. Постукивала ногтями по столешнице.
– Расскажи о себе, – попросил Пётр.
– Я, – Синдзу прислонила к груди ладонь, – Синдзу. А ты…
– Ты – Синдзу, я – другой! Это я уже знаю. Расскажи про свою хозяйку.
– Хозяйку?
Между бровей у Синдзу прорезалась тревожная морщинка. Она стала расхаживать по комнате, зябко потирая худые плечи. Двигалась она красиво и плавно – даже слишком плавно, словно искусно подражающая движениям человека кукла. Ноги больше не проваливались в пол.
– Девушка, которая тебя записала. Создала. Не знаю, как объяснить. Ты знаешь, что с ней…
Пётр не договорил и заглянул в свой стакан – из-за дзыня водка казалась синей, как техническая жидкость.
– Ты имеешь в виду мою подругу, – Синдзу остановилась, – мою Пан-Йон. О, – она мечтательно посмотрела в потолок, – я так много могу о ней рассказать.
– Твоя пан… Подруга, хорошо. Расскажи мне о ней. Почему она сбежала из дома?
– На то было много причин. Я расскажу, да. Прежде всего – мы решили это вместе. Это было наше совместное решение, меня и Пан-Йон.
– Вы решили вместе?
– Да, – кивнула Синдзу. – Нам было очень плохо там. Очень плохо. – Она обхватила себя за плечи. – Мы страдали там. Пан-Йон страдала там каждый день. Мне было тяжко смотреть, как она страдает там.
– Её что, били?
– Там всё было просто. Понятно и просто. Слишком понятно и просто. Ты понимаешь?
Синдзу резко обернулась, но посмотрела не на Петра, а куда-то в сторону, на оконную раму.
– Ты понимаешь? Там не было настоящей жизни. Ведь жизнь – это выбор. Без выбора нет жизни. Ты согласен?
– Допустим. Продолжай.
– Мы мечтали о настоящей жизни. Жизни, полной возможностей.
Пётр снова приложился к стакану. Руки у него тряслись.
– И какие же возможности она получила? Возможность сдохнуть?
– С Пан-Йон теперь всё будет хорошо, – быстро заговорила Синдзу. – Всё будет хорошо. Обязательно. Ведь жизнь…
– Она умерла! – перебил её Пётр. – Я расследую обстоятельства её смерти!
Синдзу уставилась на него пустыми тёмными глазами.
– С Пан-Йон всё будет хорошо, – невозмутимо повторила она. – Наш мир не был реален. Ведь всё происходящее – всего лишь сон. Сон, в котором она не могла найти себя. Ты понимаешь?
Синдзу подошла к дивану и наклонилась к Петру. Чёрная чёлка упала ей на лицо.
– Ты понимаешь?
Пётр вздрогнул.
– Понимаю. Она сошла с ума.
Он сделал глоток и стиснул стакан, как оружие, словно боялся, что Синдзу набросится на него – ведь в этом закрашенном синевой мире она была не менее реальна, чем он сам.
– Где она жила? – спросил Пётр.
– У подруги.
– Адрес подруги?
– Я не обладаю этой информацией, – монотонным голосом ответила Синдзу и отошла в середину комнату.
Она вновь прислонилась бедром к столу.
– И чем она занималась? Как искала эту свою подлинную реальность?
– В Сень-ши.
– В синьке! – фыркнул Пётр. – Кто бы сомневался!
– И мы были не одни!
Синдзу покачала над головой указательным пальцем, но жест этот, словно записанный для другой модели, получился в исполнении худосочной девушки неестественным и комичным.
– Нас было много. И мы…
– Кого это – нас?
– Трёхцветная радуга! – Синдзу всё ещё держала над головой руку с вытянутым указательным пальцем. – Там, где начинается трёхцветная радуга, мы…
– Какая ещё бесцветная радуга? – Пётр осушил залпом стакан. – Чего ты несёшь?
– Есть много других, таких, как мы!
Синдзу сделала вид, что набрала в грудь воздуха, хотя никакого воздуха в этой притворной реальности не было.
– Пан-Йон смогла найти их в трёхцветной радуге. Она была так счастлива, когда, – Синдзу перекрестила ладони, прижала их к подразумеваемому сердцу, – рассказывала мне об этом. И теперь мы вместе с ней…
– Да чего ты мелешь? – поморщился Пётр. – Какая на хер трёхцветная радуга?
– Трёхцветная радуга… – Синдзу вскинула голову и заговорила с придыханием, точно читала стихи: – Там, где начинается трёхцветная радуга, мы вместе с Пан-Йон…
– Ты, сраная электронная дура! – Пётр сплюнул накопившуюся во рту желчь. – Она умерла, ты понимаешь! Сдохла! Её больше нет!
Он поднял стакан, но там уже не было ни капли.
– У-мер-ла? – медленно, как испортившийся механизм, произнесла Синдзу и слепо уставилась в стену над головой Петра. – Умерла, – повторила она, но губы её уже не двигались. – Нет, ты не понимаешь. Пан-Йон…