Он достал из того же тюка, где только что Лиза искала для меня свою одежду, футболку огромного размера, точно подходившую на его два метра, но платье по колено – для меня. Поймав мой взгляд, Дима смущенно пожал плечами:
– Чем богаты. На базаре найдем что-то более подходящее.
– Но у меня совершенно нет денег. Знаешь, в моем мире достаточно иметь телефон, чтобы за все платить. Точно! Телефон!
Попав сюда, я испытывала такой шок, что даже ни разу не вспомнила о том, что у меня на поясе есть средство связи с миром, которое к тому же по секундам записывало все мои передвижения. Во мне затеплилась надежда, что узнать время прохождения ворот не составит труда, а может быть, я вообще смогла бы позвонить в свой мир! Трясущимися руками я расстегнула молнию на поясной сумке и достала телефон: разумеется, он был выключен, а на любые попытки включить – просто не реагировал. Утомила ли его постоянная запись трека или скачки в пространстве, все это уже не имело значения. Информацию получить не получится, а на электричество рассчитывать не приходилось.
Дима удивленно смотрел на меня и на предмет в моих руках, я еще много раз чувствовала себя здесь человеком из другой реальности, пришельцем, но этот раз стал первым.
– Это телефон. По нему можно звонить, то есть разговаривать с любым человеком в любой точке мира, где бы ты ни находился. А еще с него можно платить. То есть у тебя есть деньги, но физически они лежат в банке, а ты пользуешься ими виртуально. Прикладываешь телефон к специальному аппарату, часть твоих денег тратится, а ты получаешь необходимую вещь. Только сейчас он не работает, разрядился. И я никогда не думала, что это так сложно объяснить.
– Знаешь, я не уверен, что хочу в твой мир! – засмеялся Дима. – Вот дрова – это правильные деньги. Нет дров – ты замерзнешь и умрешь. Даже эти старые бумажки, которые мы используем, не имеют никакого смысла, но еды без них не добыть. А про телефон родители мне рассказывали, и, насколько я понял, он был намного больше и с проводом, – он помолчал. –Переодевайся, я отвернусь. И мы прогуляемся.
– С момента как ваш мир… изменился, – постаралась я подобрать подходящее слово, облачаясь в безразмерную одежду, – у нас, наоборот, произошел огромный скачок в развитии, и телефоны стали совсем маленькими, и работают они от батарейки в любой точке мира. И компьютеры раньше были огромными, могли занимать целые комнаты, а сейчас они совсем небольшие, но с огромными возможностями! Наверное, про них тебе тоже родители что-то говорили.
– Они многое рассказывали, хотели, чтобы мы чтили свое наследие. Верили, что со временем многое можно будет восстановить. Но знаешь, некоторые вещи из прошлого здесь полностью потеряли свою ценность, сейчас совсем другие правила.
Димина футболка действительно оказалась для меня платьем, пришлось заправить ее в Лизины штаны, которые тоже были мне на пару размеров велики, а на спецовке закатать рукава. Свой спортивный топ я все же оставила, казалось, что без частички чего-то своего я потеряюсь в этой чужой одежде посреди чужого мира.
– Я готова!
Дима повернулся и оценивающим взглядом просканировал меня с головы до ног:
– Ты худее Лизы, и ниже. Это хорошо.
– Тебе нравятся миниатюрные девушки? – улыбнулась я.
– Маленькая одежда меньше стоит, – равнодушно пожал плечами Дима, – а твою одежду мы пока спрячем, и как можно дальше, чтобы на нее никто из чужих не смог наткнуться.
Он отодвинул стол, ногой разворошил солому и открыл небольшую дверцу в полу, засунув туда мои вещи вместе с телефоном и сумкой, с силой захлопнул и вернул стол на место.
– Что-то вроде сейфа, – пояснил он. – Что ж, вот ты и похожа на одну из нас. Теперь немного пройдемся. Надо купить тебе одежду по размеру и еды. Я сегодня дежурю, а потому ужин на мне. Ребята придут под утро, еда должна быть готова.
– А когда у вас выходные?
– Мы работаем сменами. Начинаем с четырех вечера и до четырех утра. А оставлять дом надолго без присмотра мы не рискуем, поэтому всегда выстраиваем график так, чтобы один из нас не работал.
– А сколько в неделе рабочих дней?
– Столько, сколько денег тебе нужно. Ты можешь работать хоть каждый день. Многие, у кого есть дети, вынуждены так делать, ведь на один паек они должны кормить и согревать не только себя. Мы поступили умно, что объединились, и можем себе позволить иногда оставаться дома, как видишь, даже на что-то откладывать. Но давай не тратить время, пойдем на дальний базар, где лес отступает от дороги, чтобы не встречать слишком много знакомых лиц.
Мы выбрались наружу, в глаза, адаптировавшиеся к темноте, ударил дневной свет. Пару минут попривыкнув к нормальному освещению, я смогла полноценно оглядеться. Вид не поражал разнообразием, и не так много новых деталей я смогла заметить, разве что налетевшие от урагана сломанные ветки деревьев и люди, вылезающие из своих укрытий и судорожно собирающие эти ветки, добавили движения унылой картине. Небо было затянуто плотной серой пеленой, рыжий глинистый пустырь уходил в горизонт, и только низкие бугорки кротовых нор, которые люди именовали своими домами, плотной сеткой окутали все вокруг. И только с одной стороны примерно в полукилометре возвышался могущественный Тихий Лес.
Если присмотреться, поселение даже имело структуру: напротив ворот в лес начиналась широкая вытоптанная до твердости центральная улица, а от нее в стороны через каждые три-четыре землянки отходили побочные нескончаемые тропы, промятые многими парами берцев. Пока мы двигались в сторону центральной улицы, ноги так и утопали в промокшей от дождя глине с характерным хлюпаньем.
Дима оглянулся и заметил тонущие кроссовки:
– Старайся не привлекать внимание к обуви и держись рядом со мной. Если кто-то будет про тебя спрашивать, скажем, что ты бродяжка, которую я спас из урагана, а ты молчи, легенду я придумаю на ходу. Но может, и без этого обойдется.
– Я вообще зарабатываю тем, что сочиняю! – возмутилась я.
– Ты мне обязательно расскажешь все свои сочинения, когда станешь полностью местной, – ответил через плечо Дима, – а пока ты ничего не знаешь о нашей жизни, будешь просто бродяжкой, которой повезло.
Мы выбрались с раскисшей тропы на центральную дорогу и пошли с Димой рядом по направлению к лесу: вдоль ограды начинали выстраиваться люди с тележками и различными товарами, кричали зазывалы, и казалось, что мы приближаемся к средневековой ярмарке, насколько я имела о них представление.
– Когда мы подойдем ближе, – начал Дима, – каждый торговец начнет заманивать нас к себе, хватать за руки, но ты не реагируй и не отвечай. Здесь много моих знакомых, и пока мы не разобрались с легендой, лучше с ними не пересекаться. Пойдем на дальний базар, куда я редко захожу. Там не будет скидок, но не будет и лишних вопросов.
– Знаешь, в моем раннем-раннем детстве мне приходилось бывать на подобных ранках и развалах, так что я – человек опытный, не стоит меня недооценивать! А куда именно мы идем? В лесу-то я ориентируюсь.
– Вряд ли наш лес такой же, как твой, опытная девушка, – засмеялся в ответ Дима. – Но все же. Видишь, угол ограды, где лес мельчает и отступает вдаль, там дорога поворачивает, и за этим углом самые невыгодные места для торговцев. Мы называем их дальним базаром, и туда редко доходят люди, все стремятся купить необходимое поближе к дому и у проверенных торговцев. Хотя говорят, что там можно найти разные диковинные находки, за которые коллекционеры и собиратели отдают состояния.
– Что, например?
– Что-то из прошлого. Хотя я сомневаюсь, что эти вещи действительно существуют: все железо уже давно собрано Правлением на территории леса, а какие-то бессмысленное безделушки вряд ли кому-то действительно интересны.
– Так что же это за Правление такое? То есть это все – какая-то страна?
– Нет.
– Как – нет? У вас есть какое-то Правление, есть деньги, работа, рынки. Это и есть государство.
– Мы живем общинами. Все, что ты видела, – это и есть наша община. Община Тихого Леса. По миру есть еще некоторые места с удачным расположением, где остались люди, и они тоже устраивают свой быт, как могут. Очень редко оттуда добираются бродяжки, которые как-то умудряются пережидать ураганы в пути, они говорят, что у нас самое выгодное расположение из-за леса, ведь у нас есть дрова. Но эти другие поселения далеко, мама рассказывала, что в течение нескольких лет после Первого Урагана в разные стороны уходили разведчики в поисках другой жизни, но из дальних экспедиций очень редко возвращались. Когда я был маленьким экспедиции понемногу стали сходить на нет.
– А что сами правители? Кто они?
– Просто люди, такие же, как и мы. Сейчас среди них есть и молодые, и люди постарше, всего членов Правления шестеро, так сказать, представители разных возрастов. А в самом начале Первое правление, состоящее из старшего поколения, сразу после Первого урагана основало в Тихом Лесу ферму, они смогли раздобыть благодаря экспедициям скот, и сейчас у нас есть молоко и мясо. Там выращивают овощи и необходимые травы, а воду собирают из ежедневных дождей. Да и вообще ферма обеспечивает работой большую часть поселения.
– И эти члены Правления тоже живут в землянках?
– Нет, они же ставят себя намного выше других, – как-то издевательски и пренебрежительно, – ответил Дима, – у них дома в лесу, поближе к ферме, они всегда начеку и следят за хозяйством.
– Неплохо устроились. И что же у вас тут с работой? Насчет спичечного и мыльного заводов я поняла, а кто работает на этой ферме?
– Те, кого выбирает правление. Любой может прийти и попробовать свои силы. Тем, кого правление выбирает, несказанно везет. Зарплаты там – как и везде, но помимо дров, им добавляют к пайку молоко и овощи, а пару раз в месяц даже мясо, так они могут экономить деньги и покупать себе лучшее жилье, некоторые даже со временем перебираются в Тихий Лес.
– А как же охрана по периметру?
– Охрана – только на время урагана и иногда на ночь. Да и те, кто оказываются в лесу – это как привилегированное сословие, их никто не тронет.
– М-да, мир другой, а порядки – те же, эту планету ничего не спасет. А ты пытался устроиться на ферму?
– Нет, мужчин туда неохотно берут, – он помолчал, будто задумавшись о чем-то своем, – особенно некоторых, да и работа там проще, чем у меня, я собираю и чиню станки, а грядки пусть полют более слабые.
– О-о-о, да у вас еще и половая дискриминация, просто прелестно, – хихикнула я, не придав значения его непроизвольному уточнению.
– А вот Лиза пыталась.
– Устроиться на ферму?
– Да, но ее не взяли.
– Почему?
– Правление не объясняет, просто отказали и все. Да и не стоило ей туда соваться, это было бессмысленно. И всю жизнь она работает фасовщицей на спичечном и назло всем не верит в портал и другой мир. Так она защищается.
– А во сколько лет здесь начинают работать?
– Я начал работать с одиннадцати, хотя скорее я просто помогал родителям, и присматривал за остальными. А когда мне было тринадцать, их унесло, и я пошел работать на полную смену и почти каждый день. Лизе тогда было десять, а Темке – всего три. Лиза сразу попробовалась на ферму, и после отказа я привел ее к себе на завод, а Тема – как только ему исполнилось семь. Поэтому он такой взрослый в свои годы.
– Значит, они тебе как брат и сестра?
– Даже больше, они – все, что у меня есть.
– Дим, а я могу устроиться на работу? Я не хочу объедать вас целый год, да и прятаться под землей столько времени я не выдержу.
– О, ты не только можешь, ты должна. Если ты не вернешь Лизе ее одежду и будешь есть ее еду, то убьет она в первую очередь меня! – рассмеялся Дима. – Не волнуйся, переписи населения и документов у нас нет, как по рассказам родителей было до Урагана, а рабочие руки нужны всегда. А теперь давай будем тише, мы уже почти на месте. Все остальные байки из местной жизни обсудим дома, тут слишком много внимательных ушей.
С центральной улицы мы свернули на примыкающую к ограде леса широкую вытоптанную дорогу, используемую как торговую площадь. Тут действительно кипела какая-то средневековая жизнь. Одежда, обувь, кульки мелкой почерневшей картошки, всевозможные емкости с молоком и водой, куски мыла, какие-то засушенные травы, стопки листьев лопухов, кучи часов – все это висело, лежало на тележках, разложенных тряпках и просто на земле. Вокруг кружили мухи, бегали чумазые дети, хватали нас за штанины и постоянно норовили залезть в карман. Некоторые торговцы стояли смиренно и ждали своих постоянных покупателей, кто-то громко зазывал к себе, предлагая мясо только что зарезанной коровы и ее же свежайшее молоко. Покупатели громко торговались, обвиняя торговцев в обмане, все вокруг гудело и шумело. Мы же продвигались сквозь это изобилие в направлении дальнего базара. Дима крепко ухватил меня за руку и, как крейсер, возвышаясь надо всеми на целую голову, протискивал нас через напирающие со всех сторон толпы людей.
Ближе к повороту люди рассредоточились, торговцы стояли реже, продукция их была скуднее, а выбор меньше, да и сами они были как будто съежившиеся.
– Дим, а как они выбирают место, где продавать? – шепотом спросила я.
– Они не выбирают. Они каждый месяц тянут жребий. Торговцы закупают товар на ферме и на заводах, что-то с рук у старьевщиков и коллекционеров, но места у забора принадлежат Правлению, и они каждый месяц перетасовывают людей, чтобы никто не мог пожаловаться.
– А торговцы платят Правлению аренду?
– Аренду?
– Ну, они платят за то, что стоят на этом месте?
– Нет, они только покупают продукцию, и чем хуже место, тем меньше выручки, и тем меньше они зарабатывают. Не везет беднягам, кто уже несколько месяцев вытягивает дальние места.
– Ну конечно, чистое невезение.
– Не смей так говорить вслух, а лучше и думать не смей. Это мы обсуждаем только в кругу семьи! – прошипел Дима.
– Боже, я как будто не провалилась сквозь пространство неизвестно куда! Это же мой обычный мир!
– Тихо, ты доиграешься! Дошли.
Мы завернули за угол: метрах в двухстах начинались точно такие же ряды, только сложено тут все было намного аккуратнее, люди осматривали товары спокойнее и степеннее, щупали ткани, разглядывали разные безделушки, сами торговцы же никого не зазывали, а просто наблюдали за своими покупателями. Казалось, что со средневековой крестьянской ярмарки мы попали на дворянский двор. Вообще все вокруг странным образом ассоциировалось с прошлым, я бы гораздо охотнее поверила в путешествия во времени, чем в существовании такого строя в двадцать первом веке, пусть и в параллельной реальности.
Мы двинулись вдоль рядов, и я с интересом разглядывала прилавки: если забыть, что мой мир остался где-то невыносимо далеко, то все товары больше напоминали содержимое шкафа любой бабушки: разные брошки, зеркала, маленькие шкатулки, заколки, маникюрные ножницы, ювелирные часы и вся та мелочь, что могла оказаться в их карманах и сумках в тот момент, когда мир навсегда разделился.
Дима с видом знатока неспешно бродил вдоль прилавков торговцев и как бы между делом поглядывал на товары, до него никому из торговцев не было дела, они разговаривали между собой, мечтательно смотрели вдаль или вообще сидели к прилавкам спиной. После шумного центрального базара казалось, что они вообще не собираются нам ничего продавать. Дима остановился около седовласой женщина, которая внимательно наблюдала за нами с момента, как мы только показались на горизонте, но никакой инициативы, как и все остальные на базаре, не проявляла. Он позвал меня кивком головы, и я, не без труда оторвав себя от разглядывания всяких безделушек, подошла.
– Нам полный комплект с обувью, и часы, самые простые, – сказал Дима женщине.
Торговка просканировала меня с ног до головы немигающим хитрым взглядом и произнесла:
– Не нравится, что дама одета с чужого плеча?
– Не нравится, – коротко отрезал Дима.
– И не жалко тебе тратить на нее столько денег? Она тебе хоть отплатит?
– Я делаю ей подарок, она – моя гостья. Сколько с нас?
– Какой ты, оказывается, богатый, раз делаешь такие подарки. Мог бы за пару лет поднакопить и задуматься о домике в Тихом Лесу! – женщина скривилась в ехидной улыбке, перевела взгляд на меня и продолжила. – А ты, как собираешься ему отплатить за такое добро, а, бродяжка?
– Я устроюсь работать на ферму! – вырвалось у меня.
Дима строго и одновременно удивленно уставился на меня, а женщина, разразившись приступом смеха, переходящего в кашель, ответила:
– Ну, раз на ферму, то купишь ему в лесу дом, – и, достав откуда-то из-под прилавка кулек с одеждой и пару берцев со связанными между собой шнурками, протянула мне, – твой размер?