– Положи его, – тихо сказал мужчина, – мы отнесём.
Федот только кивнул, и присев, осторожно положил убитого на траву, и отошёл назад на два шага. Братья растелили мешковину, и положии на него тело, перекрестились. Затем, взявшись за края полотна подняли, Федот взялся за четвертый угол. Только стало светать, солнце вставало, но и радости не было, какая тут радость? Шли быстро, только в деревне из-за плетней выли собаки, да стали сбегаться люди, услышав про беду. Наконец дошли до дома, где у калитки стояла мать Фомы, Евдокия Афанасьевна. Федот только ещё ниже опустил голову.
– Несите домой, – сказала женщина усталым и мёртвым голосом, – спасибо, Федот, что в горе помогаешь.
Юноша только кивнул. Они занесли тело, положив его на лавку в доме. Он еще раз глянул на мёртого Фому, на ранку, похожую на красный цветок на груди. Совсем узкая, что за нож был?
– Пойду я, – тихо сказал юноша, – да и Марфа пропала, искать надо.
Он стоял рядом с домом, как к дому Панкрата Семеновича быстрым шагом, едва не бегом, подошёл и приказчик, Кузьма Петрович.
– Что случилось, Федот? – спросил он, хмуря брови.
– Фому убили, да и Марфа пропала, – ответил юноша серым голосом.
– Из Семеновки небось, парни глупые… – изрек приказчик, – наши часто с ними дерутся.
– Да на что им? Могли бы задраться, да Фому побить. Но убить? Чужой это. Да и рана какая малая, не нож, да прямо в сердце.
– Ишь какой умный выискался, – зло ощерился Кузьма, – узнаем, кто да как…А сестра твоя где? Она же невеста его?
– Тоже пропала.
– Сейчас зайду к Панкрату, да мужиков созову, сыщем Марфу, – и он хлопнул по плечу Федота.
Приказчик снял свой цилиндр, перекрестился, и зашёл в дом.
Юноша поплелся к себе в избу. Видел, что возвращались из леса гуляющие, расходились по домам. Дома всё смотрел по углам, всё ждал, что раздастся голос Марфы. И поесть не смог, достал жбан с квасом и хлеб из ларя, да пожевал и попил немного. Очнулся от того, что толпа собралась у дома, да услышал голос Андрейки, тоже друга из работного дома:
– Пошли в лес, Федот, Марфу надо искать.
Парень вскочил с лавки, заправил рубаху за пояс, мешок с караваем хлеба за спину, да и был готов. Собралось парней человек двадцать, вёл всех охотник, Илья. Ему одному барыня разрешала ружьё в доме держать, и он всегда сопровождал старого барина на охоте. И сейчас за спиной егеря на ремне висело двуствольное ружьё, точно рядом с мешком. На поводке крутилась и собачонка малая, с громким собачьим именем Полкан.
– Здорово парень, веди нас прямо к месту. А там, Полкашка, глядишь, и выведет на злодея.
Федот шёл впереди, рядом с ним вышагивал охотник с собакой, остальные поспевали сзади. Парень всё подмечал и вспоминал приметные деревья, да тропинки, прошёл мимо кустов, и увидел ту примятую траву, лежащим на ней телом Фомы.
– Здесь его Алёна нашла, – тяжело вздохнув, сказал юноша.
– Ладно парень, отойди, и вы близко не стойте, – строго сказал охотник, присев на корточки.
Он будто сам обнюхивал траву, поднимал ветви, наконец встал, и тут же присел и радостно крикнул:
– Ну вот! – и показал на отчетливый след обуви с каблуком, а рядом…
Илья взял за ошейник пса, и пёс долго принюхивался, и вот небыстро потрусил, помахивая хвостом, к дороге, а охотник шёл за ним. Полкан вёл людей, егерь видел, что пёс не сбивается.
– Что ты видел, кроме следа?– спросил юноша, – не понял я, что нашёл? – и показал на округлый след в земле от чего -то острого, – Палка? Клюка?
– Глазастый… – вскинул на него глаза Илья, – То ли это трость была. Кто с тростью здесь был?
– Не видел никого. Да и кто был с тростью? Крестьяне с тростями не ходят, сам знаешь..– ответил Федот.
***
Несколько крестьян из деревни, озираясь, подходили к границе леса. Скоро начинались границы соседней деревни, Семёновки.
– Ты точно знаешь, что были из Семёновки парни в нашем лесу? – недоверчиво спросил один другого.
– Точно, и сам Кузьма Петрович говорил, – уверенно заявил крестьянин, – да и в позапрошлом году, драка была большая за выпасы, что они своих коров к нам гоняют, траву нашу свей скотине скармливают.
– Ну да, – почесал затылок собеседник, сңяв войлочную шапку, – так оно и выходит, – но по- честному будем, без дреколья да без убийства. Дратся будем по обычаю.
– Согласны, – закивали односельчане, – лежачих не бить. До крови и хватит. Да и глядишь, откроется, кто там наших людей ножом режет.
– Идём…
Тельновские мужики тихо смотрели за двоими пастухами из Семёновки, выпасавшими скот на спорной земле.
– Чего здесь делаете? – сказал один из тельновских, выйдя на поляну, подбоченясь, – пошли отсюда!
– И верно, Васятка, а то мы им путь покажем! – сказал другой.
– И кто там из ваших, Семёновских, с ножами шляется да людей по лесам режет?
– Совсем заврались вы, тельновские, – начал один из пастухов, – наши это выпасы, – сами уходите по-добру по -здорову, – и бросил кнут на землю, засучивая рукава рубахи.
Второй пастух сделал тоже, повесив кнутовище на сук дерева.
Началась драка, размашистая, непохожая на английский бокс, удары наносились совсем по- разному. Но вот, тельновцы одержали верх, а семёновцы поплелись за подмогой.
– Сейчас мы вернемся, – обернувшись пообещал пастух.
– Да мы ждём, – пообещал тельновец, – вернутся-то не забудьте!
Пока мужики присели на упавших деревьях, ждать семёновских.
– Давно так хорошо не было…
– Точно,– кивнул другой, – всё веселее. Вот подрались, и приятнее на душе стало.
– У тебя фингал под глазом, на вот, пятак приложи, – протянул большую пятикопеечную монету.
– Да, заживёт, – но монету под глаз приложил.
Пока переговаривались так мужики, прибежали семёновские, тоже человек двадцать. Вперёд вышел тельновский заводила, мужчина лет тридцати, с залихватски сбитой на затылок войлочной шапкой.
– Добром скажите, ходил кто из вас в лес на Купальский праздник?
– А чего вам? – ответил вышедший вперед осанистый мужик из семёновских.
– Фому, одного из колесников, ножом убили, – зло ответил заводила, – поспрошайте, видел ли кто из ваших.
– Дело нужное. Но не убивали мы, точно. Спросим мальчишек. – кивнул семёновский, – ну, начинаем?
Мужики посбрасали шапки, и началась жестокая забава- стеношный бой. Схватка была и двое на одного, а то и трое сразу, в строю как кому повезёт. Только видно, как размашисто летают руки и кулаки бойцов, и падают на траву выбывшие участники. Наконец остались стоять лишь тельновский заводила и первый из семёновских. Тельновец, бывшей ростом поменьше, был быстр и увертлив, и наконец, сбил на землю семёновского.
– Завтра всё прознаю, кто что видел. Расспрошу наших, – сказал улыбающийся мужчина, стирающий кровь с носа.
– Тогда до встречи, – ответил заводила, пожав руку собеседнику, – пойдём, мужики, – созвал он и своих односельчан, приводивших себя в порядок.
***
Илья обернулся, и понял, что увлеченный следами около места убийства, упустил всех односельчан. Федот тоже оглядывался, не понимая в чём дело. Никого кроме них тут не было.
– Куда они пошли? – удивился, даже растерялся юноша.
– Как куда? С семёновскими драться, – разъяснил егерь, – и повод нашёлся, да и верят, что это соседи Фому порешили.
– А ты?
В ответ Илья усмехнулся, и взяв за поводок маленького Полкана, пошёл из леса, а а ним поплёлся Федот. Охотник был сам как собака, и парень видел , как переглядываются человек и пёс, даром, то один с хвостом, а другой нет.
Они вышли к дороге, ведущей к усадьбе Тельновых, и рядом были следы от кареты, и приметная отметина от трости на земле.
– А в трости ножи носят?
– Не так прост ты, Федот, – улыбнулся Илья, – Голова умная. Не нож это, стилет, и в трость вкладывают. Как раз ранка малая, узкая, после удара таким лезвием остается, но клинок очень крепкий.
– Так ты думаешь, что Фому убил один из гостей Тельнова, и Марфа в барской усадьбе?
– Не торопись парень, – и Иля взял за руку юношу, – всё посмотреть надо, да узнать.
– Согласен. Спасибо тебе, Илья. Но что Панкрату скажем, и я Алёне? – подумал вслух Федот.
– Что не нашли. Сейчас глянем, что на похоронах Фомы будет. Да и что у семёновских прознают- драка небось, закончилась.
– Илья, – и юноша взял за руку охотника, – узнай, где Марфа. Вот тебе рубль, – и он положил монету в его широкую ладонь монет, – ещё четыре, как дело сладишь.
– И так бы помог. Но сам понимаешь, мне здесь жить, а вы в бега пойдёте. И тут помогу, надо будет вам до Костромы дойти, в пригороде живет Родион Хренов, завтра тебе от письмо к нему сделаю, он поможет. Он из раскольников, помочь любому беглецу от властей для него дело Божье. Единственно- свои кружки да ложки возьмите- у них с этим строго.
– Спасибо, Илья.
– Да не за что. Федот, иди, отдохни домой. А я в имение Тельновых.
***
Драка закончилась, и весёлые мужики возвращались в Тельновку.
– А ты видел, как я ловко ввернул- раз и кулаком в ухо! – громко говорил один.
– Да я тоже, он мне в нос, – и шмыгал, а я ему-в лоб! Он и упал!
– Да, дали мы им, будут знать!
– Да все молодцы, – заключил заводила, только кто Фому-то убил, так и не прознали…Обещались эти,семёновские, разузнать, да кто его знает, видели что нет?
– Мне идти гроб ладить… – вспомнил ещё один.
Навстречу шёл, да почти бежал приказчик, утирая пот со лба платком по барской моде.
– И где были? – закричал он.
– Да ты, Петрович, не серчай. В лес ходили, гуляли.
– А чего рожи битые? – спросил он, подбоченясь.
– Скользко там, Кузьма Петрович. Ветки, шишки, грибы. Попадали все, да лица и побили.
– Пороть велю. – кричал приказчик, – Опять драки затеваете с соседскими? Кнута отведаете, как бог свят, – и Кузьма погрозил пальцем.
– Так и не нашли, Кузьма, кто Фому зарезал?
– Непонятно, – и мужчина развел руки, – Может и Марфа убила, да убежала, испугавшись. Барыня приходила, вся в слезах. Сильно Фому жалела, но и полный кошель серебра принесла. Долго Екатерина Алексеевна проплакала рядом с Евдокией в доме Панкрата.
– Странно как… – не знал что и сказать в ответ заводила, – не припомню, что бы барыня так попросту в крестьянский дом захаживала. Больше о оброке заботилась да о барской запашке.
– Креста на тебе нет, Леонтий, – строго ответил приказчик, – великой доброты женщина, всё в заботах о вас, неблагодарных. Ну по домам идите, помолитесь о Фоме.
Крестьяне разошлись по домам, вечерело. Домочадцы встречали родных, и там долго шли разговоры о смерти юноши и о пропаже девушки.
***
Илья подошёл к воротам усадьбы, постучался деревянным молоточком в калитку. Привратник, увидев кто, открыл без вопросов.
– Привет, Илья. Полкана привяжи здесь, в доме барин и его гости.
– Привет, Софрон. Сейчас сделаю.
Охотник прикрепил поводок собаки рядом с будкой привратника. Полкан дал себя привязать, привычный ко всему, как и хозяин, и без роптаний лег на траву, Илья привычно осмотрелся, пытался заметить новое. Он прошёл, будто бы просто так, к каретному сараю. Там стоял и незнакомый экипаж.
– Привет , Илья!– поздоровался с ним дворовый, сильный мужчина средних лет с бородой лопатой, – опять к нам?
– Привет Савва! Да а как же, к вам. Вдруг барин пострелять уток соберется. Любил он это дело, как старый барин, Георгий Петрович.
– Евгений Георгиевич новую забаву завёл. Решил гончих завести, для них сейчас новый дом строят. А так уж двух сук и кобеля, а одна уж приплод завела.
– Однако…И приехал кто?
– Да гости с ним вместе прикатили. Из Москвы, Анатолий Андреевич Ганевич да Николай Александрович Тулупов, а с ними и дама из модного дома, мадемуазель Женевьева.
– О как! Эка невидаль! Что же барин, жениться на француженке собрался?
– Нет, просто компаньонка. И Евгений Георгиевич себе новую горничную завёл, вчерась привёз.
– То же француженка?
– Нет, православная, кажись. Русская. Во флигеле живет, рядом с покоями молодого барина. Ни с кем не говорит, только ключница Евдокия ей сама еду носит, да Екатерина Алексеевна из-а неё серчали сильно, и молодого барина во флигель отослала.
Илья сделал нарочито непонимающее лицо, покручивая усы, да про себя повторял: « Ай да я… Ай да молодец… И сестру сыскал. Надо бы только к флигелю подобраться. Собаки все меня знают, пройду…»
– Пойду на кузню, глядишь, чем и накормят.
– А то пострелял себе чего, да сварил? – засмеялся Савва.
– Полдня ждать, пока сварится…
И поправив картуз, Илья неспешно и важно пошёл на кухню. Кухня была в одном флигеле с людской, этот порядок завел ещё Пётр Сергеевич, дед молодого барина. Что б в усадьбе щами не пахло да кислой капустой. И хоть у Тельновых было две деревеньки- Тельновка ла Агаповка, больший доход приносило достояние Екатерины Алексеевны- полотняные мануфактуры в Костроме.
У людской суетилась дворня- делали вид, что работают. Дрова рубили, чего-то складывали да перекладывали. Над кухней труба выпускала дым, значит и плита горячая, может, и чего поесть дадут.
– Привет, Глафира Степановна! Поздорову ли будете?
– Благодарствую, Илья Пантелеевич. Хорошо, что пришёл. Зайди ко мне, дело важное. Хозяйка тебя поминала.
– И чего это, – сказал мужчина, снимая картуз и кафтан, оставаясь в рубахе.
Ружьё тоже взял собой, всё вспоминая последний раз, когда мальчишки схватили его двустволку, которую охотник повесил на гвоздь при входе, да взялись ворон стрелять. Хорошо, не убили никого, да ворон тоже.
– Испугался что ли, – заулыбалась красавица,увидев ружье за спиной Ильи, – не кусаюсь небось, – говорила она бархатным голосом, коснувшись его свой грудью, обтянутой красивым ситцевым платьем с низким вырезом, – пойдём, потянула она его в свою комнату.
Глафира затащила неупирающегося охотника, усадила за стол на табурет. Да и мигом закрыла засов на двери. Охотник смотрел в недоумении, даже привстал с сиденья.
– Такое дело, Илья… Да ты сиди, – продолжила она, присев ему на колени, и обняв за шею, – хозяйка просила очень увезти девку из флигеля сегодня вечером, – говорила она бархатным голосом, оглаживая Илье шею своими мягким пальцами, – и деньги вот они, на расходы, – она показала пальцем на кошель, – да и я ещё доплачу, – и она поцеловала его.
– Сделаю, для тебя сделаю,– думал охотник, как всю складывается одно к одному, словно в сказке, но хотел проверить, нет ли подвоха, – а как девку-то зовут, да откула?
– Марфа. Молодой барин созорничал, притащил крестьянку в дом, барыня хочет от греха увезти её. Знает, что есть у тебя в Костроме знакомые раскольники, ты её там и пристроишь. Спрячешь там до срока, пока всё не забудется. В окне я красный платок вывешу, что бы ты не ошибся.
– Дело непростое, – стал набивать себе цену Илья, – и дойти до Костромы, и всё сделать чисто. Да и паспорт девке нужен, и провожатому.
– Готово всё. Во флигеле всех я сонным зельем напою, девку выведешь, да за неделю до Костромы дойдёте, всего и делов, – и повариха нарочно повернулась своими крепкими бедрами на коленях мужчины, так что Илья покраснел, – что Илюшенька, – улыбнулась она , – Раскраснелся так, жарко что ли? – и она погладила его по щеке, – сделай как надо, не пожалеешь, в долгу не останусь.
– Хорошо, значит красный платок в окне? Глафира, пойду, подготовиться надо, – сказал мужчина, неохотно поднимаясь, и поправляя топорщившиеся штаны.
Женщина спрятала улыбку в платок, глядя на движения бравого охотника, и открыв щеколду, выпустила его.
***
Глафира с удовольствием смотрела в окно на удалявшегося ладного мужика, поправила платье на груди, да расправила подол, и спешно пошла к господскому дому.
У входа стоял дворецкий Ларион, да служанка барыни Дарья.
– Даша, скажи барыне, Глафира мол , по делу пришла.
– Сейчас, – девушка кивнула, и ушла внутрь дома, шурша юбками.
Вернулась служанка быстро, очень быстро, и не говоря ни слова, просто поманила кухарку внутрь.