– Чай? Кофе? – как ни в чем не бывало уронил мужчина.
Девушка встрепенулась, смутившись, что была поймана на мыслях о нем, и ответила:
– Н-нет, – она отыскала сумочку на диване. – Я тороплюсь. У меня встреча.
– Как хочешь, – ей показалось, что он вздохнул. – Может быть, тебя подвезти? До центра путь неблизкий. Особенно если торопишься.
Кира отрицательно покачала головой и направилась к двери.
Там она остановилась, подождав, чтобы он подошел ее проводить.
– Приходи иногда, если сердце просит, – дружески произнес Волк. И улыбнулся. Мягко, по-человечески.
– Хорошо. Обязательно приду, – перед ней снова стоял немного помятый, но сильный человек. Странный. Поминутно превращающийся. Может, это Зона его таким сделала. А может, человек он такой.
И уже выйдя за дверь, она обернулась:
– Почему ты не забрал себе этот объект? Почему не стал счастливым?
Он промолчал. В его нечеловечески глубоких глазах светилась тоска и мудрость.
***
Кира долго шагала, не понимая, куда она так торопилась и куда теперь идет. Конечно, никакой встречи назначено не было. Никто ее здесь не ждал. Единственной целью приезда в Виноградное был сам Волк. Она замедлила шаг, пытаясь разобраться в своих чувствах и мыслях, а заодно понять, почему же все-таки ее старый знакомый не захотел стать счастливым, а продал находку институту. Нет сомнений, что это был он, хотя, может быть, она действительно ошиблась и это было чьим-то чужим достижением… Но нет! Это сделал он! Никто больше в этом селе не смог бы отважиться на столь дерзкий поступок: вынести из запретной Виноградной Зоны новый неизвестный объект.
К этому моменту Кира уже подошла к тому месту, где ее оставил автобус.
Она взглянула на часы. Следующий будет минут через семь. Она пошла по дороге в сторону Виноградного, рассчитывая, что автобус подберет ее в любом месте.
Так и случилось, и через несколько минут Кира уже сидела в автобусе, а спустя еще несколько – выходила в центре Виноградного.
И только тут ее настигла мысль о том, что Волк знал об объекте заранее, до того, как обнаружил его. Он бы не пошел в Зону просто так, неизвестно зачем или просто наудачу. Это не его методы. Выходит, он действительно точно знал, что «Эс Икс» существует, как и знал (хотя бы в общих чертах), где его искать.
Кира остановилась посреди улицы, осмысляя свою догадку.
Она осознавала, что и в этом случае Волк никогда не скажет ей об этом. Для него это верная смерть. Его не будут охранять, как тех двоих «счастливых», потому что он не представляет интереса для науки. Да и безопасность его бывших попутчиков – счастливчиков тоже гарантирована только до конца эксперимента. Кира пошла дальше и снова остановилась. Что-то подсказывало ей, что на ходу она размышлять уже не может. Ей хотелось сесть и собраться с мыслями. Она оглядела улицу.
Кафе под открытым небом. В самый раз.
Перед ней ароматно запах крепкий чай – можно было снова погрузиться в свои мысли:
«Итак, Волк знал, что в Зоне объявился новый артефакт, который заинтересует исследователей. И знал, что он приносит „счастье“, поэтому и позволил тем двоим стать счастливыми. Если бы свойства находки были неизвестны, он никогда бы не дал „осчастливиться“ своим спутникам, с которыми шел плечом к плечу на смертельно опасное мероприятие.
А вот интересно, а что они скажут о своей последней вылазке? Раскроют ли тайну своих похождений и не станут покрывать друга-сталкера? Им, счастливым, должно быть все равно. Теоретически уже ничто не может омрачить их счастья – ни предательство, ни казнь друга, ни потеря собственной жизни. Вот вам и новое лицо „счастья“, которому нипочем самые страшные людские грехи.
А он отказался. Отказался быть счастливым. Или „осчастливленным“? Какие принципиально разные смыслы в этих двух похожих на первый взгляд словах: быть счастливым и быть осчастливленным.
Вряд ли Волк побоялся неизвестного. Нет. Он осторожен и расчетлив. Он что-то знает. Возможно, ту саму разницу между этими двумя словами. Может быть, поэтому он и посмеялся над нашими исследованиями. Возможно, он хотел предупредить нас о чем-то? О чем?
Или его поведение – это только следствие его скептической натуры? Он традиционен и консервативен до самых своих глубин. Ему, как и дикому зверю, не надо никаких особенных условий, ни в еде, ни в одежде, ни в жилье. Но счастье! Разве оно не должно быть в списке самого необходимого по жизни?
Загадка.
Ну а что, собственно, я сама? Я бы согласилась стать счастливой, применив к себе „Эс Икс“? И что это будет означать для меня? Для окружающих меня людей? Для моей научной деятельности?
Дайте подумать.
Как я чувствую себя, когда я счастлива? Когда это происходит? Кажется, счастье я чувствую в нескольких случаях. Я люблю наслаждаться природой. Бывает, вдыхаешь аромат свежей зелени, слышишь пение птиц, течение реки – и кружится от счастья голова, потому что величие и простота природы не может не вызывать восхищения у всякого живого существа… Еще красота и неповторимость научного открытия или подтверждение гипотезы, которые вызывают частое биение сердца, радость и даже счастье: этакий оргазм ума. Это поймет лишь тот, кто сам его испытал хотя бы раз… А еще – после действительно трудных поисков и напряженной работы, когда приходишь домой, ложишься спать, уставший, обессиленный, и только в этот момент понимаешь, насколько счастлив, засыпая сном младенца. Еще счастье от встречи и общения с друзьями, которых не видел долгое время, их достижения, их успехи. Еще любимый, бесценный человек…
И все это может дать мне простой светящийся шарик?
Даже смешно. Наша жизнь столь разнообразна и непредсказуема, а этот „Эс Икс“ предлагает заменить ее беспричинными физиологическими реакциями, игрой гормонов?»
На лице Киры появилась грустная улыбка:
«Вот вам и „счастье“. Нет, не нужно мне такого… Я же не лабораторная свинка! Не растение, не насекомое! Я мыслящий, творящий, чувствующий человек! Все проявления счастья настолько неповторимы и поразительны, что кажется невообразимым заменить их одной-единственной эмоцией или чувством, которое предлагает загадочная инопланетная цивилизация. И потом. Как можно стать раз и навсегда счастливым, когда счастье познается в сравнении?! Только зная о том, что есть грусть, мы познаем радость. Боль потери, отчаяние, любовные муки чередуются с эйфорией, чувством полета. Слезы расставания сменяются встречами со слезами на глазах, которые и являются наградой за долгое ожидание. Так и только так протекает наша жизнь! Именно в этой смене, в этом переходе из одного состояния в другое нет-нет да и обнаруживается счастье! А вы предлагаете застопориться на одном из этих переходов и больше никогда не узнать никаких новых переживаний, новых чувств, событий, лиц?!».
Кира сделала последний глоток горячего, бодрящего чая и пошла прочь от кафе к автобусной остановке. Почему-то именно сейчас ей захотелось схватить за рукав заведующего лабораторией вместе с директором и прокричать им: «Да как же вы смеете отбирать у людей истинное счастье! Экспериментировать концентрациями медиаторов, забывая о том, что нейрохимия – это такой же след от счастья, как след человека на снегу. Но разве можете вы по нему определить, куда шел человек, что об этом думал, догонял он кого-то или, наоборот, стремился убежать? Кто были его друзья, любимый человек, любимое дело? Не знаете?! Так и не лезьте со своими исследованиями туда, где люди могут и должны быть сами себе хозяевами!»
Она дошла до остановки и посмотрела на часы. До автобуса еще десять минут.
Вокруг никого не было (ведь в это время все ехали из института, но никак не обратно), только продавец газет и журналов:
– Покупайте свежие газеты, – бодро, но без особого энтузиазма проговорил человек за прилавком. – Полюбопытствуйте, что о счастье пишут.
«А что о нем писать? – подумала про себя Кира. – Мне и так все ясно!»
Но подошла поподробнее рассмотреть яркие листки газет.
– Вот, например, результаты опроса на улицах столицы о счастье – интересно. Или вот – интервью в исправительной колонии и из неблагополучных семей.
– Хорошо. Дайте мне их, посмотрю пока.
Кира рассчиталась с продавцом сплетен и погрузилась в столичные новости в ожидании автобуса. Когда он подошел, ей уже не хотелось никуда ехать. Ничего никому не хотелось кричать и доказывать, однако, опустив голову, она покорно поднялась на подножку. Автобус был пуст.
Ей стало очень печально оттого, что есть на свете люди (и много людей!), которые просто жаждут получить лабораторное счастье. Вот, например, малообеспеченные люди: им не на что надеяться, неоткуда ждать помощи. Или инвалиды, с рождения или волею случая обделенные физическими или умственными возможностями. Или пожизненно заключенные… какое уж тут счастье…
Голова шла кругом. В горле застыл ком.
Вокруг нее кружились больные, немощные, искалеченные, одинокие… Все они в голос рассказывали о своих бедах и проблемах, многие рыдали в отчаянии: непоправимые утраты, горе, обида, злоба, неверие, безнадежность охватили их сердца. Люди подступали все ближе, обвиняя в бездействии и гнусных мыслях о якобы бесполезном «счастье» из Зоны:
– Это была ошибка следствия или подкуп, – неспешно размышлял рядом с ней мужчина лет тридцати, но весь седой. – Меня обвинили в убийстве, которого я не совершал, и осудили на пожизненное заключение. Мой бизнес, в который я вложил и деньги, и душу, и все свое время, достался конкуренту. Молодая жена осталась без средств к существованию, и я даже не обижусь на нее, если она скоро снова выйдет замуж – у нее просто нет иного выбора. Она должна жить, родить ребенка, которого у меня уже никогда не будет. А моя жизнь загублена. Моя репутация теперь ничего не стоит. Я растоптан. Я среди убийц и воров, среди падали, отбросов общества. Чем я это заслужил? Я уже давно мертв.
– Моя мать просто дура, – говорил подросток неопределенного пола, временами похожий то на девочку, то на мальчика. – Когда она избила меня первый раз, я был еще совсем маленький. Тогда я поджег ее шкаф и впервые сбежал. Теперь меня знают все сотрудники органов опеки и отдела несовершеннолетних в полиции… О чем вы? Какое может быть счастье, когда твоя собственная мать ненавидит тебя?
– Пашешь, пашешь всю жизнь как проклятый, – небритому мужчине в поношенном свитере было за пятьдесят, он курил папиросу и смотрел в сторону, – все пытаешься прокормить семью, жить не хуже всех. С цеха вылезешь едва живой, до дома доедешь, «соточку» накатишь да свалишься сразу от усталости. Уже не слышишь ни зудение жены, ни попрошайничество дочек на очередные цацки. Счастье… – он брезгливо сморщился. – Где уж нам на этом свете… А на том и подавно… До крышки гроба недалеко… Закопают – и дело с концом… Уж если ни на что в этой жизни не заработали, ничего хорошего не видали, так, может, хоть с этим счастьем ученые не обделят? А?
– Неужели я так много хочу? – молоденькая, ярко одетая девушка сидела напротив, размазывая тушь по симпатичному личику, нервно покачивая ножкой на высокой шпильке. – Мы любили друг друга. Много лет были вместе. Правда, он редко приходил ко мне, говорил, что очень занят и устает на работе. Цветы дарил очень редко. Нежных слов и признаний в любви от него было не дождаться – он считал, что это ни к чему, излишне, ведь и так все ясно: раз сказал однажды, что любит и хочет быть со мной, то так оно и есть. И я верила! Я всему верила! Лишь бы только быть с ним рядом, лишь бы сделать его счастливым! А потом…– голос ее сорвался на детский плач, – потом он женился на другой.
– Моя жена, моя Настя, с которой мы прожили душа в душу двадцать два года, погибла в случайной перестрелке на улице, – лицо пожилого рассказчика, хоть и было размыто, выглядело очень знакомым, но Кира не могла припомнить, где она могла встречаться с этим человеком. – Этих гадов тогда так и не нашли. Настя действительно была моей второй половинкой: кусочком сердца, кусочком души. И ее не стало. Мне казалось, что весь мир канул в пучину. Ни дети, ни работа – ничего не давало мне успокоения. Я любил ее. Но насколько сильной была моя любовь, я понял только после ее смерти. Я каждую ночь слышу ее задорный смех, вижу милое сердцу лицо. Зачем ты оставила меня, Настенька? Моя Настена. Я так скучаю по тебе!
И тут Кира вспомнила:
– Виктор Иванович, неужели это вы?
Видение исчезло.
Она с болью закрыла глаза, но другие образы все равно не отпускали ее. Они продолжали шептать, говорить и кричать. Они плакали, молили, корили, винили. Кто-то просто отворачивался, кто-то уходил, а кто-то падал без сил.
Одно из видений стало вдруг абсолютно реальным и прикоснулось к ее плечу:
– Надо же, как устала, бедненькая. Пойди домой, отдохни. Все образуется. Слышишь меня?
Кира слышала.
– Конечная, дочка. Приехали мы.
***
Радислав Петрович тоже не дождался окончания праздничного банкета. Он улучил момент, когда сотрудники увлеклись банкетом и новыми знакомствами, и теперь ехал в своей машине в Виноградное. Там, в президентском люксе государственной гостиницы, его уже ждали два очень высокопоставленных человека. Один из них был ему знаком. Альберт Зибельманн состоял первым Советником президента с момента его избрания на этот пост. Поговаривали даже, что первый человек в стране обязан всем незаурядному Советнику. А теперь политик считал своим долгом лично присутствовать в Виноградном и следить за ходом событий вокруг объекта «Эс Икс». Все прочие дела он счел возможным переложить на плечи своих замов, в то время как ранее, даже в самых трудных ситуациях как своей личной, так и общественной жизни не позволял себе подобного самоустранения от государственных дел. Однако теперь обстановка в Зоне Посещения складывалась совершенно не банальная и требовала соответствующего нестандартного поведения.
Пройдя тщательный досмотр у охраны перед номером гостиницы, директор Виноградной Зоны вошел в комнату.
– Добрый вечер, Радислав Петрович, – приветствовал его сам Советник. Это был сухой пожилой человек. Его лицо оставалось серьезным всегда, во всех случаях, сколько себя помнил директор, даже если обстановка этого не требовала.
– Вечер добрый, Альберт Фридрихович, – откликнулся на его приветствие директор и с легким поклоном протянул руку.
– Приятно вновь с вами встретиться, – Советник поспешно пожал его руку. – Но сегодня я не один. Вместе со мной из Москвы прилетел Советник президента по национальной безопасности. Прошу вас, познакомьтесь, – из роскошного кресла поднялся плотно сложенный человек, – Михаил Александрович Наумов.
Мужчины крепко пожали друг другу руки.
Рукопожатие военного было сильным и произвело на директора впечатление о новом знакомом скорее как о простом армейском командире, нежели как об умудренном опытом Советнике самого президента. Образ кабинетного работника высокого ранга совершенно не совпадал с обликом человека, которого он увидел перед собой.
– Надеюсь, – заметил Радислав Петрович с дружеской улыбкой, – что ваше появление в Виноградном, Михаил Александрович, связано с чисто научным интересом к новой находке.
– Ошибаетесь, драгоценный, – тем же тоном ответил ему военный. – Мой приезд продиктован исключительно профессиональной необходимостью, – он жестом пригласил обоих мужчин присесть в кресла. – Скоро вы все поймете. Всему свое время. Для начала мы бы хотели обсудить с вами возможности и перспективы применения найденного объекта «Эс Икс» в общегосударственных масштабах.
Наумов показался Радиславу Петровичу несколько странным в своей манере общаться, так как мог легко улавливать тон говорящего собеседника и подражать ему, но при этом вести за собой. Сам Радислав Петрович, потративший много времени на изучение особенностей устной речи и приемов убеждения, знал, что человек с такими навыками, как у этого военного, был талантливейшим переговорщиком. А сам Наумов в это время разливал стоящий на столике коньяк в бокалы.