Разговор перешел на книги. Оказалось, что весь свой досуг девушка посвящала запойному чтению, предпочитая лакированные произведения жанра «фэнтези» дамским романчикам, которые она считала вопиющим искажением действительности.
– А ты… что читаете? – спросила она меня одновременно на «ты», как клиента, и на «вы», как интеллигентного человека.
– «Франкенштейн» – слышала?
Серафима пожала плечами. И вдруг меня осенило:
– Читала «Три толстяка»?
Девушка так и взвилась.
– Ты чё! Мы в школьном театре представляли эту постановку.
– Кого же ты там представляла? – чужим голосом спросил я.
– Куклу наследника Тутси, – просияла Серафима и прошлась по кафе походкой заводной куклы.
Она ничуть не удивилась моему предложению. О цене мы столковались так легко, что я пожалел о своей поспешной щедрости. Я пообещал выдать девушке семь тысяч перед началом операции и столько же по её успешном завершении. То есть, после её замены механической копией. Когда и каким образом произойдет эта замена, я пока не знал. Но для меня, как для приговоренного к смертной казни, и несколько дней оттяжки казались целой вечностью. И я, как беременная школьница, надеялся, что через несколько дней все рассосется само собой. К счастью, Серафима не спрашивала меня о сроках контракта. У меня даже сложилось впечатление, что она рада самой возможности поблаженствовать в чертогах олигарха.
Успех переговоров превосходил все мои ожидания. Мы настолько остались друг другом довольны, что в качестве бонуса девушка предложила продемонстрировать мне свои уникальные способности. Для этого мы должны были немедленно отправиться через дорогу, в новый торговый центр «Грёзы Кахора». Но если нас встретит кто-нибудь из её знакомых, надо говорить для конспирации, что я дядя Саша из Челябы.
Насколько я себя помню, я впервые оказался на людях рядом с такой красотой. Серафима на каблуках была почти на голову выше меня, её смуглые ноги струнами уходили в головокружительную высь, а сквозь эфемерное платьице просвечивало символическое белье. Это зрелище было настолько диким посреди озабоченного дневного города, что на нас таращились прохожие. И вместо законной гордости я испытывал жаркий стыд.
Серафима рассказывала о своем новом номере, посвященном юбилею Куликовской битвы, в котором она и ещё одна девушка будут изображать поединок Пересвета с Челубеем. На них будут трусы и лифчики из настоящей кольчуги, которые они, с благословения епископа, будут срывать друг с друга копьями. А потом Серафима в роли Пересвета прикует Челубея к шесту и как следует выпорет плеткой.
Нервно посмеиваясь, я не смел прямо взглянуть на Серафиму, чтобы изучить её досконально, и лишь боковым взглядом улавливал её обнаженное коричневое плечико, на котором была изображена причудливая изумрудная змейка с рубиновыми глазами, раздвоенным языком жалящая собственный хвост. Это было невероятно: матовая кожа Серафимы отражала солнечный свет, как обивка кожаного дивана. На ней, даже с самого близкого расстояния, не было заметно ни малейшего изъяна, характерного для самой идеальной младенческой кожи: ни единой оспинки, царапинки или родинки, никакого тебе пушка или волоска. По сути дела, Серафима даже меньше напоминала живое существо, чем её пластмассовая копия Аманда.
И вдруг я совершил поступок, совершенно мне не свойственный. Я не удержался и ущипнул эту чужую девушку за руку. Отчего-то мне взбрело в голову, что при таком искусственном виде, она, должно быть, не чувствует и боли.
– Ты чё, мужик, я не пОняла! – некрасиво взъелась Сим-Карта. К сожалению, она была живая, слишком живая. Человеческая, слишком человеческая, – сказал бы на моем месте Фридрих Ницше.
Я присел на кованую ограду напротив магазина «Грезы Кахора» и закурил. Через минуту на витрине отдела женской одежды, между манекенами, появилась Серафима, которая успела густо накраситься. Девушка заговорщицки «сделала мне ручкой» и тут же замерла в заманчивой позе. Я ужаснулся. Мне казалось, что её немедленно разоблачат, обматерят и выволокут вон. Что меня вместе с нею отпинают свирепые охранники. Что прохожие будут останавливаться и со смехом тыкать в неё пальцами. Что зря я затеял всю эту авантюру с куклой.
Ничего подобного не произошло ни через минуту, ни через десять, ни через полчаса. Моя задница уже отсохла сидеть на железе, я весь изъерзался, искурил оставшиеся сигареты, а она даже не шелохнулась. Наконец, и сам я, сравнивая её с соседними манекенами, перестал понимать, кто есть кто и какая из этих пластмассовых фигур только что дефилировала со мной по улице. Очевидно, Серафима погрузила себя в какой-то профессиональный транс, который мог продолжаться столько времени, за сколько уплачено. Скорее я сам упал бы в обморок от изнеможения, чем она шевельнулась
Я указал пальцем на часы и скрестил руки перед грудью. Серафима, только что не подававшая признаков жизни, скорчила забавную рожицу и сделала реверанс. Проходившая мимо загорелая баба с двумя клетчатыми капроновыми мешками в руках испуганно вздрогнула, энергично плюнула и посмотрела на меня с классовой ненавистью. По возрасту она могла быть моей одноклассницей.
Сразу после открытия магазина мы отправили коробку с Амандой в Долину Бедных, и я стал ждать разоблачения. Я подскакивал в своей тумбе от каждого телефонного звонка и пытался угадать, с кем и о чем сейчас говорит Франкенштейн. Каждый раз мне мерещилось, что речь идет о кукле и обо мне. А каждый новый посетитель казался мне порученцем Какаяна, пришедшим по мою душу.
Несмотря на все таланты моей дерзкой сообщницы, я теперь сомневался, что ей удастся надуть прожженных Какаянов. Жизнь не сказка. Что если она чихнет, вскрикнет от боли, захочет в туалет? Сколько времени она сможет обходиться без воды и пищи? А ну как злой мальчишка захочет оторвать ей ножку или выковырнуть глазик?
Рабочий день близился к концу, но я все не верил в свое избавление. Очевидно, меня не трогали лишь потому, что куклу не успели распаковать. Или бедную Сим-Карту сейчас пытают гориллы Какаяна, выколачивая из неё подробности. А может, она решила, что лучше получить половину суммы живой, чем полную – мертвой. И сбежала в Челябинск.
Какаян позвонил в самом конце рабочего дня. На сей раз это был именно он, а не галлюцинация. Через приоткрытую дверь директорского кабинета я совершенно отчетливо услышал, как Франкенштейн угодливо произнес:
– О да, Ахав Налбандянович, я весь внимание.
Как бы в качестве разминки я подошел к двери и увидел в щелочку, что Франкенштейн стоит за своим столом навытяжку, с выпученными глазами, и слушает бесконечный монолог на той стороне провода. Этот односторонний разговор продолжался минут пятнадцать. Он показался мне чтением моего обвинительного приговора. Затем Франкенштейн сказал:
– Рад стараться.
И положил трубку.
Он выскочил из своего кабинета так бурно, что я чуть не схлопотал дверью по лбу. Продавщица перестала сметать пыль с электропенисов на верхней полке и замерла с метелкой в руке, подобно Лотовой жене. Мне показалось, что Франкенштейн сейчас ударит меня по лицу и, хотя его удар не мог причинить мне большого вреда, я подался немного в сторону.
– Это по вашу душеньку, Александр Сергеевич, – Франкенштейн оскалился всем своим челюстно-лицевым аппаратом, словно хотел расхохотаться или зарыдать, но не мог. Его землистое лицо покрылось зелеными и бордовыми пятнами. Он впервые назвал меня на «вы», по имени-отчеству, и это было страшнее отборного мата.
– Сегодня, в шестнадцать часов тридцать две минуты по московскому времени завершилось испытание электронно-механической сексуальной куклы «Аманда» производства Японской империи, – левитановским голосом объявил Франкенштейн. Он определенно сбрендил. – Студент Анастас Какаян, двадцати одного года, вступил в контакт с устройством «Аманда» в присутствии родственников, гостей и специалиста по психиатрии, после чего достиг эрекции через сорок одну минуту и эякуляции в течение двадцати двух секунд. По всем психофизиологическим параметрам аппарат «Аманда» значительно превзошел девушек биологического происхождения, дающих эрекцию в одном случае из сорока и эякуляцию – в нуле случаев. Наш покупатель, всемогущий Ахав Какаян, рыдает на том конце провода от счастья. Его единственный сын спасен.
Крупнейшая сделка секс-индустрии за всю послеоктябрьскую историю нашего города прошла блестяще. От лица совета директоров ООО «Нежность» объявляю благодарность стрелку ВОХР Александру Перекатову за монтаж, наладку и настройку куклы «Аманда», а также всем продавцам, грузчикам, уборщицам магазина и моим родителям, без которых эта сделка не состоялась бы.
Франкенштейн крепко схватил меня шарнирами рук за плечи и оглушительно чмокнул в ухо.
В тот вечер мы заперли магазин на учет, напились шампанского и устроили чемпионат по фехтованию на телескопических пенисах сначала между мужчинами, потом между женщинами и наконец – в смешанном разряде. Франкенштейн был настолько пьян, что пообещал выделить мне материальную помощь в размере двадцати окладов. Впрочем, на следующий день он пришел на работу задумчивый и больше не вспоминал об этом.
С каждым днем страх разоблачения беспокоил меня все меньше. Я откладывал ремонт Аманды со дня на день и, наконец, решил оставить поломанную куклу себе на память.
II
У меня на службе круглые сутки молотил портативный телевизор, и я вынужден был просматривать все передачи подряд, чтобы убить время во время дежурства. Поэтому публичная карьера Аманды развивалась, можно сказать, у меня на глазах.
Вскоре после того, как Аманда под именем Магдалины обвенчалась с Анастасом Какаяном в кафедральном соборе города, чета Какаянов выступила в утреннем телешоу «Чём свет не спамши». Я разогревал пиццу в микроволновке и пропустил начало передачи. В кладовку, которая служила нам «комнатой отдыха», доносились только голоса участников: бесперебойный ор ведущего, густое мычание какого-то мужика и звонкий выразительный девичий голосок. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что серебристый голос респондентки принадлежит Аманде. С тех пор, как мы познакомились, она катастрофически поумнела или, что более вероятно, научилась пользоваться телесуфлером. При этом её внешнее сходство с куклой ещё усилилось. Только теперь это была мультимедийная кукла, говорящая и действующая по воле неведомого аниматора.
Вопреки народной молве, Анастас не производил впечатления полоумного. Это был тучный, пятнисто румяный, кудрявый юноша с добрыми глазами барана и приоткрытым мокрым ртом. Он говорил не совсем внятно, как человек после инсульта, но его речь была в целом понятна и, в общем, разумна. Впрочем, говорить ему почти не приходилось. В студии он служил лишь приложением эффектной жены.
– Как вы относитесь к утверждению, что все блондинки похожи на кукол? – провокационно спросил ведущий Артур Позоров и змеисто улыбнулся маской лица.
– На самом деле все куклы похожи на блондинок, – лучезарно ответила Аманда, волнующе меняя расположение своих бесконечных ног.
Я сделал звук погромче. Неужели это моя Сим-Карта, которая двух слов не могла связать без неопределенного артикля «бля»?
– Анастас, что вы цените в женщинах больше: красоту или ум? – допытывался ведущий.
– Красоту… и ум, – вязко ответил Стасик и заржал. Слюна юноши отлетела на холеное лицо ведущего, которое еле заметное дернулось, но ничего идиотского в ответе не было.
Позоров попросил Аманду рассказать романтическую историю знакомства с мужем. И девушка призналась, что в первый их совместный вечер Стас принял её за манекен.
– Это был день рождения Стасика, было слишком много гостей, шампанского и все такое, – щебетала Аманда. – Я зашла в одну из спален второго этажа, приглушила свет и встала вот так. Стас, очевидно, не мог понять, почему в его комнату принесли манекен. Он стал меня трогать здесь, и здесь, и здесь, а я терпела, чтобы не прыснуть от смеха – мне было так щекотно. А потом я тоже потрогала его – там. С тех пор мы неразлучны.
Все-таки мне показалось, что окаянные губы Аманды не совсем синхронны словам. Что-то подобное бывает в переводных фильмах, когда рот актера произносит “fuck”, а голос переводчика гнусавит «черт-черт-черт». Более того, слово «неразлучны», кажется, прозвучало после того, как рот красавицы закрылся. Но обычному зрителю такие тонкости не были заметны.
Честно говоря, Анастас своим косноязычием только подпортил общее впечатление передачи. В дальнейшем Аманда стала появляться на экране почти каждый день, но без спутника. Она превращалась в одну из телевизионных див, которых знает вся страна. Но никто, кроме специалистов, не знает, что это за существо и откуда оно взялось. Каждому было понятно, что это чудо природы могло вознестись так высоко всего двумя способами: через постель или родственные связи. Но эта аксиома никого не смущала, а скорее вызывала завистливое уважение. О могущественной тени отца Какаяна никто не вспоминал. Такие фигуры на экран не лезут.
– Аманда? – говорили зрители, увидев девушку на обложке журнала, в рекламном ролике или ток-шоу. – Это которая кукла?
– Может, и кукла, а дом на Рублевке, – был ответ.
Интеллигенты бесновались при виде бездарной блондинки, взявшей такой верх, но с точки зрения рейтинга это было даже хорошо. Ненависть интеллигенции свидетельствует о любви народа. Когда телевизионному эксперту надо было узнать компетентное мнение о тенденциях трусиков текущего сезона, проблеме эвтаназии, клонирования или детского насилия, всегда обращались к Аманде. И она выдавала в точности, что требовалось. На неё всегда было приятно направить камеру. И каждый, кто брал за труд выслушать хоть одно её высказывание без предубеждения, с удивлением констатировал:
– Она не такая уж дура!
Порой мне начинало казаться, что история с подменой секс-куклы лимитчицей из Челябинской области – плод моего воображения. В журнале «Мог» я прочитал, что Аманда разошлась с юным Какаяном из-за его склонности к домашнему насилию, и её новый избранник – король растворимой каши Дольцын, владеющий также британским футбольным клубом и издательским домом «Ы». Любовь Аманды и пылкого Дольцына, отображенная в программе «Женская доля», разразилась очень своевременно, накануне эмиграции Ахава Какаяна в Великобританию и выдачи ордера на его арест. После этого моей знакомой предложили роль ведущей в шоу «Мандат», и она выдвинула свою кандидатуру на пост депутата Государственной думы от нашего избирательного округа.
Стоит ли пересказывать то, что городили в своих листках противники Аманды накануне выборов? Ей инкриминировали все, что только может взбрести в голову параноику, охваченному безумной ненавистью, от шпионажа до скотоложества. Её обвиняли в том, что она соблазнила наследника Какаяна по расчету, но и в том, что она его бросила по любви. В том, что она слишком глупа, и в том, что она кандидат философских наук. В том, что она слишком распутна, и в том, что отказывала мужу в постели. Несмотря на некоторые нюансы, выдающие почерк того или иного журналиста, общая схема критики оставалась примерно одинаковой. Суть её была настолько безумна, что вплотную приближалась к истине. Она заключалась в следующем.
Аманда Дольцына-Какаян вовсе не та, за кого себя выдает. Она не дочь военного и учительницы, закончившая психологический факультет Гуманитарного университета и получившая степень кандидата философских наук по теме «Философия красоты». Она не мастер спорта по художественной гимнастике, не увлекается горными лыжами, не знает пять иностранных языков и не была девственницей до знакомства с Какаяном в возрасте 24 лет, как утверждает пресс-релиз. На самом деле она родилась в какой-то деревне, лишилась девственности в одиннадцать лет, не смогла закончить девятилетку из-за умственной отсталости, не умеет читать и писать. Она употребляет наркотики, трижды судима и зарабатывала на жизнь на панели. Но самое главное – она не человек.
Самое главное, что при всех своих недостатках Аманда представляет собой очень сложную и дорогую модель сексуальной куклы с программным управлением, которую практически невозможно отличить от живой девушки. При помощи компьютерной анимации и дистанционного управления этот хитрый механизм не только может имитировать человеческую речь на экране, но и выступать на сцене и даже отвечать на вопросы в «живом» диалоге с электоратом. Понятно, что в первом случае используют заранее заготовленную фонограмму, а во втором за куклу отвечает замаскированный пиарщик, передающий правильные ответы в режиме он-лайн.