И правда, в горнице стоял запах свежего хлеба , а самая юная послушница это и не заметила.
– Доброе утро, – поздоровалась с ней Мара, – садись, соня. А то скоро идти к пристани, к мореходам. Мне еще тебя причесывать и наряжать.
– Да зачем это?– вскинулась девушка, отступая от стола.
– Ты теперь не просто послушница, а Великая целительница, и не можешь абы как к людям выходить.
– И теперь так всегда будет? – и она посмотрела на Мару исподлобья.
– Всегда, ягодка, – ответила наставница, улыбнувшись, – Ешь давай. Рыба хороша получилась.
Эльга села между подругами, и положила из горшка себе печеной рыбы. Посмотрела на подруг, те пересмеивались, глядя на нее, и ели с видимым удовольствием. Смотря на них , доела все быстро, и рыбу, и хлеб. Потом наставница повела ее к себе, да за ней увязались все Избранные. У всех дела нашлись, что бы посмотреть, как Мара будет наряжать Эльгу. Женщина усадила ее на стул, распустила ее косу, и стала расчесывать ее длинные волосы. Сначала редкими гребнем, потом частым. Причесав, заплела косу, заколов волосы золотой заколкой. Украсила ее и серьгами, и височными кольцами из золота, и достала один из своих кокошников, украшенный двинским перламутром. На шею уложила ожерелье из мелких золотых бусин. Подумав, достала и соболью безрукавку.
–Ну, теперь прямо хоть свадьбу, хоть на званый пир, – приговорила Мара, – Краса Ненаглядная.
Вокруг слышались только охи –вздохи, все послушницы подошли осмотреть наряд Эльги.
– Лучше и быть не может, – высказалась Гата.
– Краше всех, – сказала, как отрезала Пижма.
А Ута и Нара, да и Тина и Власта, только согласно кивали. Все послушницы смотрели на наряд их младшей с одобрением. Сами все они были красавицы, но в таком наряде Эльга была подобна Заре-зарянице, и их это радовало. Не зря же говорят, как покажешься, так о тебе и подумают. Не должна их целительница к кормщику замарашкой явиться, а должно ей показаться во всем цвете своей красоты и власти.
– Кажется, хорошо. Сейчас и я облачусь, и будем ждать кормщиков в нашем тереме, где мы только дорогих гостей принимаем.
Мара тоже одела на себя украшения, подобающие ее сану. И они пошли в гостевую избу, и присели на кресла Избранных. Стали ждать, сидя на резных креслах. И в терем вскоре вошли четверо. Катвар шел с Садоком, а за ними два морехода несли дубовый резной ларец. Люди с Гандвика во все глаза смотрели на сидящих Избранных, ведь все гости острова привыкли к немудрящей одежде ведуний, в которой они видят их на берегу, а тут перед ними сидели две женщины во всем блеске красоты и драгоценных уборах. Мореходы были тоже одеты во все лучшее, что у них было с собой в плаванье, и старший и младший носили в правом ухе по серьге, принятой у гуннов, и оба были чисто выбриты. Племянник кормщика вышел вперед на шаг, и , оглянувшись на старшего, начал возвышенную речь:
– Привет тебе спасительница. Избранные Алатырь –острова славятся своим великим искусством избавлять страждущих от болезней, – говорил Садок, произнося выученные слова вслух , – Ты, превзошла всех. Ты, столь Прекрасная и снисходительная, спасла мою жизнь, и это моя благодарность тебе, – и он взмахом руки подозвал весельщиков, а те принесли резной ларец и открыли его крышку. Вздох восхищения пронесся по горнице, ведь ларь был полон соболиных шкурок.
– Это что бы ты не мерзла и не печалилась, – говорил Садок, смотря на прекрасную целительницу, и вдруг быстро подошел к ней, и вложил свои руки в ее холодные ладони, – ты спасла меня, – он опустил голову в пол, -и я в твоей власти.
– Что отвечать, – повернув голову к Маре, в испуге зашептала Эльга.
– Что принимаешь его службу, и вознаградишь его за усердие, – отвечала наставница.
–Да у меня нет ничего, – возмутилась девушка.
– Будет, ещё много чего будет. Говори , не вечно же он в поклоне стоять должен, – зашептала женщина.
– Сейчас, – тихо сказала целительница, – Я принимаю твою службу, и награжу твою верность, – проговорила твердо и громко Эльга.
Садок выпрямился, и, улыбаясь вернулся к своим мореходам. Эльга тоже встала, и ее лицо чуть покраснело от волнения. И она заметила что у Катвара тоже со здоровьем не все ладно. Темная полоса на груди, и видна еще лучше, когда она закрывала глаза. И сейчас тоже смежила очи, и так все и было, она не ошиблась. Она только вздохнула, готовясь к неизбежному.
–Катвар, ты тоже болен. Если тебя не излечить, через полгода ты умрешь. Если не боишься, я тебя излечу, – твердо произнесла она, и смотрела, как изменилось лицо кормщика.
– Я видел, как ты страдаешь, дева. Я не хочу причинять тебе боль, – жестко ответил Катвар.
– Ты хочешь умереть?– удивилась девушка.
– Я не боюсь умереть, но и приближать Смерть не хочу, Госпожа.
– Хорошо, – ответила Эльга,– садись на лавку, это будет быстро.
Все находившиеся в покое отошли, не желая мешать целительнице. Она подвернула рукава платья, что бы свисая, не мешали, обнажив золотые витые браслеты, села рядом, и положила ладони на лоб кормщику, и тот только вздрогнул. Послушница закрыла глаза, и всем показалось, будто в горнице стало темнее, словно масляные светильники перестали гореть. Лицо Эльги побледнело, а губы посинели, она раскрыла глаза, а они вместо голубых были черными. Девушка встала, шатаясь, но она видела, хотя и плохо. Встал и кормщик.
– И верно, дышится лучше, – заулыбался Катвар, ударив себя по груди, но улыбка сошла, когда он увидел лицо целительницы. – Что ж ты с собой делаешь… Спасибо, что себя ради нас не щадишь.
– Всё хорошо,– улыбнулась Эльга синими губами, и этой улыбки всех мороз по коже продрал, – скоро в себя приду, это пройдет скоро, – и она коснулась своего лица, – А так бы себя корила, что могла помочь тебе , а не помогла.
– Мудрено всё у вас, на Алатырь острове. Но надумаешь к нам прийти, после посвящения, – он низко поклонился Маре, как главной, – Будем мы тебе дом пока ставить в Гандвике. Чего тебе на Алтай или в Варту подаваться, вниз по реке? И к нам приедешь, может и Ликта, юродивого нашего излечишь.
– Спасибо, Катвар, за добрые слова. Это как старейшины ваши решат, да Семеро. Может, меня к себе, в Варту позовут, целительница им понадобится.
– Но да ничего. Можешь и у себя жить, и у нас гостить. Верно, Садок, – и Катвар ударил в бок племянника.
– Точно, – ответил тот, улыбнувшись.
Он один смотрел на девушку, и не отводил глаза. Другие, даже Катвар, который не боялся и на моржа с топором идти, не мог смотреть прямо на юную целительницу, избегал заглянуть в её глаза. Кормщик смотрел на Мару, которая была очень красива в этом наряде, на стены( на которых и не было ничего),на резные кресла, на стол , пол. Всё что угодно, только не глаза Эльги. Да другие вообще в пол уставились, будто пытались там свою судьбу усмотреть, или в доме полы резные оказались.
– И мед еще мы вам принесли, Избранные, – заметил Садок, и выставил на стол три большие корчаги, обвитые лозой.
Мара встала с кресла, и разлила мед по ковшам, и самый большой поднесла девушке, взявшей его в руку, и смотревшей на гостей. Те тоже замерли и переглядывались, замялись, никто не нал что сказать, наконец, Катвар поднял питье вверх:
– За здоровье Эльги, великой целительницы!
Мореходы восторженно кричали, Мара тоже улыбалась. А сама целительница одним махом осушила ковш, ведь пить ей хотелось жутко. Она коснулась своего лица, будто случайно, и почувствовала, что онемение проходит. Кожа становилась гладкой на ощупь, а не подобной камню.
– Мы пойдем, Избранные, – ведь даже битый волк Катвар не понимал, кто главный у хозяев, и не хотел никого обидеть, поэтому стал говорить столь витиевато.
Мара с полуулыбкой отпивала по чуть-чуть из ковша, поглядывая на Садка и Эльгу. Ее глаза уже были просто темно – синими , а губы просто бледными.
Мореходы поклонились еще раз, и по одному стали покидать терем, стуча сапогами по лестнице.
– Кто понравился?– спросила наставница целительницу, – ведуньи замуж тоже выходят, – улыбнулась она, окончательно вогнав в краску Эльгу. Она еще не полностью растаяла, и ее лицо было чуть розовым, а так было бы пунцовым.
– Жарко здесь что ли? – посмотрела скучающим взглядом на девушку, – натопили сильно. Пора нам в покои возвращаться.
Девушка ничего не ответила, только отвернулась к стене, и поправила височные кольца.
– Пойдем, Мара.
– Соболей не забудь, награду свою. И мед.
– Я все не донесу, – прошептала девушка, окидывая взглядом горницу.
– Помогу я, ладно. Салазки возьмём. Тем более, скоро искус твой.
Они собрали дары, и покинув резной терем , сложили рядом. Мара пошла в лабаз, где хранился весь скарб, и привезла оттуда салазки и ремни. Наставница споро работала, закрепила груз ремнями, а Эльга ей помогала. Наконец, груз привязан накрепко к салазкам, и они потащили к своей пещере.
У всхода стояли Ута и Пижма, разговаривали, а увидев Эльгу и Мару, волокущих салазки, подбежали к ним, и взявшись за веревки, потащили салазки с подарками к пещере, потом помогли поднять весь скарб наверх.
Послушницы, все шестеро, их ждали , рассевшись за столом. Мара стала ставить на пол дары мореходов. Девушки смотрели на все это восхищенными глазами, ведь никто из них, не смотря на возраст, еще не заслужил подобного. Эльга переглянулась с Марой, и отдала из ларца каждой по паре шкурок, на воротник для шубы. Отложила и долю для Мары и Прях, оставив себе три шкурки.
– А себе?– спросила непонимающая Пижма.
– Мне хватит, – ответила целительница.
***
Прошла еще неделя, и после бани Мара повела Эльгу в чистой одежде к Пряхам за напутствием, а затем и на искус. Опять знакомый ход в горе привел Избранных к разноцветным столбам , а между ними ждала их и заветная дверь.
– Вот и ты пришла, – сказала одна из Безымянных, вставая перед гостьей, – готова ли ты принять судьбу? Ведь Змей или червь, и есть сама судьба. Он и вечно молодой и вечно старый, для него нет времени, ибо он и сам это время. Тебя проводит сама Мара, и ты познаешь истину, и познаешь себя.
–А он добрый или злой,– в волнении спросила девушка, – как он все понимает?
– Не злой он. Но не понимает, и разницы не чувствует между добром и злом. Любопытный очень. Кровь не любит, – Затворница все мучительно вспоминала, загибая пальцы, – Можешь у него попросить что хочешь, как искус пройдешь.
– Прямо все? – глаза у девушки заблестели.
– И он даст, – усмехнулась другая Пряха, – но не так, как ты рассчитывала. Он за тебя подумает, и за тебя решит, как тебе будет лучше, только по его пониманию. О же ведь и будущее ведает, – усмехнулась женщина.– Так что будь осторожна. Мы ждем тебя, возвращайся.
Они вышли из покоев Затворниц, и не проронили ни слова каждая из них, прежде чем они дошли до самой тайной пещеры. Мара открыла дверь, приглашая Эльгу зайти внутрь .
– Наставница, а факел? – смотря в черноту, не понимая, попросила девушка.
– Ты должна будешь выбирать с сердцем, запомни. А свет там не нужен, свети и в тебе горит, как факел. Ты должна найти тайное место сама, силой своих чувств. И помни- он под шкурой овечьей золотой, там его убежище.
Эльга вошла во тьму и Мара закрыла за ней дверь в пещеру. Девушка постояла, слушала шаги. Шагов, их не было, послушница подумала, что наставница осталась ее ждать.
Девушка сложила руки на животе, и закрыла глаза, пытаясь обрести спокойствие, ведь её сердце почему-то билось страшно. Она набрала в легкие побольше воздуха и не торопясь выдохнула, и так несколько раз. Вот, почувствовала наконец, что сердце бьется ровно, и начала свой путь по подземелью. Шаг, другой, третий… Пол был гладкий, как будто отшлифованный, и идти по нему было легко. Вокруг же была словно черная мгла. Она шла осторожно, ощупывая коридоры руками. Шаг еще шаг, вот и развилка. Она закрыла глаза, стараясь не думать, и пошла вправо. Потом- влево… Так она выбирала, пока не уткнулась стену, и она была ослепительно белой, будто светящейся. Проведя по стене рукой, она уткнулась в большую меховую шкуру, и отодвинула ее. Пальцы нащупали нечто… непонятное, громадное, холодное. Это было округлое, движущееся под руками… Она попыталась спросить, но словно ее сердце покрылось коркой льда и лёд же сковал её губы…
– Не так…– прошелестело в ее голове, – спрашивай с умом…
– Ты…– начала испытуемая, не зная, с его начать.
– Да, это я, – сказало существо, будто выдохнуло мысль в голову девушки, – то , что ты искала…
– Я должна…
– Узнать… Спросить… рассказать? Да, ты должна познать…– говорило оно уже быстрее.
– Как это?– не понимала Эльга.
– Узнать, кто ты…– говорил не говоря червь, – ответь мне, кто ты?
– Я- Эльга, проходящая искус, целительница…
– Нет, не то… думай…
Она еще назвала Пифону немало важного про себя, но он отвечал, что нет, не то. Ей надо думать. Думать сердцем, думать чувствами. Она уже тяжело дышала, уставая больше и больше.
– Я…несовершенна…
– Да… и?
– Я- человек! – она словно выдохнула, сказав эти слова вслух по наитию, и этот звук отозвался эхом в пещере.
– Верно… Теперь ты сможешь быть настоящий Избранной, истинно знающей. А чего хочешь?
Эльга вспомнила о словах Мары слишком поздно, тогда , когда уже высказала желание.
– Хочу помогать людям, – ответила она, думая тогда, что в этом нет плохого.
– Будешь помогать. Иди.
Она же словно заледенела, услышав это, и подумала, не сказала ли лишнего.
Она пошла той же дорогой, но уже теперь могла видеть в кромешной тьме, ощущая разницу между угольно-черным и серо-черным, и пепельным. Все было перед ней в таких серо-черных цветах, но шла она уверенно к выходу. Звук ее шагов будто отражался в ее голове, и даже самый тихий шорох казался громче горного обвала. Она просто стала считать каждый свой шаг, даже не осознавая этого. Вот и дверь, изнутри тоже обитая чеканной медью с цветочными узорами.
–Прошла триста двадцать девять шагов, – сказала она вслух, и повернула голову назад, рассматривая сужающуюся черноту пещеры.
Взялась за ручку, чуть надавила и распахнула ее . Эльга сделав три шага, вышла из пещеры, и рядом стояла в темноте Мара, подобная мраморной статуе, тихая и безмолвная.
– Пойдем, – тихо сказала девушка, и осторожно взяла за руку наставницу.
– Пойдем, – сказала та еще тише, – пить хочется.
Они выбрались наружу, и само солнце радовалось им, ласково гладило своими лучами. Стояли и щурились, после темного царства. У Мары были совсем сухие губы, и глаза, обведены темными кругами, будто за несколько часов произошло что-то плохое. Девушка отвела глаза, словно и не заметила ничего, не желая спрашивать. Вздохнув, она повела Мару в покои Избранных. За столом сидели шестеро послушниц, вскочивших при их появлении.
– Так долго? – спросила Пижма, недоверчиво разглядывая вошедших, – разве так бывает? А где вы были?
– Пить… Меду дайте, – ссохшимися губами еле произнесла Мара.
– Где были? – засмеялась Эльга, но в ответ другие девушки лишь посмотрели на неё, как на юродивую.
Ута и Нара, да и Тина и Власта и Гата, смотрели на них широко раскрытыми глазами, будто пришедших обратно с Ледяной тропы, подвигая корчагу к ним с медом, и два ковша. Наставница плеснула в ковш Эльге, а остальное выпила прямо из горшка. Мара пила так жадно, глотая мёд, будто это был последний мед в ее жизни, и не могла напиться. Наконец, опорожнив корчагу, и посмотрев на всех заблестевшими глазами, вымолвила:
– Я спать. Устала. Проснусь, нам с Эльгой баню топите.
Она тяжело встала, опираясь а столешницу, и отправилась спать в свой закуток, прикрыв занавесь. Остальные, боясь шуметь, сели рядом с прошедшей искус ведуньей.
– Что так долго, Эльга, – спросила Пижма, в нетерпении опираясь ладонями на стол.
– Пару часов была, – не понимая , ответила девушка, – что, разве долго?
– Ты что!– зашипела, как змея, Гата, – целая же неделя прошла…Мы уже думали, больше не вернетесь.
– Да вы!! Не может быть…– вскочила Эльга, разбив колено о стол, и тут же зашипела от боли.
– Осторожней, – сказала Власта.
– Больно как, – стала растирать ногу избранная, – не знала я… так долго… Вот чего она так пить хотела, – и кивнула в сторону покоев Мары, – Я то ведь думала, что часа два прошло.