Союз стального кольца - Чайка Мирослава 9 стр.


Ева со всей этой суетой забыла спросить у Игоря про Лану, и когда у ворот колледжа она увидела только Юру, то очень удивилась.

– А где же Лана? – приглаживая растрепавшиеся от быстрой ходьбы локоны, произнесла девушка.

– Она после вчерашнего сделалась больной, – многозначительно произнес Игорь и посмотрел в сторону друга.

– Думаю, ей просто захотелось выспаться, мы же вчера легли около трех часов ночи, – заступился за нее Юра. Он был не из тех, кто легко говорит о личном, тем более вчерашний конфуз вовсе выбил его из колеи, ночью он не сомкнул глаз, вина, стыд, сомнения разом навалились на него, заставляя сердце учащенно биться.

Ева начала волноваться, она даже не позвонила Лане, не узнала, как та пережила случившееся, но страх, что нужно будет рассказывать про признание Юры, остановил ее от немедленного телефонного звонка подруге. Творчество всегда отвлекало Еву от неприятных мыслей, и она решила с усердием заняться делом. Все трое прошли в небольшую, но уютную комнату, которая предназначалась Юре и еще одному его сокурснику. Кто это будет, было неизвестно, так как Юра прибыл одним из первых. Ева сказала, что это даже хорошо, они смогут оформить комнату, как захотят, а потом сосед будет только рад той красоте, которая получится. И работа закипела.

Ева взяла руководство в свои руки, заставила мальчиков двигать мебель, вешать шторы, вкручивать лампочки, сама при этом оформила стол и прикроватную тумбочку и начала заправлять кровать. Парни к этому времени справились со всеми заданиями и уселись на пол, наблюдая, как Ева своими нежными ручками разглаживает складочки покрывала и красиво пристраивает декоративные подушки.

– Что вы улыбаетесь? – посмотрев на ребят, спросила Ева.

– Что бы ты ни делала, это всегда так грациозно, – завороженно произнес Игорь, а Юра опустил глаза в пол.

– Все, готово, – водружая парусник на верхнюю полку книжного стеллажа, произнесла Ева и, сев в единственное кресло, оценивающим взглядом обвела комнату.

– Ну как, тебе нравится? – смело посмотрев хозяину жилища прямо в глаза, спросила Ева.

Юра поднялся, подошел к подруге, взял ее за руку и вдруг поднес ее к своим губам и нежно поцеловал.

– Да, очень нравится, для меня еще никто не делал такой красоты, спасибо, – произнес он, не выпуская ее руку из своей.

Игорь просто онемел от увиденного, он смотрел на эту сцену и не мог понять, что происходит между этими людьми? Что вообще здесь происходит, но Ева быстро опомнилась.

– А меня так еще никто не благодарил, – высвобождая свою руку, ответила она, кокетливо склонив голову набок, и весело засмеялась.

– Ева, ты же еще не ела, – спохватился Игорь, пытаясь как можно быстрее остаться с ней наедине.

– Еще раз вам обоим большое спасибо, – поблагодарил Юра, но, не успев закончить, услышал звук закрывшейся двери.

Он подошел к своей идеально заправленной кровати, постоял в оцепенении несколько минут, обдумывая произошедшее, а потом повалился на нее, зарыв лицо в подушки, которые так пахли Евиными духами, и вдруг нащупал под подушкой что-то твердое, он удивился и достал коробочку, в которой лежали пресс-папье и записка, написанная красивым женским почерком:

«Надеюсь, что эта милая вещица, такого же цвета, как птица счастья, станет символом начала новой главы в твоей жизни, но помни, как и всякая птица, счастье не терпит оков. Ева».

Он трепетно сжал кусочек синего стекла в своей мощной руке. Она была права, то, что он сейчас испытывал всем своим существом, неизвестное или давно забытое чувство, это чувство было ничем иным, как счастьем, простым человеческим счастьем.

9. Сизифов труд

Паша у бабушки скучал, как никогда, отсутствие друзей или хотя бы знакомых делало его жизнь безрадостной. Он все дни напролет сидел дома, играл в компьютерные игры, смотрел фильмы, пару раз в неделю помогал бабушке сходить за продуктами и нес тяжелые сумки. Так однообразно проходили его летние каникулы.

Иногда к Марии Степановне заходил старый знакомый, пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, высокий, астеничный, с приятными чертами лица, хаотично покрытыми тоненькими седыми волосами, и очень добрыми, выцветшими от долгих лет жизни голубыми глазами.

– Маша, ты бы нашла занятие своему мальцу, что он мается у тебя без толку, – увещевал он Марию Степановну.

– У него каникулы, пусть отдохнет, успеет еще наработаться, где, как ни у меня, побездельничать, – заступалась бабушка.

Но однажды бабушкин знакомый рассказал, что его сын Григорий организовывает очередную экспедицию и может взять Пашу с собой. Бабушка даже села от неожиданности.

– Батюшки, да как тебе в голову пришло такое предложить, там же босяки местные собираются, те, которые на учете в милиции состоят, и ты хочешь, чтобы я Павла с ними отпустила невесть куда? – разгорячилась Мария Степановна.

– Ну ничего страшного, что подростки трудные, это своего рода школа жизни, да и Григорий же с ними будет, Паш, ты как, согласен? – отворачиваясь от стола и весело подмигивая Паше, спросил пожилой мужчина.

– Конечно согласен, – без тени сомнения ответил юноша.

– Вот и договорились, я знал, что ты согласишься, и припас для тебя список вещей, которые можно взять с собой, выезд завтра в шесть утра, и запомни, вернуться можно будет только со всеми вместе и взять с собой только то, что написано в этом списке, – и он протянул Павлу небольшой вырванный из школьной тетради клочок бумаги.

У Паши сердце забилось чаще, появился какой-то прилив сил, поездка с незнакомцами в неизвестное место сулила море приключений, он пошел в кладовку, достал большой отцовский рюкзак, затем отправился в свою комнату, сел за стол и развернул листок, врученный ему бабушкиным знакомым. Но на листке он увидел всего несколько строчек:

1. Теплые носки и сменная пара обуви.

2. Куртка.

3. Карманный фонарик.

И все, в конце еще было указано, что мобильный телефон, планшет, наушники брать категорически запрещено. «Ничего себе, как же мы выживем с таким набором необходимого», – удивился Паша, но долго на прочитанном он не мог зацикливаться, потому что когда брал рюкзак, то заметил в кладовой старую папину гитару. Когда-то он учился на ней играть, это была полуакустическая гитара Орфей Джипсон, окрас ее «пожар в джунглях» уже изрядно потерся, но все равно еще очень радовал глаз. Паша достал инструмент, обтер его фланелевой салфеткой и провел рукой по струнам, они все были целы, а у самого начала грифа он заметил, что за струны была заложена небольшая черная пластиковая пластина треугольной формы со сглаженными углами, это был медиатор. Тут на Пашу нахлынула волна воспоминаний. Он перебирал в своей памяти, как отец играл на этой гитаре на пляже у костра, когда они всей семьей ездили отдыхать на море, как он учил его кататься на велосипеде и рассказывал смешные истории перед сном вместо сказок. Паша вытащил медиатор и взял несколько аккордов, хотел запеть любимую песню отца, но от волнения горло перехватило, не давая произнести ни звука, тут вошла Мария Степановна и, не замечая волнения внука, начала отговаривать его от поездки:

– Знаешь что, мой дорогой внук, эта затея мне не по душе, может, ты никуда не поедешь?

– Отчего же, я уже даже собрался, – с иронией в голосе, показывая свой скудный скарб, отозвался Паша.

– Да они же там могут тебя обидеть, даже поколотить, – сказала Мария Степановна, проходя поглубже в Пашину комнату.

– А, может, я хочу, чтобы меня, наконец, кто-то поколотил, – тяжело вздыхая, пробормотал Паша и протянул бабушке старую, но такую дорогую, до боли знакомую гитару. – Можно я возьму ее с собой?

– Возьми, милый, думаю, в этом нет ничего плохого, – бабушка подсела к Паше на диван, обняла, потрепала по непослушным волосам. – Если решил ехать, значит, поезжай, я не стану больше тебя отговаривать, и, если уже собрал вещи, ложись спать, ты помнишь, автобус приедет ровно в шесть, а Григорий такой человек, ждать не будет ни секунды.

– Ба, а какой он, этот Григорий, если я про ребят ничего не знаю, расскажи мне хоть про него.

Бабушка подошла к комоду, из верхнего ящика достала сундучок для швейных принадлежностей, обтянутый тканью в мелкий цветок.

– Вот, возьми ниточки с иголкой, я всегда их собой беру, – извлекая маленькую катушку черных ниток и вколотую в нее тоненькую иголочку, засуетилась бабушка. – А что касается Григория, так он учитель в шестой школе, преподает географию, детей у него нет, так он с трудными подростками возится, каждый год летом они едут куда-нибудь, в поход, пещеры посещают или разыскивают братские могилы солдат, погибших во Второй мировой. А чтобы тебе понятней было, какой он, так охарактеризовать могу его только одним словом – кремень.

Утро наступило неожиданно быстро, Паша, стоя у двери серого микроавтобуса, с большим трудом пытался ее открыть. Потом кто-то внутри потянул ручку двери в сторону, и она плавно скользнула вдоль салона автомобиля.

– Молодец, не опоздал, – бодро приветствовал его Григорий. – А это еще что? – указывая на гитару, удивленно спросил учитель. Но не успел Паша объяснить наличие необозначенного в списке предмета, как услышал протяжный возглас Григория:

– Мишин Орфей, эх, дружище Джипсон, – он взял из рук Паши инструмент и, сказав водителю «трогай», перевернул гитару, на задней стороне ее корпуса начал внимательно разглядывать росписи и инициалы всех, кто в те давние времена был причастен к событиям, которые разворачивались вокруг этого инструмента. Позднее Паша узнал, что Григорий был другом и одноклассником его отца, и пригласил он его с собой, в этот поход, для того, чтобы как-то помочь сыну погибшего товарища разобраться в «сложной жизненной ситуации».

А Паша тем временем пытался рассмотреть сидящих в автобусе. Ребят было девять, большая часть спали, примостившись поудобнее, некоторые, приоткрыв глаза, равнодушно посматривали на вошедшего. Пройдя по салону, Паша остановился у свободного кресла и попытался снять с него сумку сидящего у окна соседа, но тот опередил его, резко схватив ее и не проронив ни слова, поставил сумку себе на колени.

– Привет, я Павел, – протягивая ему руку, поздоровался Паша. Но парень ему не пожал руки, а только еле внятно буркнул:

– Витек, – потом закрыл глаза и притворился спящим.

Паша тоже попытался поспать, но сон как рукой сняло, обстановка показалась ему очень тревожной. На улице и в салоне было еще темно, в проходе между сиденьями можно было разглядеть одну одноместную палатку и большой полный рюкзак. Пашу весьма удивили эти два предмета, во-первых, почему палатка такая маленькая, во-вторых, зачем кто-то взял с собой столько вещей, если в списке было только три пункта. «Неужели мы будем спать под открытым небом, а может, нас заставят строить себе шалаши», – будоражил он свое воображение. Беспокойные мысли одна страшнее другой рождались у него в голове. Ребята оказались все крупнее и старше, лица были неприветливые, а Григорий сидел безучастно, погруженный в свои воспоминания, и не обращал внимания на вновь прибывшего.

Через полчаса начало рассветать, и в окно можно было разглядеть холмы и невысокие меловые горы, покрытые выгоревшей на солнце травой, зелеными кустарниками и редкими низкорослыми соснами, места были пустынные – ни построек, ни машин, и только изредка встречались одинокие путники. Наконец, автобус остановился, все вышли на воздух и стали осматриваться. Дорога заканчивалась на берегу прекрасного озера с каменистым берегом у подножья отвесной скалы, в ней были вырублены неглубокие ступеньки, которые извилистой лентой тянулись куда-то ввысь. Когда все пожитки лежали у ног путешественников, а автобус скрылся за холмами, наконец заговорил Григорий:

– Ну что, пацаны, ввожу вас в курс дела. Сейчас мы поднимемся по этим ступеням на вершину к пещерному храму, недалеко от него, в толще меловой горы, находится мужской монастырь, но нас будут интересовать пещеры, которые расположены за ним, там в годы войны укрывались партизаны, завтра с проводником будем туда спускаться.

– А где мы будем жить, палатки вы нам не разрешили брать с собой, в монастыре что ли? – перебил Григория высокий блондин с длинными волосами, собранными в хвост.

– Нет, возле храма есть небольшой дом для паломников, вы там и поселитесь. Ну что, вперед, господа! – Григорий повернулся лицом к лестнице и первым начал подъем по полустертым ступеням.

Подниматься было сложно, ступеней всего было пятьсот пятьдесят, и они серпантином проходили между больших валунов, зарослей можжевельника и лохматых елей. На полпути находилась небольшая смотровая площадка, на которой можно было немного передохнуть. Когда Паша добрался до этого места, у него не было сил даже обернуться и посмотреть, какая красота расстилается за его спиной. Рюкзак значительно потяжелел после того, как были распределены между всеми провизия и оборудование, а у него еще был довесок, ценный и при этом неудобный груз – гитара. Но зато, когда все поднялись наверх, перед их взором возникла сказочная красота. Чуть поодаль, у подножья мелового холма возвышался вход в пещерный храм. Он представлял из себя две пирамиды разной величины, сделанные руками матери-природы. На вершины пирамидок были водружены небольшие золоченые главки с крестами, а между ними свешивался ажурный подвесной мост с крышей, на котором была устроена колокольня. Фронтальные части входа были украшены мозаичными иконами Святого Георгия. Неподалеку от храма вырисовывался одноэтажный деревянный барак, он и был местом пристанища собравшихся путешественников. Внутри все выглядело предельно аскетично: кровати, застеленные плотными серыми простынями, поверх которых у каждого лежало скрученное шерстяное одеяло и небольшая подушка, набитая морской тиной, у окна стоял деревянный стол, на котором было несколько фаянсовых глубоких тарелок и горка перевернутых кружек, прикрытых полосатым льняным полотенцем. И везде царила идеальная чистота.

Ребята, устроившись, высыпали на улицу. Все окружавшее их пространство напоминало фантастический сон, совершенно безлюдная территория с необычными строениями, вырубленными в скалах, живописный ландшафт и повисшая тишина настораживали. Все держались вместе, говорили тихо и оглядывались по сторонам. Но тут появился Григорий и бодрым сильным голосом скомандовал:

– Сейчас разобьем лагерь, назначим дежурных поваров и осмотрим окрестности.

Парни принялись за дело. Поставили маленькую палатку для Григория, он хотел жить отдельно, чтобы дать подросткам возможность свободно общаться со сверстниками без боязни быть услышанными учителем. Потом они смастерили кострище для приготовления еды, достали котелок и провиант, вокруг костра по кругу положили старые бревна, чтобы можно было всем вместе разместиться и поговорить, возле палатки разложили каски и жилеты и другое оборудование для спуска в пещеры. Когда со всеми делами было покончено, Григорий, собрав всех, сказал, что, пока дежурные будут готовить еду, остальные могут прогуляться и посмотреть местные достопримечательности, а когда колокола начнут в пять часов звонить к вечерней службе, все должны вернуться и собраться у костра. И самое главное, он надеялся, что никто не взял с собой ничего запрещенного, ни сигарет, ни алкоголя.

– Я привез вас сюда, чтобы вы побыли вдали от цивилизации без интернета и телевидения, отдохнули от фальшивых кумиров из соцсетей и попытались разобраться в себе, заглянули в свою душу и построили планы на будущее. А после ужина здесь возле костра, кто захочет, может поделиться своими мыслями.

И когда все уже начали потихоньку покидать место собрания, Григорий еще раз обратился к окружающим:

– Да, и еще, мне не хотелось об этом говорить, но все же напомню, так как среди нас есть новички, кто нарушит правило – будет наказан.

Паша хотел поскорее остаться один, он побрел за монастырские стены в надежде встретить хоть одного послушника или монаха, вообще хоть одного живого человека, но тут вдруг он осознал, что кроме гитары прихватил еще один запрещенный предмет, это был смартфон. У него аж ноги подкосились, в ушах так и звучали слова Григория: «Кто нарушит правило, тот будет наказан». Интересно, какое наказание может придумать этот жесткий мужчина, да еще здесь вдали от всего мира. Паша начал судорожно думать, куда спрятать это устройство, и тут он вспомнил, что бабушка положила ему маленькую катушку ниток и иголку, и в его голове сразу созрел план. Он внимательно осмотрелся, все ребята разошлись в разные стороны, кто парочками, кто в одиночку, у костра два парня наполняли котел рисовой крупой, а Григорий делал зарисовки карандашом в большом блокноте, сидя на гладком камне лицом к храму.

Назад Дальше