Не отрывая тревожного взгляда от угла, из-за которого обычно выезжала заветная машина, Мика вдруг подумал:
«Странно, я сейчас выгляжу точно так же, как те девушки, ждущие своих парней»
«Черт, что за бред»
Он улыбнулся самому себе от такого глупого сравнения. Как оно ему даже в голову пришло? Это совсем другое. Ферид… он для него как друг. Единственный, а потому самый лучший.
«Интересно, а кто я для него?… Просто глупый, обездоленный мальчишка, привлекший его внимание или…»
Мика вздохнул и коснулся макушкой кирпичной стены, поглядев из-под полуприкрытых век на виднеющееся сквозь зеленую листву ярко-голубое небо.
«Кто я для него? Почему он общается со мной? Чем я интересен ему?… Пожалуйста… приезжай…»
Он зажмурился и вдруг услышал, как к тротуару подъехала машина, и поспешил открыть глаза. В душе моментально разлилось тепло, и счастливая улыбка сама озарила лицо, когда дверца открылась, и мужчина с серебристыми волосами жестом поманил его.
– Здравствуй, Мика, – тонкие губы изогнулись в приветливой улыбке, когда Шиндо приблизился и опустился на сидение.
– Здравствуйте, господин Ферид, – ответно поприветствовал его Микаэль.
– Что-то не так? – осведомился Батори, подметив некоторое облегчение, читающееся на лице парня.
– Все отлично, – искренне улыбнулся Шиндо, – просто Вы опаздывали, и я ужасно боялся, что Вы не приедете.
– Вот как, – уголком рта усмехнулся Ферид. – Извини, возникли кое-какие непредвиденные обстоятельства, и я был вынужден задержаться.
– Не нужно ничего объяснять, я же не девушка на свидании, перед которой нужно оправдываться из-за опоздания, – весело сказал Микаэль.
– У тебя уже был опыт общения с противоположным полом? – лукаво поглядел на него Батори.
– Нет. Еще не было, – отрицательно мотнул головой Шиндо и опустил задумчивый взгляд. – Я еще ни разу ни в кого не влюблялся.
Мика не обратил внимания из-за шума проезжающих мимо машин и разговоров прохожих, доносившихся из открытого окна с улицы, как Батори тихонько хмыкнул, а потом произнес:
– А хотел бы?
– Эм, – Мика задумался. Раньше подобными мыслями он не увлекался, на повестке дня стояли другие, более важные размышления, а сейчас уделив внимание этому вопросу, подумав над всеми этими тонкостями, которые по крупице он хватал отовсюду, и подключая свой личный опыт, мальчик, сложив для себя все кусочки мозаики, пришел к выводу, который он тут же и озвучил:
– Наверное, нет.
– Почему? – изогнул бровь Ферид. – Любовь – это же так прекрасно, об этом утверждают абсолютно все. Разве ты не хочешь испытать это неземное чувство?
– Не хочу, – более решительно ответил Микаэль, – я знаю, что говорят о любви, но мне кажется, человек от нее только страдает… Я не знаю, как это любить девочку. Хотя я и не раз слышал скандалы наших соседей друг с другом и часто видел ссоры на улицах, но я любил своих родителей, а они только причиняли мне боль, и от этого мне становилось еще хуже, еще больнее. А сейчас, когда я остыл к ним, мне легче. Мне все равно, что они будут делать, как будут ко мне относиться, для меня это уже не имеет значения, – Мика встретился с задумчивым взглядом глаз мужчины, в которых не прослеживалось и толики насмешки. – Поэтому я и не хочу.
– Это весьма серьезное заявление, малыш, – мягко поглядел на мальчика Ферид.
– Считаете, что я глупый и просто так говорю всякую чушь? Слишком легко рассуждаю о сложных вещах и делаю выводы, будучи еще ребенком? – серьезно посмотрел в лицо мужчины Микаэль.
– Вовсе нет, – отрицательно мотнул головой Батори, – я не считаю тебя глупым. Отнюдь. Тут все несколько иначе и мне весьма интересен ход твоих размышлений и суждений. К своим годам ты прошел хорошую школу жизни и вполне имеешь право на собственное мнение. Только не делай его слишком категоричным и безапелляционным. Человек должен быть гибче и рассматривать вещи под разными углами, словом, уметь менять свое отношение к чему-либо, если этого требуют обстоятельства и логика. Это и превращает несмышленого ребенка, который видит лишь одно дерево, во взрослого полноценного человека, взору которого предстает целый лес.
Батори усмехнулся, глядя на несколько растерянный и озадаченный вид Шиндо.
– Извини, кажется, я напустил слишком много тумана.
– Нет, – Мика потер лоб, – я понял, что Вы хотели этим сказать. А это касается только любви?
– Это касается абсолютно всего, – мягко улыбнулся Батори, понимая, что перед ним пусть и очень смышленый, но все же ребенок. Тем более ребенок, не видевший в жизни абсолютно ничего, как он сам сказал. – Итак, поскольку я все же опоздал, мне необходимо реабилитироваться перед тобой, а потому, – он сузил глаза, – у меня есть отличное место на примете, чтобы увлекательно провести сегодняшний день.
– А что за место? – сразу с интересом осведомился Микаэль.
– Увидишь, тебе понравится, – таинственно улыбнулся Батори и повернул ключ зажигания.
Невзирая на то, что Микаэль ощущал себя довольно взрослым для подобных мероприятий, однако он пришел в полный восторг, когда Ферид привез его в парк развлечений. Он никогда не думал, что все это может быть настолько здорово, сотни аттракционов на любой вкус, игровых салонов, разнообразных шоу и еще столько всего потрясающего, что казалось описать словами испытанные эмоции было из области фантастики. Обычно он смотрел на подобные развлечения со стороны, завидуя детям, которых привели сюда родители и которые позволяли им абсолютно все, и эти дети, такие же, как и Мика, может постарше, может помладше, не важно, но все они казались самыми счастливыми и, по сути, так оно и было. Они действительно были счастливы, у них были любящие родители, которые уделяли им внимание и пытались доставить обычное простое удовольствие, балуя и опекая.
Наблюдать за такими детьми Мике всегда было больнее всего, а потому, он не часто приходил в подобные места, чтобы не терзать себя. А если и случалось, он, стоя где-нибудь в стороне, предавался глупым грезам о том, чтобы однажды и его родители привели его сюда, и они вот точно также вместе гуляли, сидели в кафе, смеялись и веселились. И сейчас Мика, как самый обычный ребенок, ничем не отличающийся от тех, на кого он только издали смотрел, просто радовался, познав наконец, это чувство безмятежности и счастья. Пусть сопровождали его и не родители, только для Мики в эти минуты это было вовсе несущественно. Ведь он был не один. С ним был Ферид, который дарил ему эту радость и на что бы Мика не обратил внимание, или только намеревался обратить, он вел его туда, даже не спрашивая, словно читая мысли и предугадывая заранее все его желания.
Этот поход принес массу впечатлений, а последней завершающей каплей стал зоопарк. Микаэль всегда считал это развлечение совсем уж для маленьких и никогда не придавал ему особого значения. Более того, ему всегда было жалко зверей, томящихся в неволе, и он не был особо рад предложению мужчины посетить зоопарк, однако согласившись, пробегая глазами вольеры, он с трепетом созерцал все разнообразие фауны самого большого зоопарка в городе.
Подытожив сегодняшний день, который близился к концу, посиделкой в кафе, они поехали домой. Но проезжая по набережной, Ферид остановил машину у обочины и вышел. Без слов Микаэль последовал за ним. Спустившись по каменной лестнице к пустынному пляжу, они, присев на ступени, смотрели на море, имеющее в эти мгновенья зеленоватый оттенок. Свежий бриз обдувал лица, внося в легкие влажный, солоноватый воздух. Солнце едва касалось горизонта, выстилая неровным, колеблющимся полотном сверкающую дорожку. Гул автомагистрали заглушался шумом прибоя и криком чаек. Казалось, спустившись сюда, ты окунулся совсем в другой мир, такой загадочный и далекий, наполненный своими тайнами и сокрытый вуалью чарующей и манящей неизвестности глубоких вод.
– Тебе понравился сегодняшний день? – отведя взор от моря, спросил Ферид мальчика, сидящего рядом и бросающего на него украдкой взгляды восхищения и трепета.
– Что Вы, очень. Я никогда такого не испытывал. Это было так здорово, что я даже передать не могу, спасибо Вам большое, – быстро проговорил Микаэль, с улыбкой взглянув в серые глаза. – Я даже не думал, что все это может быть так весело.
– Я рад, – мягко улыбнулся Батори. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против того, что мы не едем прямо домой, м?
– Нет, конечно, – ответил Мика. Его дико подкупало и располагало, что Ферид, с момента их встречи и по сей день, общается и считается с его мнением так будто бы они ровесники. – Я обожаю море, – он поглядел на волны, которые быстро приближались и разбивались о песчаный берег, – оно такое загадочное, красивое и в тоже время очень опасное и страшное, во время шторма. В один момент может превратиться в чудовище и унести тысячи жизней, а потом снова стать спокойным, тихим и ласковым и звать к себе.
– Некоторые люди напоминают море, – устремив взгляд перед собой, медленно произнес Батори, – они так же прекрасны и загадочны, кажется, они элементарно по своей природе не способны на плохие вещи, но в один момент они превращаются в жестоких, хладнокровных убийц, не останавливающихся ни перед чем в достижении своих разрушительных целей, и пока не смоют все на своем пути не остановятся, после чего вновь облачаются в рясу.
– Наверное, это ужасно – быть рядом с таким человеком, никогда не знаешь, чего от него ожидать, – подумав, произнес Микаэль.
– Ты прав, мальчик, это ужасно, – спокойно произнес Батори.
– Вам попадались такие люди? – поглядел на него Мика.
– Не единожды, – слабо улыбнулся мужчина.
Мика перевел взгляд на море и затих. Мысли, образовавшиеся сегодня во время ожидания, снова проникли в мозг, особенно после произнесенных слов.
– Господин Ферид, – украдкой бросил на него взор Мика и остановил его на своих скрещенных в замок пальцах, – ответьте…
Батори повернул голову и, убрав от лица длинные пряди волос, раздуваемые ветерком, внимательно поглядел на мальчика.
– Почему Вы общаетесь со мной?
– Хм, почему… – неспешно повторил Батори, и на его лице заиграла теплая улыбка, – возможно потому, что ты нравишься мне как человек и потому… что мне больше не с кем… Ты единственный с кем я могу быть самим собой.
– Правда? – распахнул глаза Микаэль.
– Правда, – тихо прозвучал мягкий голос.
Мика смотрел в его глаза, ощущая всем естеством эту нежность и тепло, сквозившее в них. Никто раньше не смотрел на него с такой любовью, и в этот момент что-то дрогнуло у Микаэля в сердце. Оно забилось в груди, щеки вспыхнули и, испугавшись странного прилива, слабые отголоски которого поселились в его душе некоторое время назад, он быстро отвел взгляд, уткнувшись им себе под ноги.
– Как не хочется прерывать такой вечер, но пора домой…
Мика взглянул на Батори, который поднялся и мягко смотрел на него сверху вниз.
– Эм, да, конечно, – несколько растерянно, будучи еще под гнетом странного ощущения, сказал Микаэль и поспешил встать.
Уже спустились сумерки, облачив своей полупрозрачной тканью огромный мегаполис, когда Батори остановил машину и Мика покинул салон.
– Спасибо Вам большое за сегодняшний день, господин Ферид, он был просто великолепным, – улыбнулся он.
– Тебе спасибо… дружок, – произнес Батори. – Увидимся.
– Ага, – кивнул Микаэль и, проводив машину взглядом, пока она не скрылась за углом, вздохнув, поплелся домой, осмысливая по пути все, что с ним сегодня произошло.
Подняв воротник куртки и сунув руки в карманы, Микаэль поглядел на затянутое тяжелыми тучами небо, с которого огромными каплями с невероятной силой хлестал дождь. Казалось, само небо плачет в такой тяжелый день, однако глаза Мики не выпустили ни единой слезинки. Его не трогали даже крики и стенания его рыдающей матери, которые пронизывая воздух, разносились завывающим ветром по полупустому кладбищу, еще больше нагнетая и без того тяжелую атмосферу. Небольшая кучка людей столпилась около свежей могилы; кто-то успокаивал женщину, давая ей стакан, дабы заглушить боль утраты, кто-то стоял в стороне и молча напивался, пользуясь случаем; кто-то просто стоял и с сожалением смотрел на всю эту картину, тихонько или громко причитая.
В день смерти отца, Мика, как подобает сыну умершего родителя, стоял у могилы и безучастно смотрел то на надгробную плиту, то на заливающуюся горькими слезами мать, но чаще возводил взор к небу или устремлял его к горизонту, слыша осудительное бормотание за спиной в свой адрес. В данной ситуации парню все это казалось каким-то глупым маскарадом, притворством чистейшей воды, он даже не мог воспринимать все всерьез.
«Убиваться, тосковать, плакать… Просто смешно… Эти люди – «добрые и самые близкие друзья» – собрались здесь чтобы вдоволь погоревать, упиться своим горем, и хотят чтобы я делал то же самое, отдав заслуженную дань почтения… Хах, и почему же вы такие смешные?… Нет, вы просто идиоты… Вы считаете меня неблагодарной дрянью, не проронившей ни слезинки за своим усопшим родителем, и пускай. Ваше право. Вы можете считать меня кем угодно… Мне плевать…»
Пока длились шумные поминки в их скромной квартирке, где собралось по меньшей мере человек 15-20, почему-то всем вдруг захотелось утешить несчастную вдову, которая осталась совсем одна с пятнадцатилетним сыном, Микаэль сидел в своей комнате, забравшись с ногами на кровать и обхватив колени руками, коснувшись макушкой стены, глядел в окно, за которым от сумасшедших порывов стонущего ветра гнулось дерево, дрожа, будто готово вот-вот треснуть под жутким гнетом не в меру разбушевавшейся стихии. Сквозь приоткрытую дверь из коридора и за стеной, Мика слышал душераздирающие возгласы, доносившиеся из кухни. Но вскоре они стихли, и парень понял, что поминки подошли к своему логическому завершению и обнаружить кого-нибудь в сознании будет поистине невозможно.
Микаэль не чувствовал в этот день абсолютно ничего, и даже угрызения совести не терзали его по этому поводу. Он не видел причин сожалеть о чем-либо и убиваться, предаваясь отчаянию, заглушать вместе с остальными боль потери дешевым пойлом, от которого хотелось только блевать. Он просто переживал этот день, как и все другие, минувшие и сразу забытые, отложенные в самую глубину недр памяти, где их уже не достать…
Шиндо зашел на кухню. Остановившись в дверном проеме, он молча смотрел на свою мать, которая с бутылкой наперевес второй день предавалась своему горю, позабыв обо всем. Мика не чувствовал к ней жалости. Он не понимал ее. Не мог понять. И все же…
– Мам, – тихо позвал Мика и легкой походкой преодолев расстояние от двери к столу, опустился на табурет.
Сделав очередной глоток, она утерла тыльной стороной ладони струившиеся по щекам слезы и перевела взгляд на сына.
– Заговорил? – иронично усмехнулась она. – Наконец-то ты заговорил.
Мика ничего не сказал в ответ, в то время, как женщина снова сделала глоток прозрачной жидкости из стакана и, словно под тяготой осознания, покачав головой, устремила взгляд на стену.
– Ты жестокий, – тихо выдавила она. – Прав был твой покойный отец, ты растешь чудовищем. Как мы могли воспитать такое? В кого ты превратился?… – она закрыла лицо руками, всхлипывая от душащих слез. – Тебе полностью плевать на нас…
– Мама, – попытался Микаэль, но женщина вскинула на него полный ненависти взгляд.
– Тебе плевать на нас! Твой отец! Это же твой отец! – закричала она, словно в безумии. – Умер твой отец, а ты даже не заплакал, хотя всегда готов был рыдать по любому поводу, а сейчас! – она схватила Мику за плечи, продолжая истерику. – Это же твой отец, ты что, не понимаешь, неужели тебе настолько плевать на нас?! Мы же твои родители! Как можно так ненавидеть собственных отца и мать! Что с тобой произошло?! Ты стал чужим!
– Мам, прошу не надо, – немного испугавшись такой реакции со стороны матери, проговорил Мика.