– По карте за сопками должна быть река, то есть место слияния трех рек: Хилок, Селенга и Чингой, – тихо сказал Курбанову профессор Пастухов. – Далее нам необходимо переправиться через водную преграду и следовать на восток, к месту стоянки улусов Тэмуджина; надеюсь, что наши научные данные по биографии полководца Чингисхана более-менее достоверны, хотя всякое может быть; но сначала необходимо тщательно изучить место "высадки" студента, – возможно, он оставил какие-то следы.
Курбанов посмотрел на карту:
– Если верить карте: до стоянки улуса Тэмуджина километров двадцать, не меньше; находиться он на берегу Селенги, через час-полтора мы должны быть там.
Как Вы считаете, Михаил Иванович, не будет ли нам быстрее и безопаснее продолжить путь вниз по течению реки на лодках?
– Несомненно, Алим Гургенович, несомненно, но только при условии, что на реке отсутствуют преграды: пороги, камни, бревенчатые завалы и другие возможные особенности русла. Лет десять назад я сплавлялся по этим река со своими студентами, – здесь у нас была археологическая практика, – и Вы знаете, тогда русло было вполне пригодно для сплава.
– Да, Михаил Иванович, определимся, когда дойдем до рек. Надеюсь, резиновые лодки, – одну в специальном рюкзаке несет студент Озеран Юрий, а другую – Тупикин Константин, – выдержат это путешествие. Одно только меня смущает, профессор: на воде мы будем слишком заметны и обозреваемы с далекого расстояния, а резиновые лодки уязвимы и могут быть хорошей целью для вооруженных луками и стрелами туземцев.
– Будем надеяться, что на берегах рек, а они должны быть покрыты труднопроходимыми лесами, аборигены нам не встретятся, а с сопок нас не увидят, – к нашему счастью, в двенадцатом веке биноклей, подзорных труб и другой оптики еще не было, вернее – нет.
Бывший ефрейтор Константин Тупикин добросовестно исполнял обязанности, возложенные на него начальником экспедиции: он незаметно, как ему казалось, держался метрах в десяти позади своих товарищей, непрестанно вертел головой и внимательно осматривал окрестность; ничего подозрительного он не замечал, казалось, что вокруг никогда не ступала нога человека.
– Скучно здесь! – рассуждал Костя. – Горы какие-то не настоящие, лес, трава, ни дорог, ни машин, ни людей, ни ресторанов. Дикий край! И как здесь монгольские пацаны живут! Интересно, хоть водка и пиво у них есть? А девочки? Ничего себе! Бабочка величиной с голубя! – наклонился дозорный к усеянному яркими цветами кусту.
Вдруг Тупикин услышал неясный свист и ощутил, как что-то цепкое охватило его шею, затем последовал сильный рывок, яркая вспышка промелькнула в его сознании, он попытался вскочить и закричать, но черная пелена накрыла его.
А малочисленный отряд путешественников во времени продолжал двигаться вперед, не замечая потери товарища.
Вокруг шумели травы и леса…
Глава 5. Монгольский воин
– Десятиминутный привал, коллеги! – объявил академик Курбанов. – Осмотреть снаряжение, попить воды, отдохнуть!
Уставшие люди опустились в мягкую траву, – высоко взошедшее солнце уже успело высушить обильную росу, – и блаженно растянулись.
– Где наши дозорные! – спросил профессор Пастухов
– Здесь! – ответил Остап.
– А Константин? – осмотрелся вокруг Пастухов.
– Сейчас позову! – вскочил на ноги Озеран и отправился на поиски дозорного.
– Пока все идет по намеченному плану, Алим Гургенович, сейчас мы находимся вот здесь, – Пастухов отметил точку на карте. – Через час, максимум через полтора, выйдем к месту "высадки" Борджигуллина, а там, – на лодках не более двух часов сплава вниз по течению; в том районе должен находиться улус Тэмуджина – будущего Чингисхана.
В это время вернулся Озеран, лицо его было растерянным, в руках он держал пистолет-ракетницу и длинную деревянную стрелу с острым наконечником.
– Кости нигде нет! – тихо сказал он. – Это я нашел в траве, – он протянул Курбанову ракетницу и стрелу, – там все помято, много следов и, кажется, свежие отпечатки конских копыт.
– Ракетницу уронил Константин, – это понятно; стрела принадлежит туземцам, которые похитили нашего дозорного, – тоже понятно, – хмуро произнес академик. – Михаил Иванович и вы, Остап, остаетесь на месте; возьмите ракетницу, – в случае опасности подадите сигнал, да и аборигенов отпугнете: им ракета в диковинку. А мы с Юрием осмотрим место происшествия, – надеюсь, это поможет в поисках нашего друга.
Курбанов и Озеран скрылись в кустарнике.
Профессор Пастухов подал Остапу бинокль:
– Возьмите, мой друг, – незаменимая штука в дозоре: восемнадцатикратная артиллерийская оптика.
Привал был устроен на небольшой поляне, окруженной по бокам зарослями кустарника, за которым начинались, поросшие хвойным и лиственным лесом, склоны сопок. Остап укрылся в кустарнике, – это был багульник, – и в бинокль рассматривал густую чащу девственного леса.
Через восемнадцатикратные линзы бинокля сопки можно было рассмотреть до мельчайших подробностей. Перемещая сектор обзора по склонам сопок, дозорный внимательно всматривался в местность, но ничего подозрительного не видел, как вдруг, у поросшего густым кустарником основания ближайшей сопки, он заметил какое-то движение, – казалось, что-то скатилось со склона возвышенности в кусты. Вернув окуляры бинокля в подозрительную точку, Остап увидел лежащего в кустах человека; на голове у незнакомца была мохнатая шапка с длинными ушами и металлической броней спереди, а на плоском лице были видны раскосые глаза и редкая рыжая растительность.
– Ну! вылитый татарин на Гурзуфском базаре! – наблюдая за туземцем, подумал Остап. – По всей вероятности, лазутчик подбирается к Курбанову и Озерану: в правой руке туземец держал кривую саблю, а на его шее висела свернутая кольцом веревка. – Аркан… Видимо, и Тупикина этой веревкой поймали…
– Надо спасать ребят! – Остап, пригнулся земле и метнулся наперерез незнакомцу.
Лазутчик размахнулся, чтобы набросить аркан на академика Курбанова, но в этот момент Остап прыгнул на странного воина сверху и заломил его руки за спину. Какие-то мгновения, от неожиданности и боли, абориген пребывал в состоянии шока, а когда пришел в себя, то уже с ног до головы был опутан своей же собственной веревкой, а в его рту торчал кляп из пучка травы; он пытался вскочить на ноги, но только извивался в траве, как уж. Все произошло быстро и бесшумно, профессор и студент, находившиеся от Остапа метрах в десяти, – они искали в траве какие-либо следы похищения Тупикина, ничего не заметили.
Оставив пленника лежать на земле, Забайкальский подошел к товарищам по экспедиции:
– Что-то есть существенное, Алим Гургенович?
– Ничего, только помятая трава, конский волос и следы копыт нескольких лошадей, – такое впечатление, что людей не было. Правда, в то время, вернее, – в это, носили мягкую обувь из звериных шкур, но в траве и она бы оставила следы.
– А что, если злоумышленники с коней не слезали, а пленили Костю прямо из седел?
– А вы правы, Остап, так, по всей вероятности, и было.
– Сейчас я вам покажу орудие пленения нашего дозорного и не только; следуйте, господа ученые, за мной!
– Вы что-то нашли?
– Сейчас все покажу – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! – Остап, а за ним историки, направились к месту пленения лазутчика.
Академик Курбанов стоял возле связанного воина и с восхищением смотрел на него.
– Развяжите, немедленно развяжите его! Вы понимаете, что мы вступаем в контакт с человеком двенадцатого века, с воином самого Чингисхана, а вы держите его связанным, да еще с кляпом во рту!
– А вы посмотрите сюда, – Остап показал на кривую острую саблю. – А связал я этого исторического человека тем самым арканом, которым он поймал Тупикина, а обезвредил, когда он готовился набросить аркан на шею Вам, господин академик. Так что, развязывать его?
– Вы правы, пока рановато его освобождать. Но, посмотрите, какой замечательный образец воина! Вытащите изо рта кляп, – я поговорю с ним: не терпится проверить идентичность дошедшего до нас языка с языком настоящих древних монголов, – глаза профессора горели огнем любознательности, от нетерпения он потирал руки.
– И этого, Алим Гургенович, делать не стоит, – вступил в разговор Юрий Озеран. – Вы уверены, что этот служивый здесь один и не позовет на помощь сообщников?
– Да, он здесь не один, – коней- то, судя по следам, было двое, и лука у нашего пленника нет, а ведь кто-то потерял стрелу, которую вы нашли, Юрий; видимо тот другой и увез Константина! – согласился Курбанов. – Придется нести его в лагерь, – берем за руки и ноги, ребята.
Остап отстранил профессора:
– Мы с Юрием справимся, Алим Гургенович, а вы возьмите саблю, – не оставлять же, все-таки, – историческая ценность.
– Да еще какая! – ответил академик.
К месту привала добирались минут двадцать, – пытаясь освободиться, пленник все время брыкался и злобно рычал.
Профессор Пастухов, который сидел на рюкзаке со снаряжением и что-то писал в походном блокноте, не поднимая головы, спросил:
– Как успехи, коллеги? Нашли следы похитителей?
– Нашли! – в унисон ответили три человека. – Нашли!
Пастухов оторвался от рукописи и не поверил увиденному зрелищу, он протер глаза, вскочил на ноги, подбежал к пленнику и, глядя на Курбанова, изумленно спросил:
– Это настоящий монгольский воин!?
– Да, – это самый настоящий воин, потому что пытался в одиночку напасть на превосходящего по численности противника, которым мы для него, несомненно, являемся! А вот его оружие, профессор, – Курбанов протянул Пастухову саблю. – Полюбуйтесь! А освобождать его пока не стоит, – думаю, он не станет с нами обниматься, а попытается довести свое дело до конца: прикончить нас. Да и собратья его где-то здесь неподалеку. Что с ним делать?.. – ума не приложу!
– Рот у него закрыт, а уши то слышат! Попробую с ним объясниться на его родном языке, – возможно, он поймет и согласится поговорить.
– Что ж, Михаил Иванович, попробуйте! Будем надеяться, что древнемонгольский язык, которому мы учим нашу молодежь, понятен и в этой изумительной эпохе.
Тем временем, Озеран достал из сумки кинокамеру и принялся снимать колоритного воина.
Пастухов, сложив ноги по-восточному, сел в траву около пленника и что-то начал говорить. Поначалу воин злобно смотрел на профессора и мычал что-то в ответ, затем взгляд его стал выражать любопытство и он замотал подбородком, как бы призывая освободить его от кляпа во рту.
– Что вы ему сказали? – спросил Юрий Озеран.
– Он сказал, – ответил за Пастухова академик Курбанов, который внимательно слушал монолог коллеги, – что мы давние друзья Есугея, покойного отца Тэмуджина, и спешим в его улус на помощь в сражениях с подлым шакалом Торгутай-Кирилтухом, убийцей Есугея.
– А если этот воин служит не будущему Чингисхану, а подлому Кирилтуху? – вступил в разговор Остап.
– Думаю, что он, все-таки, воин Тэмуджина, то-есть, будущего великого полководца Чингисхана. Я изучал обычаи, быт, в том числе и облачение конных монгольских воинов второй половины двенадцатого века, – такую одежду носили только в улусах Тэмуджина. Все, конечно, может быть, но надеюсь, что я не ошибался в своих научных работах.
Михаил Иванович продолжал что-то объяснять монголу, который притих и внимательно прислушивался к его словам.
– Коллега сказал нашему визави, что вытащит кляп из его рта, если тот пообещает не кричать, а расскажет, как найти улус Тэмуджина, – переводил Курбанов. – И еще, – если пленник будет вести себя спокойно, то мы не причиним зла и отпустим его.
В это время пленник замахал головой сверху в низ, как бы в знак согласия со словами Пастухова.
– Освободите его рот от кляпа! – обратился к Михаилу Ивановичу начальник экспедиции. – Думаю, что это не предоставляет большой опасности.
Пастухов наклонился к пленнику, вытащил кляп и отбросил его в сторону. Воин, выплевывая изо рта остатки травы, быстро заговорил, сверкая узкими злыми глазами. Михаил Иванович выслушал монгола, поднял руку, призывая его успокоиться, и, интенсивно жестикулируя руками, что-то начал говорить, как бы отвечая на его вопросы.
– Монгол говорит, – комментировал разговор ученого и древнего воина академик Курбанов, – что у Тэмуджина очень сильные и смелые воины; в честном поединке он бы не дал себя связать, и готов сразиться с нашим воином, – то есть, с вами, Остап, чтобы доказать это.
– Ну! – это мы еще посмотрим! – задиристо ответил Остап. – Подумаешь, вояка двенадцатого века!
– И еще: Михаил Иванович попросил этого смелого воина рассказать о судьбе нашего Константина. Нашего друга поймали арканом, то есть веревкой, которой сейчас связан монгол, и повезли в улус Тэмуджина, а его, – Курбанов указал на воина, – оставили вылавливать нас; также он сказал, что проводит нас к месту стоянки улуса, если мы развяжем его.
– Мы его развяжем, а он сбежит, – поминай, как звали, да еще своих друзей, вооруженных до зубов, позовет, – кипятился Остап. – Смотри, какой смелый! Сразиться он со мной хочет! Давайте, развязывайте, – я ему покажу, где раки зимуют!
– Успокойтесь, Остап! – Курбанов положил руку на плече молодого человека. – Драться с ним не стоит, а как проводник, он нам, несомненно, нужен, – без проводника мы до улуса Тэмуджина не дойдем: нас просто выловят поодиночке, а хуже того, перебьют из луков. Поймите, только добравшись до лагеря Тэмуджина, мы сможем освободить Константина, да и следы студента Чингиса, я уверен, тоже ведут туда. Доблестного воина придется освобождать, извинятся перед ним и коленопреклоненно просить сопроводить к своему шефу. Так вот, студенты!
– Позвольте, коллега, – обратился Курбанов к Пастухову, – поговорить с нашим гостем.
– Извольте, коллега!
Курбанов присел возле связанного пленника и, задавая какие-то вопросы, развязал ему руки. Воин, растирая затекшие конечности, внимательно слушал академика, кивая головой в знак согласия. Алим Гургенович еще долго что-то рассказывал монголу, указывая руками то на сопки, то на солнечное небо, а потом, незаметно кивнув своим товарищам, развязал пленнику ноги.
Монгол потер ноги ладонями рук, встал, подошел к Остапу, уткнулся носом в его плече и что-то сказал.
– Он сказал, что друг Тэмуджина – его друг! – перевел Курбанов. – А жест с носом, – знак братания у древних монголов.
– Ну, раз так, то и он мой брат навеки! – засмеялся Остап и тоже уткнулся носом в плечо воина.
– Зовут его Шогур, он воин боевого улуса Тэмуджина, и будет нашим проводником, – продолжал академик. – А сейчас, Остап, вы отправитесь с нашим другом за его боевым конем. Будьте осторожны, – это на всякий случай, но, насколько я знаю, древние монголы клятв не нарушают, – а вы теперь его брат. Только есть одна деталь, – засмеялся академик, – наш новый друг просил никому не говорить о своем позорном пленении, – боится насмешек со стороны сослуживцев. Ну, прямо, детский сад! Я пообещал сказать в улусе, что это он нас пленил и по нашей просьбе привел в лагерь.
– Ладно, скажем, что так и было! А то зашугают старики "салагу". И у них в "армаде" дедовщина! – весело сказал Остап и жестом пригласил нового брата: пошли, мол, за конем!
Остап с Шогуром отправились за конем, а Юрий Озеран, в некотором отдалении, незаметно последовал за ними, – он решил прикрыть Остапа в случае непредвиденных обстоятельств. Но все обошлось благополучно: оба названных брата через полчаса вернулись верхом, – Остап сидел позади монгола, держась за его пояс.
Оба академика восторженно осматривали боевого монгольского коня.
– Вы посмотрите, Михаил Иванович: к седлу привязаны два лука; у каждого конного воина в войске Чингисхана, заметьте, коллега, у каждого! должно быть два лука и три колчана, – по тридцать стрел в каждом. Стрелы были разного назначения: бронебойные, с усиленным наконечником из кованой стали, такие стрелы пробивали кольчугу противника с расстояния до ста метров, с плоскими облегченными наконечниками для поражения пехоты, и легкие для охоты на птиц и мелких зверей.
– Да, Алим Гургенович, здесь мы видим классическое вооружение и экипировку монгольского воина: и аркан, – Пастухов указал на веревку, которой недавно был связан владелец коня, – и сабля, и два лука, три колчана со стрелами, кожаный шлем с броней, высокие мягкие сапоги.