Гриша пожал «краба» и заглянул в тележку.
─ Как жизнь? Вижу. Жизнь устраивается. Намечается пьянка?
─ Про запас. Люблю, чтобы всё было.
─ Всем не запасёшься, Серёга. А коньяк тяжёлый, за полторы штуки. Когда посидим?
─ Хоть сегодня, хоть завтра.
─ Сегодня и завтра не могу. Послезавтра.
─ Созвонимся, ─ сказал Пухов. ─ Я поехал. Не обедал ещё.
***
С кем поговорить, излить душу. Не с кем. Ближе к одиннадцати Пухов выпил немного коньяку, тихонько поиграл на гитаре на испанскую тему, ещё раз выпил, выбрал пластинку, включил отцовский проигрыватель, включил торшер, погасил люстру, залёг на диване и поставил телефон на грудь. 371137… Длинные гудки. 731137… Без толку. На 311711 ответил пьяный мужик, на 731111 отозвалась маленькая девочка, на 371111 дышали и ничего не говорили. На 373711 подняли трубку и сразу послали. Можно набирать до утра. Комбинаций миллион и маленькая тележка. Пухов сходил на кухню, сделал глоток коньяку, лёг на диван, телефон на живот и наобум. Тык-тык-тык-тык…
─ Алло… Кто это? ─ спросил женский голос. Равнодушно спросил, без эмоций. Но какой голос!
─ От меня ушла жена, ─ сказал Пухов. ─ Не бросайте трубку!
─ Это печально. Но я не служба поддержки.
─ Девушка?.. Пару минут!
─ За пару минут много не расскажешь. А друзья?
─ Некому, ─ сказал Пухов.
На другом конце линии помолчали.
─ Ну хорошо. Поплачьтесь… Что вы молчите?
─ Не знаю, с чего начать.
─ Хорошо. Я вам помогу. Вы справились? Со своим горем?
─ Ещё нет, пытаюсь.
─ Почему она ушла?
─ Откуда я знаю.
─ Вы изменяли?
─ Нет.
─ Врёте. Просто так не уходят.
─ А вы изменяли?
─ Женщинам такие вопросы не задают. Пили?
─ Немного.
─ Чувствую, вам действительно плохо. А насколько плохо?
─ Настолько, что хотел покончить.
─ Да-а… ─ помолчав, грустно сказал голос. ─ И как?
─ Стыдно сказать…
─ Ну-ну, смелее.
─ Хотел повеситься.
─ Да-а… ─ сказал голос, дрогнув. ─ Квартирный вопрос? Выгоняет?
─ С этим нормально. Моя. А у вас?
─ И у меня. Повезло.
─ Хотите сказать: мне повезло?
─ Хочу сказать: водкой делу не поможешь.
─ Я коньяк пил.
─ Не важно. Была в подобной ситуации. Знаю.
Молчание.
─ Где вы?
─ Всё ещё здесь, ─ ответил тонкий голосок. ─ Значит, схватили за задницу?
─ Никого не схватил. Взяла и ушла. Бросила.
─ Представляю.
─ Не представляете.
─ Представляю! ─ ожесточённо сказал тонкий голосок. ─ Я своего, когда застала, чуть не убила. И шлюхе досталось.
─ М-да, ─ сказал Пухов. ─ А ей за что?
─ Подруга.
─ Тоже сочувствую.
─ Не стоит. Что слушаете?
─ Музыку.
─ Ясно, что не соловьев. Гленн Миллер?
─ Угадали, ─ ответил Пухов.
─ «Серенада Солнечной долины».
─ Верно. Сколько вам лет?
─ Это имеет значение?
─ О Миллере сейчас знают немногие.
─ Я вот знаю. Откуда у вас эти записи? ─ спросил тонкий голосок.
─ От папы остались.
─ Поплакались? Прощайте.
─ Девушка…
─ Может я не девушка. Старая, в морщинах.
─ Голос молодой.
─ У многих женщин до старости молодой.
─ Вы не старая. Я чувствую.
─ Пи-пи-пи-пи-пи-пи… ─ забубнил телефон.
Голос у девушки завораживающий. Телефон старый, без определителя. Какая комбинация? Надо было набирать с мобильника. Не дотумкал. А вот и мобильник подал голос. Кому ни спится в ночь глухую?
─ Серенький… ─ сказал мобильник голосом Верунчика. ─ Поговори со мной. Пожалуйста.
─ Вера! Мне завтра на работу рано.
─ Пожалуйста…
Голос у Верунчика был тягучим, необычно жалобным и Пухов сжалился.
─ Говори.
─ Давай поженимся. Я тебя буду любить, так буду любить…
─ Как Сашку? Иди к чёрту, Вера! ─ сказал Пухов и отключился.
Вот привязалась. Долг вернул и сверху коробку конфет за пятьсот пятьдесят рубликов. Подарок за понимание. Лопай, Верунчик!
И опять звонок. В трубке раздался тонкий голосок и у Пухова по спине забегали мурашки. Она… она… Ночная Фея.
─ Алле… ─ сказал Пухов, вдруг охрипнув.
─ Это я. Вдруг вы снова…
─ Не… В тот день дал слабину.
─ Тогда спокойной ночи?
Девушка замолчала, но трубку не положила.
─ Не спится? ─ спросил Пухов.
─ Заметили?
─ Простите. Глупый вопрос. Надо же с чего-то начать.
─ Можно начать с погоды.
─ Сейчас посмотрю в окно, ─ сказал Пухов. ─ Посмотрел. У меня погода хорошая. Дождя нет, легкий ветерок, даже звёзды видно. А у вас, Ночная Фея?
─ Фея?..
Телефон молчал с минуту.
─ А у неё снегопад, ветер северный… Замерзаю, ─ тихо сказала девушка и положила трубку.
***
Тонкоголосая Ночная Фея не выходила из головы. Потом как-то позабылась и кругами по городу, кругами, зигзагами и по прямой. Вера отстала, Рая не проявлялась, дни бегут, бегут дни, и не хватает того, чего не хватает многим людям. Но некоторые вполне обходятся без любви и этого Пуховy не понять никогда.
С утра двух тёток с вещами на вокзал, оттуда деда с рюкзаком на Толстого, жеманную мадам в чёрном к прокуратуре, двух негров в медицинский, и заехал перекусить в кафе на Раскольникова. Напротив, девушка. Неплохая девушка. Волосы длинные, тёмные, прямые. Пухов брюнеток тоже любил. Ну больше в мечтах любил. Все мужчины и женщины друг о друге мечтают. Неоспоримый медицинский факт.
У девушки глаза заплаканные, смотрит в тарелку и не ест. На тарелке две сосиски розовые. Без кетчупа. Кетчуп Пухов не переваривал. Девушке на вид лет восемнадцать. Джинсы рваные на коленках, кожа белая в дырах видна. Ноги расставлены, обычно девушки этого не делают, если воспитаны. Дырки у девушек ещё куда не шло, нормально, а у мужиков приводят в бешенство. Вёз недавно одного в джинах лет двадцати, рыжеватый, косичка на затылке, ноги волосатые, волосья рыжие из дыр торчат. Ужас. Чистый орангутанг. Напомнил ему Тихона. Сидел, тыкал в телефон. Ручки худые в татуировках, паук, иероглифы, из футболки змея высовывается на шею. Совсем с ума посходили. Больные. Будь его воля ─ всех подобных в армию, окопы рыть. Что они там всё тыкают непрерывно? Этого Пухову тоже не понять никогда.
Девушка как заревёт и из кафе. Пухов булочку доел, кофе допил и не спеша к машине. Мало ли у кого какое горе. А девушка сидит на скамейке, продолжает плакать. Рядом большая сумка. Но Пухов всё-таки сердобольный. При случае, когда пешком, мог и старушку через дорогу перевести. Один раз даже Верунькиного кота спас, снял с дерева. Все руки ободрал, гад. И собачку дворовую подкармливает, собачку Полканом зовут. Старинное собачье имя, кто назвал, никто не знает, многие кормят и Пухов тоже, когда есть что дать. Но теперь есть. Полкан ─ псина здоровая, и добрый, как Пухов, по ночам лает редко, отдыхать не мешает, полуовчарка, чёрный, с подпалинами жёлтыми, и бежит, бежит за красной машиной, пока не уедет Пухов подальше от дома. Верунчик собачку не любит, гоняет Полкан её рыжего кота Васю.
Пухов вернулся, присел рядом с девушкой и говорит:
─ Жизнь, она полосками, как тельник. Тельняшка. Сегодня плохо, а завтра смотришь ─ уже по-другому. Ты не реви. Что случилось?
А глаза у нее серые! Большущие. Не накрашена. Подняла глаза и горько усмехнулась. Пронзила Пухова. Корабельный ревун в голове и всё, пошёл Пухов из тихой гавани противолодочным зигзагом. Вот что они с мужиками делают.
─ Меня парень бросил. Совсем.
И опять: у-у-у… Слёзы с небольшую градину. Слёзы всегда доводили Пухова, кому-то может и всё равно, но не ему.
Дошла до края. Утро. Всё выложила первому встречному. Офигеть. Девушку зовут Маша. С Димой давно плохо. Жила у него, дома отчим пристает, щупает, зажимает, алкоголик, моложе мамы на восемь лет, мама сестричку родила, не до Маши. А Маша работает в салоне сотовой связи. А у Димы новая любовь ─ предложил расстаться и съехать. Козёл этот Дима, родители богатые, квартиру в центре в которой Маша и Дима жили, они ему подарили. Лучшая подружка вышла замуж на прошлой неделе. К ней не пойти. Есть ещё две подруги, но у тех свои проблемы с предками. Некуда деваться. Да-а, ситуэйшн… Маша в маечке белой, чистенькая, сиси номер второй, в этих делах Пухов разбирается, нормально всё у неё. Ручки нежные, пальчики с весёлым маникюром-педикюром, красный, зелёный, и на нижних через один зелёный и красный, как светофор. Такого ещё не видел. Хотел встать и уйти, но загорелся жёлтый и что-то мелькнуло. Очень девушка миловидная. Очень. А была не была?
─ Не реви. Есть в квартире свободная комната.
И жизнь у него свободная. Почему нет?
─ У тебя?
─ У меня. Приставать не буду. Не бойся, я хороший.
─ Все вы хорошие.
А Пухов уже и немного пожалел ─ то ли он делает. И как-то слёзы высохли быстро, и откуда знает в эти годы про «всех хороших». Но они многое чувствуют своим женским чутьём ─ Пухов не станет. Сколько раз замечал ─ идёт себе, идёт, а стоит взгляд бросить, тут же ─ глаза в глаза. Молнией. Еще и усмехнется при этом. Чувствуют власть над бедными мужиками, чувствуют. Каким только органом? Но что не третьим глазом это точно. Чем-то другим.
Не каждая девчонка поедет к незнакомому взрослому парню. Она поехала. Вот что значит дойти до края. Но у неё край-то совсем и не край. За имущество Пухов не беспокоился, взять кроме плазмы и компа нечего, разве ковры. Кому они на хрен нужны.
Стали Пухов и Маша жить-поживать. Утром оба на работу, отвозил Машу в салон на Гражданской, а сам круги нарезать. Созванивались. Иногда, если был близко, забирал и доставлял домой. Спали, конечно, в разных комнатах, комнаты раздельные, она в спальне, он в большой на диване. Запиралась сначала ─ стул ставила, Пухов про себя смеялся, ─ вот дурочка, стул мужику не преграда, если только им по голове ему дать, ну это так, шутки. А вот запах женщины. Запах… И белье мокрое не спрячешь под подушкой. Сушила на балконе. Трусики, слава богу не стринги, каждый день меняла, это Пухов заметил, подсмотрел, мужчина найдёт, когда подсмотреть, и всё замечаешь, если в доме новая женщина. Питались вместе. Продукты сам покупал, и она покупала. Вкусы почти совпали, Пухов не привередливый, ел, что Рая готовила, теперь что Маша. Сначала на скорую руку, пельмешки, лапшичка, колбаска, сосиски, всё покупное. Потом стала готовить, борщи, супчики вкусные, салатики-котлетки. Неплохо для молодых лет. Длинный халатик сменил короткий, короткий сменился белыми шортами и опять коротким. Смотрела загадочно, Пухов делал вид ─ не замечаю, а они всё замечают. Оба держались месяц, во всяком случае Пухов держался. Телевизоров у Пухова две штуки, в спальне и в зале. Телевизор Серёжа почти не смотрит, только новости, что смотреть ─ сплошной дебилизм, хватает интернета и у Пухова свои ночные занятия. Однажды вечером поздним стучал он по «клаве», стучал, добивал рассказ, а Маша вошла незаметно-тихо и сзади обняла. И случилось. Это случается обязательно, если мужчина и женщина вместе. Теперь его женщина. Девочка. Машуня. Машка.
***
Чувствовал Пухов, не оставит в покое Верунчик, тронулась на почве любовной. Увидит Машку и обдирает, и наедине, и прилюдно. Пухов вмешался и пригрозил. Теперь мимо ходит сурово, глазами не косит, губы поджаты. Ксения Петровна наоборот вдруг добродушна, заговаривает ласково, интересуется молодой жизнью Серёжи ─ скоро ли свадьба. Так тебе и сказали, вас там не будет. О свадьбе Пухов уже думал, девочка добрая, тихая, хозяйка хорошая, Рае бы у неё поучиться. Один раз засёк Пухов Раю за неприглядным занятием, когда убиралась после гостей ─ макала веник в унитаз и мела мусор в зале. Есть же пылесос! Скандал вышел нешуточный. Молчала два дня. Хотя и Рая сперва была тихая, это потом, когда обжилась, стала коленца выкидывать, не разглядел в Находке, а когда там разглядывать, гормоны, тестостероны. Смоется Пухов в самоволку изредка или еще реже ─ уйдёт в увольнительную, тогда не до разглядываний, бегом в сопки или на квартиру к Антонине, подружке Раиной. Тоже видная девушка. Был один момент интересный, пришёл как-то Пухов незадолго до дембеля к ней на квартиру, а Тоня встречает в коротком халатике, вообще в коротком, заводит в комнату и сообщает: «Раи сегодня не будет, Серёжа, уехала с мамой во Владик. Бабушка заболела серьёзно». Владик ─ это Владивосток, почти рядом ─ сто миль. На столе яблоки-китайка, маленькие, вкусные, тортик и бутылка вина, «портвейн розовый», и предлагает Тоня Серёже отдохнуть у неё, чуть-чуть посидеть, провести время. У Пухова увольнительная до вечера, времени уйма, не скитаться же по улицам, разве в кино сходить. Дело перед обедом, портвейн до вечера выветрится, и Пухов уселся за стол. Ещё один портвейн «розовый», ля-ля ─ тополя, эти загадочные глаза напротив, много ли голодному парню надо, не помнил, как и оказался на Тоне. М-да… Была ситуэйшн… Ушёл от Антонины сильно поддатый и виноватый, нарвался на патруль, «губа», и до дембеля ни Раю, ни Тоню не видел. Антонина не проболталась, а могла. Сравнивал. Чуть зигзаг не случился. Победила Рая. А сейчас думает Пухов: лучше бы Тоня, а там кто его знает.
Жеманная мадам в чёрном, которую Пухов отвёз к прокуратуре, туда и шла. Писать заявление о случае с «мерседесом». Мария Валерьевна не долго думала и карты показали. Кто-то из двоих, молодой человек на фото или заказчица. Выпали «пиковая дама» и валет «червовый». Червовому валету уродовать машину не нужно, а эта толстуха вполне. Наглая. И кто утащил старинную книжку по чёрной магии? Только она. Отлучилась на секунду в кухню выключить чайник. Работает приворот на любовь не всегда, «фифти-фифти», а тут случай простой, но кто-то мешает, магический шар вдруг покрылся мелкими трещинами, из «волшебного» зеркала глянула жёлтая морда с рогами, погрозила когтистым пальцем, показала клыки и пустила туману в лицо, еле отмылась, туман смрадный, селёдкой и луком воняет. Чертовщина! Мария Валерьевна перекрестилась по старой привычке и по-простому, на картах. Вышла она, Вера, заказчица. Я тебе покажу, как портить «мерседесы»!
Стала Вера худеть, что в принципе не плохо, но не так же стремительно, ведь питается хорошо. Под глазами синяки, юбки спадают, скоро в скелетину превратишься. Недомогания, как беременна ─ солёного хочется, огурцов и селёдки. Собою раньше довольна была, подумаешь пару лишних килограмм, обратят кому надо внимание, найдется принц и в нашем захолустье на её тело. Но Серенький зайчик выбесил. Привел молодую, думает… А всё равно, что он думает. Не видать Серому счастья с желторотой, Вера позаботится, бортанул, обнадёжил и бортанул. Взгляды кидал обещающие, козлина хромая, теперь враг. Радикальный метод. Чёрная магия. И не надо никаких колдуний за три улицы. Сама. После сериала, когда маман всхрапнула, выпила Вера полбутылки сухонького, скатала ковер в зале, начертила пятиугольник мелом на паркете, в центр тринадцать свечей, тоже своё ноу-хау ─ чем больше, тем лучше сработает, и взяла в руки колдовскую книгу. Ничего сложного. Вот картинка в книжке, вот пентаграмма на полу, свечи горят, вот тут громко читаем на шестой странице…
Угольник пыхнул голубым и загорелся красным. Бу-бу-бух!.. Очнулась Вера у разбитого окна, лицо порезано, в «плазме» порнушка идёт на немецком, а телек был выключен, на полу пять чайных ложек из набора, шестой как не было, так и нет, свечи прилеплены к потолку, Васька из-под дивана вылез и «сухое» из лужи на полу лижет. Алкоголик. Маман проснулась, пришла, уселась и смотрит порнушку, не отогнать. Сопротивляешься, Серенький? Будет тебе завтра второй магический сеанс. Наверно, не то заклинание и страница не та, всё не по-русски написано, надо быть повнимательней, Вера, наделаешь делов. И заказать пластиковые окна, давно пора.
Звон стёкол, ну мало ли кто чудит, алкашей во дворе хватает, Полкан вдруг завыл тоскливо, будто в доме кто помер, и Пухов выглянул на балкон. У Верунчика смотрят порно, по-немецки стонут, типа групповуха: «… клясе… дастиш фантастиш… муши… я-я… зер гут…». Спятили Вера с мамашей, а вот зачем стёкла бить?..
На следующий день Верунчик распечатала ещё одно фото Пухова в павильоне у рынка и купила у знакомой торговки за тыщу двести серого зайца. Не пожалела денег. Китайский серенький зайчик хорош. Ростом в полметра, длинные ушки, длинные лапки, хвостик комочком, всё как положено. Умеют же китаёзы делать игрушки. Коричневые глазки как у Серёги Пухова. Точь-в-точь. Улыбается. Ты у меня доулыбаешься, Серый!
После сериала, когда маман всхрапнула, Верунчик посадила зайца на диван, поправила висячие ушки, села на колени и прилепила фото Пухова к морде. И давай втыкать швейные иголки в ненавистную рожу. Вуду, вуду… я тебя никогда не забуду. На тебе, на тебе, на!.. По две в каждый глаз, четыре в лоб, по три в щёки, две в подбородок и застыла, раздумывая куда бы всадить последнюю, самую большую, прицелилась и всадила Пухову в нос. После последней иголки комната вдруг затуманилась смрадной взвесью, запахло протухшей селёдкой и луком, иголки выскочив из фото, зажалили в щёки, в голые плечи, коленки, а самая большая вылетела из носа Пухова и вонзилась в серединку носа картошечкой.