– Это же прекрасно! – как-то неуместно воскликнул я. – Ну, то есть я имел в виду, что это многое объясняет…
– Интересно! И что же? – Якуб смотрел на меня с улыбкой, сделав в это время сильный затяг.
– Убитый являлся членом карточного клуба. Вот что!
– Отлично! Серьезно тебе говорю, Денис – тебя-то мне здесь и не хватало…
– Ну, так что насчет этого клуба? Ты же по любому что-то уже разнюхал, я же знаю твою любовь к сплетням и слухам!
– Сплетни и слухи – мощнейшие источники достоверных фактов. Я выяснил, что в доме культуры в карты играет обычно шесть человек. К тому же, только у этих шестерых завсегдатаев есть ключи от клуба. А наш многоуважаемый хозяин дома, господин Тихорецкий, и по сей день является заядлым картежником. Он лично участвовал в игре позавчера.
– Значит, он знает, кто убийца?
– Конечно, нет, Денис! Более легкого развития событий и представить сложно! Он ушел из клуба самым первым, так как в тот вечер у него сильно болело сердце. Я еще не спал, он вернулся домой около половины двенадцатого, выпил валерьянки и тотчас же лег в кровать. Я не спал допоздна, занимался этими чертовыми отчетами и планами…
– Может быть, Тихорецкий и есть убийца?
Хикматов звонко захохотал, громко хлопнув в ладоши – так выглядел искрений смех главного учредителя нашей фермы. Я понял, что у него есть весомые аргументы, опровергающие причастность нашего арендодателя к смерти мужчины из соседнего дачного поселка.
– Чушь! Не смеши мои пятки, Ден! Я уснул приблизительно в половину третьего ночи. Тихорецкий никуда не выходил, я бы это услышал, так как дверь его спальни сильно скрипит при малейшей манипуляции над ней. К тому же, я проснулся затем в четыре утра: из-за съеденной вечером ужасно соленой скумбрии я сильно хотел пить. Перед тем как опять лечь я проверил старика, так как переживал за его сердце. Семеныч храпел как трактор, брат!
– Ну, хорошо! Если Тихорецкий не виновен, то остается кто-то из четырех…
– Андрей Семенович – ценнейший актив в наших руках. Он даже не додумался, что убитый – член карточного клуба, так как на тот момент еще никто не знал личности жертвы. Поэтому мои расспросы касательно участников игры, состоявшейся в тот роковой вечер, казались ему довольно безобидными. – Глаза Хикматова опустились на лежащий на столе исписанный лист бумаги. – Позавчера вечером в клубе было не привычные шесть, а семь человек: товарищ Михаил Бобров, убитый; Борис Ямпольский, являющийся владельцем магазина в соседнем селе; Тряпко, разнорабочий; Инесса Павловна Новикова, бывшая учительница городской школы, вышедшая на заслуженный покой; Иван Трофимович Пиратов, старик лет семидесяти; Шурик, местный выпивоха; ну и наш дражайший Андрей Семенович Тихорецкий. Вот каков расклад, дорогой друг!
– Н-да! Ну и загадка, ей-богу!
– Причем довольно-таки непростая, согласись.
– Надеюсь, вмешиваться в это не будем? – я внимательно посмотрел на Якуба.
– Боюсь, что не вмешаться в данном случае – непростительный грех, который будет мучить меня до конца жизни! – лицо моего собеседника приняло суровый вид, брови его практически соединились, складки на лбу стали похожи на горную долину, а тонкие губы плотно сомкнулись, придавая образу Хикматова толику сумасшествия.
– Ну, твоя правда. Значит, будем помогать ментам?
– Боже упаси, Ден! – лоб Якуба разгладился, а суровость исчезла с его и без того мужественного лица. – Если и поделимся с ними какой-то информацией, то только для того, чтобы пустить их по ложному следу, дабы убийца был уверен, что след его безнадежно потерян.
– Всё бы ничего, но строительство, маркетинговая стратегия и прочие хлопоты… Как быть со всем этим? – я спросил это с грустью в голосе.
– Брось это! – Якуб махнул рукой в сторону стола. – Строительство полностью завершится только через пару недель, а маркетинговые исследования подождут. К тому же, я ведь не собираюсь днями и ночами напролет заниматься нашим скромным расследованием, хоть это и единственное развлечение в здешних местах. Поиск разгадки – всего лишь игра, в которую я буду играть, когда мне захочется или когда необходимо будет вмешаться! – он сжал правую руку в кулак, его мускулистая рука вся напряглась, а сам Якуб стал похож на разъяренного пса, сорвавшегося с цепи.
3
После плотного обеда, с заботой приготовленного Андреем Семеновичем, мы с Хикматовым улеглись на наши лежбища. Я задремал и на добрые полчаса выпал из действительности. Разбудил меня мой компаньон, толкнувший меня в плечо.
– Добрый обед! Я дико извиняюсь, что разбудил тебя. Я просто хотел предупредить, что минут через сорок-пятьдесят приедет Марк. Встреть его, пожалуйста, наш соучредитель хочет посмотреть на то, как ведется строительство. И о нашем расследовании ему ни слова! Будь добр, предупреди Торбова, чтобы он не нахамил нашему арендодателю, как он любит! – Хикматов рассмеялся.
– А ты? – несколько растерявшись, спросил я. – Далеко собрался?
– Я хочу сходить к Тряпко: у меня сломался ремешок на часах, а он, я слышал, занимается мелкими ремонтными работами.
– Гхм… Ну, ремешок, так ремешок. Бывай, брат! – еще не до конца проснувшись, проводил его я своим затуманенным взглядом.
Теперь уснуть я не мог, сколько не пытался, поэтому резко поднялся с дивана и поплелся на просторное крыльцо – выкурить сигарету. Тут же, сидя на ступеньке с облупившейся краской, курил свои дешевые сигареты суровый Тихорецкий.
– Спасибо за обед, еще раз. Я уверен, вы можете дать фору любому шеф-повару! – прикуривая, начал я.
– Хо-хо… Сынок, слишком долго я живу один, чтобы не уметь готовить, – взгляд нашего хозяина был устремлен куда-то в сторону.
– Вы, что же, всю жизнь прожили в одиночку?
– Не думаю, что тебе это будет интересно слушать. Жизнь моя – ничто…
Надо признаться, я был дико заинтригован, поэтому не смог удержаться от пламенного возражения.
– Почему же? Мы живем тут с вами, поэтому хотелось бы знать, что вы за фрукт, – улыбнулся я.
– Да рассказывать-то, в принципе, и нечего… – пожал плечами старикан. – Как бы это объяснить, сынок… Короче говоря, когда мне стукнуло двадцать лет, и я собирался поступать в аграрный институт, мама умерла от тифа. Отец тогда сильно горевал, что сказалось на его здоровье. Я не мог оставить больного отца, поэтому остался тут, в деревне, и устроился трактористом в нашем колхозе.
Тихорецкий сделал пару затяжек не произнося ни слова. Кажется, он думал о том, стоит ли рассказывать мне это все.
– Платили мало, – Семеныч решил продолжить, – но на еду хватало. Знаю, сейчас принято ругать наше советское правительство, но этого я делать не буду: государство было на защите наших деревень, не то что сейчас. Всё поросло бурьяном, поля даже не обрабатываются, ничего не делается! Хорошо, хоть вы есть! Земля за даром не пропадет…
– Я думаю, мы обосновались здесь надолго, поэтому о земле не переживайте. Кто знает, может, мы захотим расширить свои владения и возделывать еще больше земель. Разумеется, если всё будет хорошо с прибылью, а заказы будут только увеличиваться, – тихим голосом успокаивал я старика.
– Надеюсь… – Тихорецкий опять отвернулся и смотрел куда-то вдаль. – Так вот, как-то вечером ко мне пришел Пиратов. Ну, может, ты уже знаешь его, хотя вряд ли, ты ведь тут всего ничего. Короче, живет он через дом от меня. Этот старый пройдоха тогда предложил мне одно дело – грабануть бабку-спекулянтку, что торговала хрусталем в Мокром, соседнем поселке. Ну, молодой и глупый, я согласился. Кто ж знал, что её муж – влиятельный человек в местной администрации… Н-да… Непростительный просчет… – мужчина цокнул. – В конечном счете, нам дали по три года в колонии общего режима. Я знал, что отец не доживет до того дня, когда я откинусь. Так оно и случилось – незадолго до моего выхода на волю Тихорецкий-старший умер от сердечной недостаточности… – глаза старика вмиг стали мокрыми.
– Извините, если я как-то задел вас, Андрей Семенович… – неуклюже сказал я.
– Брось, сынок. Я плачу не от горя, а от радости, что отец не мучился так долго… Н-да… – глаза рассказчика вновь стали ясно-голубыми. – Так вот, откинувшись с зоны, я уже не смог жить, как прежде. Я начал пить, что вполне естественно: контролировать меня было некому. В дни протрезвлений я в истерике бежал на могилу родителей и скулил там, точно жалкая сука. Обещал не пить, обещал жениться… – старик провел рукой по опять накрывшимся слезами глазам. – Но возвращаясь оттуда, я опять начинал пить, пуская жизнь свою под откос.
В воздухе повисла немая пауза. Я ничего не говорил, а Тихорецкий перебирал в памяти дни давно угасшей молодости.
– И вот, сынок… – резко продолжил старик. – Мне уже шестьдесят три – я не был ни разу женат, отсидел за воровство еще раз. Единственная радость и повод для гордости – бросил пить запоями уже как лет двадцать. Теперь пару рюмок могу только пропустить, не больше! Конечно, здоровье ведь уже не то, сынок… – он взглянул на меня, глаза его покраснели, а по лицу пробежала судорожная улыбка.
Это был совсем не тот человек, которого я сегодня увидел за завтраком. О его суровости и властности напоминала лишь наколка и могучее тело. Лицо хозяина была полно искренности, я даже несколько растерялся.
– Я рассказал тебе это не просто так, мой юный друг! Не хочу, чтобы кто-нибудь, даже злейший враг, прожил моей жизнью… Вы с Якубом – хорошие люди, не теряйте время напрасно. Ты, я вижу, очень надежный человек, не знающий, как предавать. Хикматов – очень грамотный парень, у него большое будущее, сынок. Я благодарен Богу за таких квартирантов, вы вернули меня к жизни… – слова искренней благодарности я слышал от деда в этот момент в первый и последний раз.
– Я надеюсь, мы проживем счастливую жизнь, Андрей Семенович, да и ваша жизнь еще впереди! После шестидесяти жизнь только начинается! – пошутил я, разряжая обстановку.
Наконец, к дому подъехала уже знакомая мне пятнашка. Марк, не изменяющий привычкам и одетый в спортивный костюм, вышел из автомобиля и помахал мне. Мы с дедом подошли к нему, и я представил их друг другу. Тихорецкий вернулся в дом, а я с Торбовым как учредители пошли проверить ход строительства.
Проходя через ветхий мост, я невольно обратил внимание на истоптанную тут и там землю – признаки вчерашних поисков. Не слишком сообразительный Торбов шел позади меня, рассказывая какую-то очередную шутку и куря айкос. Марк – это сила и ничего кроме силы, ум – не по его части. Будучи его близким другом, я прекрасно понимал, что Торбов, ни черта не смыслящий в бизнесе и экономике в целом, не способен был оценить рентабельность проекта Хикматова. Следовательно, это Якуб надоумил его вложиться в наше дело. Сказать честно, в глубине души мне казалось, что Хикматов рано или поздно обдурит нашего не слишком смышленого друга при распределении будущей прибыли, хоть я и не хотел в это верить.
Строительство шло своим чередом в строгом соответствии утвержденным планам. Я искренне удивился темпам, так как фундаменты всех четырех хозяйственных помещений были уже установлены, а строительство дома-офиса было уже завершено на тридцать процентов. Старший бригадир отрапортовал обо всем, как в армии.
Вообще, не удивительно, что все строительные работы велись с таким завидным и столь усердным рвением: после пандемии коронавируса, сильно повлиявшей на экономику России, многие строительные компании оказались на пороге банкротства, поэтому хватались сейчас обеими руками за любые заказы, точно за спасательные круги, прилично уступая в цене, дабы не дать взяться за дело проклятым конкурентам. Таков закон рыночной экономики – покупатель голосует рублем, как известно.
Убедившись, что всё в порядке, мы с моим соучредителем отправились в дом. Крепкий чай Марку, рюмочка Андрею Семеновичу, чашка крепкого кофе мне – так наша компания села за стол. Свежие баранки, деревенские пряники, вафли и простенькие конфеты прекрасно дополняли эту картину деревенской мечты. Торбов, не прекращая, о чем-то спорил с Тихорецким. Этого у автомеханика было не отнять – спорит он всегда. Но здесь вся полемика была разбавлена смехом и шутками. Так что нашему хозяину этот парень тоже понравился.
– Ну, где же Якуб? – нетерпеливо выпалил Торбов, когда мы сели покурить на крыльце.
– Он пошел к какому-то мужику починить ремешок от часов. Ляпко… Или как его там – сказал я, обращаясь к деду.
– Тряпко, молодой человек… Тряпко… Он тут мастер на все руки. Но что-то и впрямь Якуб долго у него уже торчит. Не случилось ли чего…
– Вон он, этот гад! – неожиданный и громкий смех Марка заставил меня вздрогнуть. Он подскочил и подошел к калитке, в которую уже заходил наш шеф (как его называл порой сам Торбов).
– А… Марк, приветствую, брат! – парни пожали друг другу руки и направились к нам.
Мы вчетвером курили на крыльце деревенского дома, вдыхая свежий воздух. «Воздух свободы» – иначе его не назовешь. Подумать только, что в девяноста километрах от нас эта ненавистная Москва, которая заковывает свободных людей в кандалы панелек и многоэтажек. Серые бетонные джунгли столицы искалечили много судеб, но никто и не думает уезжать оттуда, наоборот, все тянутся в Москву бесконечным караваном трудовых мигрантов из регионов. Это убивает нашу страну: людей в небольших населенных пунктах становится все меньше и меньше, умирают деревни, сёла и даже целые города. От этого всем нам четверым становилось невыносимо больно, ведь рано или поздно столичный мыльный экономический пузырь лопнет, и что тогда?
Начинало вечереть, солнце пряталось за горизонт. Его прощальные тусклые лучи нежно обнимали крыши домов, грунтовую дорогу, бескрайние серпуховские поля и берега того самого жуткого пруда, где буквально вчера нашли жестоко расчлененный труп мужчины.
Марк собирался в дорогу. Мы напрасно уговаривали его остаться на ночь: он говорил, что еще не уладил до конца вопросы в Москве, а приехал он только чтобы увидеться с нами и лично убедиться, что всё в порядке. Как я выяснил позже, Якуб созванивается с ним каждый день, но Марк все равно захотел приехать и устроить своего рода проверку.
– Давай, брат! Ждем тебя уже на ПМЖ! – с доброй улыбкой сказал Хикматов.
– Давайте, мужики! Не скучайте! Андрея Семеновича не обижайте, пожалуйста.
– Он сам кого угодно обидит! – весело прокричал старичок, тряхнув кулаком напоследок.
Проводив Торбова, Тихорецкий отправился на вечерний чай к Пиратову, а мы с Якубом вернулись в нашу комнату. Я сгорал от любопытства и хотел разузнать, где же пробыл весь день мой друг. Он, разумеется, мог наплести что угодно, но я прекрасно понимал, что Хикматов – человек, который без весомого повода даже с дивана не поднимется, не говоря уж о ремешке для часов, которые он носит не часто. Очевидно, он вынюхивал подробности дела. Это я и хотел услышать из его уст, улегшись на диван и устремив свой пытливый взгляд в его сторону.
– Я так понимаю, ты от меня не отстанешь, брат! – сев вполоборота на массивный стул возле дубового стола. – Что ж, логично. Я знаю, что твой мозг уже перебрал тысячу возможных моих ответов, Ден… Я с тобой сейчас поделюсь моими наблюдениями, а ты поможешь мне сделать выводы из всего этого.
Он глубоко вздохнул и, наверняка, перебирая в памяти все детали того, как он провел последние шесть часов своей жизни, устремил свой взгляд на красный ковер на стене.
Конец ознакомительного фрагмента.