– Насколько я помню, в тот момент тебе было, мягко говоря, не до приготовления зелья, – мрачно напоминаю я.
– Это точно, – тяжело вздохнув, подтверждает Ида, скользнув кончиками пальцев по моему плечу, обтянутому белой рубашкой. – Тебя привел Аллах, другого объяснения нет. Тот человек убил бы нас.
– Я просто услышал крики, – это не совсем правда. Я находился на задании неподалеку, когда получил сигнал, что в один из домов деревни ворвался мужчина с оружием. Заезжий кочевник или один из торговцев, отставший от каравана. Его раньше никто не видел. Не совсем моя компетенция, но так как я был ближе всех, то решил взять ситуацию под свой контроль. Разумеется, действовал, как частное лицо.
– Крики слышала вся деревня, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь, – ожесточённо отвечает Ида. Я сделал еще один глоток чая, ощущая на языке необычный терпкий и одновременно свежий вкус, обладающий согревающим и расслабляющим действием.
– У него было оружие, а у соседей – нет, – напоминаю я. Мы редко касаемся в разговорах обстоятельств нашего знакомства. Уверен, что для Иды это не самые романтичные и приятные воспоминания.
– Он был ранен, а они просто побоялись, – оспаривает она. И снова заблуждается, но лучше пусть думает, что ее односельчане – трусливые шакалы.
В действительности события развивались иначе. Окровавленный, вооруженный обрезом бедуин ворвался в дом Равиля по наводке одного из местных жителей. Аида промышляла изготовление настоек, неплохо разбиралась в травах, лечила детей, беременных женщин, за что за спиной ее прозвали ведьмой. Наша вера не одобряет разного рода шаманство, но в деревнях, вроде той, где выросла Аида, нет другой доступной медицины. Остаются только знахарки. Травницы. И другие целительницы. В случае с Аидой сыграл немаловажную роль ее юный возраст и яркая внешность. Женщины в деревне ее ненавидели, сочиняли нелепые истории, а мужчины… Мужчин останавливал только Равиль, но парня с обрезом остановить у него не хватило сил. Я успел вовремя, иначе обезумевший от боли и агонии раненый бедуин расстрелял бы и брата, и сестру за отказ последней оказать ему помощь. Да, и как может помочь травница мужчине с огнестрельной раной? Наша схватка была короткой, но сукин сын успел слегка задеть меня, выстрелив из обреза. Со взбесившимися скотами, у которых перед глазами бардовая пелена и кипящая ярость в крови, сложно действовать согласно наработанным планам. Задело несильно, но шрамы остались, которые в последствии пришлось скрыть под татуировкой.
– А самое неприятное, Джамаль, что меня же и обвинили во всем. Никогда не могла понять, почему человека, который старается всем помочь, ненавидят и хотят уничтожить, унизить, растоптать, – с горечью говорит Аида, прижимая одну ладонь к вздымающейся груди. Я перевожу взгляд на порозовевшее от переживаний лицо. И внезапно понимаю, зачем она завела этот разговор. Аида пытается отвлечь меня, напомнить, что в нашей жизни случались события и похуже. И опять мимо. Тот случай в ее деревне не был самым сложным в моем послужном списке.
– Пора забыть о случившемся, а соседей простить, – миролюбиво говорю я, допивая чай. – Сейчас тебе ничего не угрожает.
– Простить? – возмущается Ида. – Они едва не убили меня.
– Мы все представляли жуткое зрелище, когда они ворвались в дом. – замечаю я, вспоминая стены и пол, залитые кровью убитого. Настоящее логово Шайтана. Аида в рванном, окровавленном платье, трясущаяся от ужаса, оглушенный Равиль без сознания, бездыханный труп бедуина, раскинувшегося в центре крошечной комнаты. И я тоже выглядел не лучшим образом. Есть чего напугаться суеверным жителям крошечной деревушки, где до сих не во всех домах проведено электричество. Мне пришлось тогда увезти Аиду, иначе они наверняка подвергли бы девушку самосуду, обвинив в самых немыслимых преступлениях. Разумеется, вернуться назад, после того как уехала с мужчиной, Аида не могла.
Я не собирался жениться, даже в мыслях не было. Действовал по обстоятельствам. Бросить девчонку там – обречь на мучительную смерть от своих же. Максимум что мог предложить – работу в нашем с Лейлой доме. Но что-то определенно пошло не так с какого-то момента… Переодевшись и умывшись, Аида внезапно преобразилась и произвела на меня ошеломительное впечатление. Я не влюбился. Это было чистая похоть, которую Ида всячески поддерживала, используя свои девичьи уловки. Она постоянно попадалась мне на глаза, не забывая каждый раз благодарить за спасение с нескрываемым обожанием во взгляде и робкой смущенной улыбкой. Однако мои мысли были очень далеки от благородных.
Аида стала не только объектом сексуального желания, но и раздражающей помехой. Трахнуть служанку в собственном доме, где живет моя официальная супруга – за гранью дозволенного даже для меня. То, что допустимо в Нью-Йорке, в Асаде воспринимается совсем иначе. Я собирался сослать возмутительницу своего спокойствия к своим знакомым, которым требовалась прислуга, но Лейла умоляла оставить Аиду, тоже удивительным образом попав под чары рыжей колдуньи. Наслушавшись душераздирающих историй о судьбе Иды, она прониклась к ней, как к родной сестре.
Можно сказать, что я пошел на поводу у своих инстинктов, женившись на Аиде, но, что в тот момент, меня сдерживало? Я мог позволить себе содержать двух женщин. К тому же обе они не возражали против заключения брака. Решение казалось логичным и взвешенным. Двум женщинам не так одиноко в доме, когда муж месяцами отсутствует; свою потребность в болтовне и сплетнях они реализуют друг с другом и теткой Лейлы, приглядывающей за моими женами во время длительных командировок. А что касается мужского долга… Какой молодой мужчина откажется от двух красавиц, готовых по очереди делить с ним постель? Ждать его месяцами, окружать заботой и любовью?
В Асаде никого не удивить большими семьями, в которых больше одной жены. Тут даже не вопрос религии и традиций, а больше – финансовых возможностей. Содержать даже одну жену – недешевое удовольствие, и позволить взять вторую, третью и четвертую могут позволить только самые обеспеченные анмарцы. Взять хотя бы Дамира аль-Видада. Жен советник короля меняет, как только старшей исполняется восемнадцать. Разводится всегда тихо, не привлекая внимания общественности. Пожизненное содержание и значительный откуп затыкают рот отвергнутым женщинам и позволяют сменить место жительства, начать жизнь с чистого листа.
– О чем ты думаешь? Снова где-то не здесь… – мягко произносит Аида, вставая коленями между моими расставленными бедрами. Одной ладонью она прикасается к моей щеке, другой ласково поглаживает плечо. От ее волос по-прежнему пахнет розой, и это чертовски сбивает с мысли. Ида шумно вздыхает, придвигаясь ближе, в широких от возбуждения зрачках качается мое отражение. Меня и правда слегка качает… Странные ощущения нарастают стремительно. Легкое головокружение, туман перед глазами, пульсирующее тепло в венах, оттенки цветов ярче, биение сердца громче. Аида чувственно улыбается, и движение ее губ слегка искажается, замедляется во времени, а голос не успевает за губами. – Позволь мне помочь тебе, сайиди. Не думай ни о чем, – ее пальцы опускаются к пуговицам на рубашке, неторопливо расстегивают их. – Тебе необходимо расслабиться.
– Это то чего мне точно нельзя делать, – ухмыляюсь я, и мой голос звучит слишком низко, глухо, заторможено. – Скоро все изменится, Ида. Для нас всех, – произношу я, когда она резко распахивает рубашку и прижимается губами к моему соску, сжимает острыми зубками, отбросив за ненадобностью робость и застенчивость.
– Все уже изменилось, любимый. Ты можешь рассказать обо всем, что тебя тревожит. Я всегда выслушаю тебя, и пойму, как никто другой, – она внезапно толкает меня ладонями в грудную клетку, и я падаю спиной на мягкий ковер. Веки кажутся тяжелыми, мне не хочется шевелиться и принимать участие, но в тоже время я ощущаю мощное сексуальное возбуждение.
– Эй, я же сказал, что не в настроении, – поизношу с трудом разбирая собственный голос, когда Ида берется за мои брюки, уверенно расстёгивая ремень.
– С настроением всё в порядке. А руки тебе не понадобятся. Аида сегодня все делает сама, – мягким обволакивающим голосом воркует она, расстегивая ширинку и жестко сжимая мой пульсирующий член ладонью, давая понять, что я в надежных руках, – Аида позаботится обо всем, хабиби. – резко сдергивает мои брюки вниз вместе с боксерами и забирается на меня сверху, потираясь промежностью о твердую эрекцию. Задрав подол платья, она мгновенно избавляется от него, выбрасывая за спину. Поднимает руками густые волосы, призывно выгибаясь. Облизав пересохшие губы и задыхаясь от похоти, я смотрю на ее полные груди с розовыми твердыми сосками, протягиваю руки, чтобы сжать их в ладонях, и замечаю, как мелко дрожат пальцы. Взгляд движется выше к раскрасневшемуся возбужденному лицу Аиды, но вместо стальных глаз жены вижу прозрачно-голубые, вместо медных волос по ее плечам струятся черные локоны. Я застываю, потрясённый видением. На висках выступает холодный пот, и я запоздало замечаю, что головная боль давно утихла. Аида продолжает сладострастно улыбаться, не заметив напряжённого выражения моего лица.
– Как же я скачала по тебе Джамаль, – наклоняясь, шепчет она мне прямо в губы. Скользит теплым язычком вдоль линии рта. – Так безумно скучала, – повторяет приглушенно, со стоном потираясь о мой стояк. Ее губы плотно прижимаются к моим и с стискиваю зубы, не позволяя углубить поцелуй и в следующее мгновение резко отстраняю от себя, схватив за горло. Аида испуганно всхлипывает, схватившись за мое запястье. В распахнутых, снова серебристых глазах мелькает изумление и испуг, только подхлестывающие мою ярость. Второй рукой сгребаю рыжие локоны на затылке, оттягивая голову назад.
– Что за пойло ты мне дала? – грубо спрашиваю я. – Может не врали жители деревни, и ты правда ведьма, Аида?
– Нет, клянусь, – она трясется от страха, по щекам стекают отчаянные слезы, но не пытается пинаться или сражаться со мной. Опомнившись, убираю пальцы, отпуская ее. Прижав ладонь к горлу, на котором наверняка останутся синяки, Ида отползает в сторону, горько рыдая. – Я хотела, чтобы ты забыл о проблемах и вспомнил обо мне, – пытается оправдаться она. Черт, а пойло и правда сработало, я на время отвлекся и…вспомнил, но совсем не об Аиде. Дернув головой, сбрасываю остатки дурмана.
– Больше никаких твоих волшебных чаев, поняла? Хочешь заниматься этой ерундой возвращайся в деревню и испытывай свои чары на местных мужиках, которые, уверен, не успели забыть тебя, – свирепо бросаю я.
– Никогда. Клянусь, Джамаль, – торопливо обещает Ида, мелко вздрагивая от пережитого стресса.
– Опоить меня вздумала. Совсем свихнулась, – жестко ухмыляюсь я, постепенно успокаиваясь. Подняв зад, подтягиваю брюки и затягиваю их. – Я почти угадал, когда говорил про приворотное зелье. Только как видишь оно подействовало не так, как ты ожидала.
– Нельзя приворожить мужчину, мысли которого принадлежат другой, Джамаль, – охрипшим голосом произносит Аида, и я удивленно смотрю в ее наполненные слезами глаза. – Ни травами, ни колдовством. Это все миф. Мне все равно, кто она. Но ты наш муж. Наш с Лейлой. Мы не заслужили твоего пренебрежения.
– Это Лейла вбила в твою голову мысли о другой женщине? – нахмурившись, требовательно спрашиваю я.
– Я не слепая, сайиди, – поспешно надевая платье, с горечью произносит Аида. Встав на ноги, она окидывать меня изучающим печальным взглядом. – Я больше не стану навязываться тебе, Джамаль. Ты знаешь, где находится моя спальня.
– Да, что за Шайтан в тебя вселился, женщина? – Ида впервые осмелилась упрекать меня и выставлять условия. Ей больше свойственны покорность и смирение, а значит, тут точно не обошлось без влияния Лейлы.
– Шайтан тут не причём, сайиди, – хриплым шепотом отвечает она, и добавляет громче, вскинув подбородок и уверенно глядя мне в глаза. – Я хочу своего мужа. Только и всего. Кто может упрекнуть меня в этом?
Глава 4
– Последний штрих, – Шерил Трип – одна из лучших визажистов Европы, и именно ее Искандер нанял в качестве моего личного мастера по красоте и возложил на девушку ответственность за мой внешний вид на официальных мероприятиях. Если доверять безостановочной болтовне Шерил, которая сразу проговорилась мне о том, что заключила контракт с менеджером наследника на два месяца, в ближайшее время мне предстоит посетить далеко не одно светское сборище. Сегодня мой дебютный выход в свет, боюсь представить, сколько камер направят в нашу сторону и сколько журналистов-стервятников будут готовы продать душу дьяволу ради того, чтобы урвать у спутницы принца хотя бы небольшое интервью. Но этот факт совершенно не льстит и не радует меня, как могло бы показаться, наоборот – меня напрягает излишнее внимание, ведь мои цели пребывания в Анмаре далеки от незатейливой демонстрации своих нарядов на подобных тусовках с королевским размахом.
Сама до конца не понимаю, в каком качестве буду присутствовать на благотворительном вечере, сопровождая Искандера Аль-Мактума. И я не представляю, какую сенсацию и новость раздуют из этого СМИ и как отреагирует на провокационные заголовки Джамаль…, меня не должно волновать его мнение, дважды женатого человека, верно? Все время забываю о пропасти размером с кратер вулкана, пролегающей между нами, и не могу избавиться от гнетущего чувства, что каждую секунду, которую я провожу во дворце Искандера, я предаю Джамаля… или саму себя. Мои чувства к нему – смертоносный ком из закипающей магмы, которая может взорваться в любой момент, но я тщательно фильтрую свои мысли, стараясь даже не рассчитывать на встречу с Каттаном снова. Наша встреча не принесет нам ничего, кроме боли, разочарования и горького осознания того факта, что мост над бездной, разверзнувшейся между нами, никогда не будет построен вновь.
Хотя, где-то глубоко в душе, внутри меня все еще жива закоренелая стерва, которая не прочь позлить Джамаля легким флиртом с Искандером Аль Мактумом. Я знаю, насколько это глупо, но не могу отделаться от желания увидеть его ревность и ярость, хоть какое-то доказательство искренности его чувств ко мне в тот момент, когда он заметит меня с Искандером в утренних СМИ. Видеть его одержимость мной – мой самый большой страх и самый сладкий наркотик, и впервые я распробовала его оттенки именно в «Шатрах Махруса», когда Джейдан овладел мной в тесном шатре, устроив предварительный допрос с пристрастием. Его голод – это то, что способно надолго заткнуть мою гордость и усмирить мой нрав дикой пантеры до состояния ласковой ручной кошки.
Шерил захватывает две пряди волос спереди и сцепляет их на затылке серебристым гребнем, распыляет на мои завитые в объемные локоны волосы целую тонну лака, от чего они становятся упругими и игриво пружинят при каждом повороте головы. Шерил удалось сделать невозможное – не меняя истинные черты моего лица, подчеркнуть его достоинства и замаскировать недостатки, при этом сделать это так мастерски, что я с легкостью узнаю себя в зеркале. Обычно для съемок мне делали такую сильную коррекцию лица, что я потом с трудом смывала с себя нарисованные впалые скулы и чересчур тонкий нос.
– Мне очень нравится, ты волшебница, – благодарю я Шерил, перекидывая волосы на одну сторону, наблюдая за тем, с какой любовью мисс Трип очищает каждую кисть и аккуратно складывает ее в свой увесистый кейс визажиста.
– Так я накрасилась бы сама, если бы была приглашена на прием с принцем, – заговорщицким шепотом подмечает Шерил, сканируя меня пытливо хитрым взглядом. Не дождавшись моего ответа на свою провокацию, она распускает хвост густых рыжих волос, опускается на мягкий пуфик перед туалетным столиком рядом со мной и мечтательно выдыхает: – Меня чертовски привлекают восточные мужчины. Может, и для меня найдется красивый шейх?
– Нравятся темненькие? – удивленно вскидываю брови, замечая в глазах Шерил плохо скрываемую тоску, печаль и грустный блеск в глазах, свойственный исключительно одиноким женщинам. Бесконечно ищущий свою судьбу взгляд – надежный способ оттолкнуть от себя всех достойных кандидатов на твое сердце, но об этом я не стану говорить ей вслух.