–И с политикой, – вставил второй мужской голос.
–Именно, представительные органы власти представляют неизвестно кого. Во всех развитых обществах происходит примерно одно и то же. Меняются детали, но суть остается. Если у нас псевдодемократия пытается сделать вид, что она настоящая, то в Израиле, например, уже этнократия пытается выдавать себя за демократию.
Я проверил телефон. Ответа пока не было.
Голос продолжал.
–Прибавьте ко всему перечисленному ваш пассаж, про неотличимость технологии от магии – если то, как работает фотоаппарат, мы еще можем понять, то теория струн, особая теория относительности и многое другое, что стоит в основе современного представления о структуре мироздания – для нас находится совершенно за гранью осмысления. И не стоит считать, что это всего лишь недостаток образованности, нет. Мы все, вне зависимости от уровня образования и социального статуса, существуем в гиперреальности.
Единственный способ вырваться это…
Мой телефон издал короткий, но чрезвычайно яростный писк, от которого я, затаивши дыхание прислушивавшийся к диалогу за стеной, чуть не подпрыгнул.
–Мне жаль, но боюсь, я должен идти – у меня еще есть занятия, – сказал первый мужской голос. Звук шагов двинулся по направлению ко мне – Я ответил на ваш вопрос?
Голос прозвучал совсем рядом с дверью. Я сделал шаг в сторону.
–Эммм… Не совсем, – осторожно сказала девушка (она, видимо, тоже подошла к двери – голос звучал ближе). – Я все-таки спрашивала о синдроме одиночки.
–Ах, ну да. Меня немного унесло в сторону симулякров… Впрочем понятия-то смежные.
Щелкнул выключатель. Свет в зале погас.
–Синдром одиночки это… псевдофилософское понятие, обозначающее явление, когда… похожие, но не связанные между собой действия группы индивидуумов образуют некое…некое подобие сконцентрированных усилий, то есть кажутся составными элементами чего-то целого.
…
Шаги.
–Например, такое иногда происходит после сообщений о терактах или серийных убийствах, когда у террористов и маньяков появляются подражатели. Или, например, если в сообщениях в масс-медиа небольшой пожар будет выставлен поджогом, имевшим какую-то цель, и если этой теме будет уделено большое количество внимания, то в финале мы получим многократно увеличивающийся риск настоящих поджогов. Проще говоря, это похоже на эффект подражания или эффект присоединения к большинству. Однако главной разницей является то, что в случае с эффектом подражания всегда есть тот, кто начал цепочку, сделал первый шаг. В то время как синдром одиночки как раз подразумевает отсутствие этого элемента.
Из зала, не замечая меня, стоящего чуть в стороне, вышел мужчина средних лет, поправляющий очки и сжимающий под мышкой туго набитый бумагами портфель. Достав из кармана связку ключей, он повернулся спиной ко мне, по-прежнему не замечая. Видимо, он ждал, пока его собеседники выйдут, давая ему возможность закрыть зал.
И они вышли. Ими были двое молодых людей, на вид несколько старше меня. Брюнетка и блондин.
Они, не обращая внимания на меня (вряд ли они могли меня не заметить), встали с другой стороны двери, напротив мужчины.
–Так вот, – продолжил он, копаясь в ключах. – В синдроме одиночки отсутствует тот, кто задает тенденцию. Я делаю, потому, что делаете вы (он указал рукой на блондина), вы делаете, потому, что делаете вы (теперь на брюнетку), а вы делаете, потому что… – он указал рукой куда-то за спину.
Точно на меня.
Блондин и брюнетка с интересом меня разглядывали.
Мужчина, закрывая дверь, продолжал.
–Вы можете иметь какие-то догадки, могут быть какие-то слухи, может быть даже кто-то с навешенным ярлыком авторства, но все это не более чем видимость, существующая лишь в головах людей. Потенциальный подражатель должен верить, что он кому-то подражает, хотя в действительности это не так.
Он убрал ключи в карман.
–У меня вопрос, – подал голос я. – Так как все-таки вырваться из гиперреальности?
Мужчина посмотрел на меня, поправил очки и, повернувшись к блондину и брюнетке, вопросительно приподнял голову.
–Идеи?
–Третья мировая, – сказала брюнетка.
–Дауншифтинг, – сказал блондин.
–Спорно, хотя возможно. Я бы вот назвал возврат к ценностям индустриального общества, – поворачиваясь ко мне, произнес мужчина. – Хотя без костров из книг в любом случае не обойдется.
Он улыбнулся.
–А теперь позвольте откланяться, – он отвесил символический (как к месту) поклон сначала в мою, потом в их сторону и направился к двери.
Мы втроем проводили его взглядом. Уже открыв дверь, он вдруг замер и повернувшись к нам спросил:
–Чью книгу бы вы сожгли?
–Солженицына, – не задумываясь, ответила брюнетка.
–Виктора Ерофеева, – тоже не потратив ни секунды на размышление, сказал блондин.
Происходящее напоминало мне сцену в машине из финчеровской интерпретации Бойцовского клуба.
Все трое вопросительно смотрели на меня.
…
–Франц Кафка, – выпалил я.
Мужчина на секунду задумался.
–Интересный выбор… о многом говорит, – он, немного задумавшись, покивал головой, а потом исчез за дверью.
Мы остались втроем.
Некоторое время мы молчали, глядя друг на друга. Им обоим на вид было около 25, оба были в верхней одежде (короткая белая куртка у девчонки и красная, облепленная замысловатыми и не очень знаками и логотипами, не очень теплая на вид, у парня). На спине у брюнетки, когда она выходила из кабинета, я успел заметить небольшой рюкзак в форме кота.
Они оба были довольно симпатичными.
–Ты читал Кафку? – как бы между прочим спросила брюнетка, обращаясь к блондину.
–Не читал, но осуждаю, – он подмигнул мне и направился к выходу. – Пойдем, она будет здесь торчать еще пару часов.
–Откуда она вообще взялась? – спросила девчонка, следуя за ним.
–Не знаю, да и какая разница?
–Лучше обойтись без задержек.
–Угу.
Они исчезли за дверью. Какое-то время я еще их слышал, а потом звуки стихли, и я снова остался один.
Было очень тихо. Впрочем, это все-таки библиотека.
…
Ах да, сообщение.
Я достал телефон.
Сообщение было от Васи и содержало следующий текст.
Кабинет возле коридора.
Отвлеки ее.
Её. Опять какая-то «она».
Вася-Вася.
Подойдя к соседней с коридором дверью, я уже хотел было постучать, но, не удержавшись, сделал еще несколько шагов и остановился у коридора. Он уходил вперед метров на 25, упираясь в стену с небольшим, залепленным снегом, окном и поворачивал налево.
Похоже, раскрытие этой тайны придется отложить.
Я вернулся к двери. Из уже упомянутой сентябрьской экскурсии, я знал, что на четвертом этаже, помимо конференц-зала, находится еще и архив, но за какой он именно из двух дверей – я не знал.
Тут мне в голову, неожиданно, пришла мысль, что гораздо логичнее было бы расположить архив (который видимо был совсем не маленьким, раз ему не хватило места в главном корпусе) в помещении более солидных размеров, нежели обычный кабинет.
Возможно, тайна коридора не такая уж и серьезная.
Мда. А впрочем – черт с ним.
Постучав, я повернул ручку двери. По другую ее сторону оказалось примерно то, что я почему-то и ожидал увидеть, – средних размеров кабинет, с несколькими письменными столами, парой несгораемых шкафов и одним (зато довольно массивным) обычным шкафом. На стенах висело большое количество каких-то грамот и благодарственных писем в стеклянных рамках и одна картина – «Смерть Марата». Еще там было окно (удивительная особенность), неизвестные мне цветы в горшках (фикусы, наверное) и женщина в очках, сидевшая за одним из столов и, перебирая многочисленные бумаги на его поверхности, сосредоточенно что-то искавшая. Наверное, именно из-за этого она и не сразу обратила на меня внимание, позволив мне получше рассмотреть обстановку.
Хотя в последнее время меня что-то часто не замечают. Возможно, дело в…
–Я вас слушаю, молодой человек, – обратилась ко мне женщина, прервав мои размышления.
Мне нужно ее отвлечь.
И как именно я должен это сделать!?
–… – я промямлил что-то нечленораздельное.
Соберись. Нужно как-то начать разговор.
Нужен вопрос!
Вы верите в Иисуса? Кошелек или жизнь? Вы читали Франца Кафку?
Чудовищно.
Я окинул помещение взглядом в поисках подсказки.
Картина. Точно!
Решение пришло само собой.
Я закатил глаза и стал медленно сползать по косяку двери вниз.
–Отличный план, – сказал голос в моей голове.
–Заткнись и подыграй мне, – сквозь зубы прорычал я, поудобнее устраиваясь на полу.
…
Лежа в крайне неестественной позе и поддерживая глаза в закатившемся состоянии, я начинал переосмыслять, казавшийся мне еще недавно безупречным план.
Из школьного курса, я помнил, что один из постулатов теории относительности Эйнштейна, состоит в том, что восприятие времени зависит от наблюдателя. Теоретически, мы с этой женщиной должны принадлежать к одной системе отсчета, и все-таки, я готов был поклясться, что прежде чем она, подбежав, склонилась надо мной, прошла целая вечность.
–Что с вами? Вы в порядке? – она потрясла меня за плечо.
Итак, я отвлек ее. Что дальше? Я попытался вспомнить дальнейшие инструкции. Инструкции, которых не было.
–Эй! Эй! – она трясла меня все сильнее. – Скажите что-нибудь!
–Улу-мулу, – сказал я от безысходности, пустив немного пены изо рта.
В этот момент, краем одного из своих закатившихся глаз, я увидел, как из кабинета, аккуратно пролезая за спиной, склонившейся над моим холодеющим телом, женщины, выскальзывает Вася. Показав мне большой палец, он, прижимаясь к стене, подкрался к узкому коридору и юркнул внутрь.
Прежде чем я успел хоть как-то осмыслить произошедшее, продолжающая призывать меня к возвращению к жизни женщина, отвесила мне увесистую пощечину.
БАЦ.
Наверное, в продолжении пантомимы не было смысла.
Она, тем временем, занесла руку для второго удара.
В продолжении пантомимы определенно не было смысла.
Вернув глаза на место и убрав пену назад в рот, я принял вторую пощечину уже похожим на человеческое лицом. После чего поднялся и, сославшись на срочные дела, направился к двери, ведущей к лестницам.
–Вы точно в порядке? – окликнула меня она.
–В полном, – ответил я, оборачиваясь.
Она пристально посмотрела мне в глаза, после чего, пожав плечами, закрыла дверь. В ту же секунду из коридора выскочил Вася. Он, беззвучно аплодируя, приблизился ко мне и хлопнул по плечу. В руке он сжимал что-то вроде нескольких скрепленных вместе папок.
–Это было супер! – он картинно закатил глаза и, скривив рот, скрестил руки на груди. Я хотел было ответить, но он, улыбаясь, подтолкнул меня к выходу. – Пошли, пошли. Потом расскажу.
…
Вызвав лифт, он повернулся ко мне.
–Что ты так долго-то? Я уже замучался тебя ждать – знаешь, как спина болит! – с легким укором, но по-прежнему улыбаясь, спросил он. И, не дожидаясь ответа, хмыкнув, стал насвистывать Марсельезу, выбивая пальцами ритм на панели лифта и глядя куда-то в окно.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но не нашел подходящих слов.
Спина у него значит болит?
С Васей, тем временем, происходили интересные метаморфозы. Улыбка становилась все шире, а насвистывание переросло в негромкое, но довольно четкое напевание.
Делая непонятные пассы рукой, которые по всей видимости, должны были придать ему облик оперного тенора. Вася, грассируя и коверкая слова, пел:
Озар-р-р-рмё ситуаен, ситуаен!
Формэ-э-э-э во батайон, батайон!
Маршо-о-он, ма-а-аршо-о-он…
Дальше он очевидно слов не знал, потому что снова принялся насвистывать.
–Qu’un sang impur abreuve nos sillons, – ледяным голосом подсказал ему я.
–Во-во, – сказал он, первым заходя в прибывший лифт.
…
Уже в лифте меня, наконец, прорвало
–Какого черта ты там делал!? Где ты там прятался!? Как ты там оказался!? И что все это вообще значит!?
Лифт негромко гудел. Большая красная цифра четыре сменилась цифрой три.
Вася приподнял нечто, напоминающее скрепленные вместе несколько папок.
–Это, мой друг, – торжественно сказал он, – Мой билет в Блумсбери Групп.
И тут же добавил.
–Моя просьба о стихах, тем не менее, остается в силе. Без них тоже никуда.
Я все еще плохо понимал происходящее.
–Что это?
–Понятия не имею, – пожимая плечами, ответил он. – Да и какая разница?
Красная цифра три сменилась не менее красной цифрой два.
Остро нуждаясь в ответах, я выхватил «это» у него из руки.
–Эй! Что за…
Я повернулся спиной к ему, блокируя его попытки вернуть потерянное, принялся развязывать бантик из тесемок, скреплявший конструкцию. Собственно, развязывать там особо было нечего. Достаточно оказалось потянуть за одну веревочек и конструкция открылась.
Вася, только что пытавшийся вырвать ее назад, замер, глядя через мое плечо.
Внутри было что-то вроде… Личных дел?
Несколько меньшего размера папок, скрепленных в одну и разграниченных закладками.
Конец ознакомительного фрагмента.