ЧАСТЬ 1
РОЖДЕНИЕ
Я знаю, ты ушел от меня не потому, что не верил.
Эрнест Хемингуэй «Старик и море»
1
СОН
Мужчина стоял на мосту. Огни проносящихся внизу по автостраде машин сливались в единый световой поток. Он вцепился левой рукой в металлический столб, правой прижимая к груди фолиант в черном кожаном переплете. Он ступил на перекладину ограждения, затем на следующую и оказался на самом верху. Ветер рвал тонкий дешевый плащ. В голове не было ни единой мысли, в сердце – ни единого желания; только пальцы левой руки мертвой хваткой вцепились в холодный металлический столб, а пальцы правой внезапно расслабились, отпустив книгу.
Другой наблюдал молча. Он знал, что это не конец.
Я потрепала за ухом Леонардо. Золотистый ретривер тут же ответил на ласку, уткнувшись в плечо. Этого еще не хватало! Скорость –110 километров в час: пришлось оттолкнуть пса. Тот, конечно же, обиделся. Несколько автомобилей снова меня обогнали, учитывая то, что ехала я по крайней левой. Стало как-то обидно, в основном из-за мысли, что они доберутся домой раньше. Стемнело часа два назад, и никакой обогреватель не спасал от ноябрьской промозглости. Я нажала на педаль газа. К черту осторожность: уж очень хотелось на уютный диванчик к любимому телевизору.
В следующую секунду брызги стекла полетели в лицо, я быстро перебросила ногу на педаль тормоза и вжала ее в пол. Машину повело юзом; кожаный шнур не позволил рулю заскользить в руках. Кажется, в тот момент я вспомнила всех, у кого надо было бы попросить прощения. Когда «Мазда» наконец остановилась, я увидела перед собой темноту и испугалась, что ослепла. Но нет: просто меня вынесло с обочины. Впереди, метрах в трех, чернел лес. Сердце бешено колотилось; руки, вцепившиеся в руль, блестели от крови.
Я резко повернула голову в сторону пассажирского сиденья – пса не было. Паника сжала горло. Дрожащими руками я отстегнула ремень безопасности и выскочила из машины.
– Леонардо! – завизжала я. – Ко мне!
Мимо на бешеных скоростях проносились автомобили, но никто не останавливался. Ноги отказывались слушаться, я буквально проползла вперед и увидела золотистого ретривера в полутора метрах от капота. Горло сдавил подступивший крик.
– Леонардо… – прохрипела я и рванулась к псу.
Шерсть на голове ретривера слиплась от крови, передние лапы были сломаны, но тихое сопение означало, что он жив.
– Подожди… сейчас… минуточку… сейчас… быстро… подожди… – Я рванулась обратно за телефоном.
– Авария. Пожалуйста, приезжайте скорее.
Бросив телефон на сиденье, я бегом вернулась к Леонардо и опустилась перед ним на колени. Позже мне рассказали, что команда ветлечебницы была шокирована моим видом: лицо в крови, руки на собаке тоже, джемпер изорван и облеплен битым стеклом. Никто из проезжающих так и не остановился и не позвонил по 112.
Другой был рядом, он знал, что это начало.
В два часа ночи я сидела в коридоре ветлечебницы и рассматривала голубую плитку на противоположной стене. Белые разводы порождали в сознании запах хлорки, которого, скорее всего, не было в реальности. Вскоре я почувствовала тошноту, в глазах бликовала плитка.
– Наверное, это был камень, – предположил полицейский лет пятидесяти, сидящий рядом. – Вылетел из-под колеса и прямо в стекло. Ну, а вы просто не справились с управлением. Стаж-то какой?
– Пять лет, – автоматически ответила я.
– У-гу. – Мужчина заполнял протокол быстрым размашистым почерком.
Подошел его напарник, высокий худой и совсем молоденький:
– Я закончил описание автомобиля, ребята из техцентра его забрали. Вот ваши вещи.
Он положил на стул сумку, пальто, телефон и большую черную книгу в кожаном переплете.
Я бросила на все это равнодушный взгляд.
– Это – не мое.
– Что? – не понял парень.
Я указала забинтованной рукой на книгу.
Полицейский пожал плечами:
– Она была в машине, может, кто-нибудь из друзей забыл?
Первый устало протянул мне протокол и ручку. Всем своим видом он показывал, что находиться здесь ему совершенно не хотелось.
– Прочитайте и подпишите.
Я, не глядя, черкнула роспись.
Грузный мужчина тяжело поднялся и убрал ручку во внутренний карман куртки.
– Ну, вот и все. До свидания.
Он показал кивком напарнику, чтобы тот следовал за ним. Через миг до меня донеслось недовольное ворчание:
– Я бы вообще бабам права не давал.
Рядом присела Александра и ободряюще похлопала по колену. Я вздрогнула и повернулась к ней.
– Ну?
Александра робко пожала плечами, не решаясь произнести вердикт. Я догадалась.
– Он еще жив?
Ветеринар кивнула.
– Значит, я могу надеяться.
Я встала и сложила вещи в сумку, пальто и книгу взяла в руки.
– Приду утром.
Александра так и не произнесла ни слова: мы были подругами.
Другой последовал за ней.
Дома было темно, холодно и одиноко. Я сняла замшевые сапоги, пальто бросила на столик под зеркалом. Флакон с маслом для волос с грохотом скатился на пол.
Словно робот, прошла на кухню, включила чайник и села. В поисках телефона высыпала содержимое сумки на стол, руками разгребла ворох косметики и наконец нашла его. Сначала позвонила завучу гимназии, в которой работаю, и сказала, что не смогу сегодня придти. Потом – Кириллу, рассказала о случившемся и попросила заняться страховкой. Кирилл тут же захотел приехать, но я возразила, что уже ложусь спать.
Чайник забурлил и отключился. Я убрала телефон на полочку со специями. Остальное попыталась смахнуть в открытую сумку, но помада упала на пол и закатилась под холодильник, тушь отправилась за ней. Нервы наконец сдали: я вышвырнула сумку в распахнутую дверь.
Другой сидел напротив и ждал.
Мой взгляд остановился на черном фолианте. Я положила его на колени и погладила мягкую черную кожу. Окованные металлические уголки были холодные, а вот кожа слишком теплая, теплее комнатной температуры градусов на пять. Странно, но обрез книги тоже был черный. Если бы не исполинский размер, можно было бы подумать, что это ежедневник.
Первая страница оказалась чистого бирюзового цвета, словно небо после весеннего дождя, но какие-либо надписи отсутствовали. Следующая страница тоже была чистой. Удивленно перелистав книгу, я не нашла ни одного печатного знака.
Бросив пакетик зеленого чая в кипяток, я прислонилась бедром к плите и задумалась об этом нечто в кожаном переплете, потому что книгой это назвать было нельзя. Книга – это текст, размышляла я, хоть какой-то. Наверное, это дорогой альбом для рисования. Автоматически прихватила с работы. Поставив чашку с недопитым чаем в раковину, я вышла из кухни.
Другой последовал за ней.
Я шла по сумрачному каменному коридору, понимая, что нахожусь под землей. Ноги скользили. Попытавшись ухватиться за стену, я ощутила что-то склизкое и мерзкое.
– Мама… – Всхлип.
– Мама! – Это плакала девочка.
Я обернулась, но определить источник голоса было невозможно. Рука, вытиравшая слизь о брюки, замерла.
– Эй! – тихонько позвала я. – Кто здесь?
Через миг тонкий детский голосок протянул:
– На-астя.
Я недоверчиво проговорила:
– Здравствуй, Настя.
– Здравствуй.
– Настя, где ты?
Пауза.
– Здесь темно. Мама, это ты?
– Нет. – Я не могла поверить, что разговариваю с кем-то, порожденным моим сознанием. – Но я хорошая, не бойся.
– Ты отведешь меня к маме? – с надеждой спросила девочка.
– Конечно, – быстро ответила я и тут же тихо добавила, – если найду. Настя?
– Что?
– Ты можешь до чего-нибудь дотронуться?
Пауза.
– Нет! – Испуганно: – Я ничего не вижу.
Глухой удар и плач:
– Я упала!
– Не двигайся! – быстро крикнула я, но вспомнила, что сидеть на холодном полу детям нельзя. – Нет, лучше встань и жди меня.
Негромкие всхлипы девочки заставляли меня волноваться. Я пошла быстрее и, конечно же, тоже упала. Несколько негромких ругательств сорвались с губ. Встав и кое-как отряхнувшись, я пошла дальше, но в сердце стала зарождаться злость на себя. От постоянного напряжения колени предательски заломило.
– Настенька? – с трудом сдерживая раздражение, позвала я.
– Я все жду, – ответил неожиданно спокойный детский голос. – Мне уже почти не страшно, мне скучно. Давай поговорим?
Я ужаснулась подобной смене эмоций, но ответила:
– Давай.
– Меня зовут Настя. В следующем году я пойду в школу, поэтому я выучила свое длинное имя: Настя Викторовна Миркушина. Все взрослые дети должны знать свое длинное имя. А ты знаешь?
– Конечно, – быстро ответила я и, разумеется, тут же повторила в уме свое «длинное» имя.
– Настя Викторовна Миркушина, – самодовольно произнесла девочка. – Впиши мое имя в книгу.
– Что? – Я остановилась.
– Впиши мое имя в книгу. Это поможет.
Я задрожала:
– В какую книгу?
– В ту, что лежит на твоем кухонном столе.
Другой улыбнулся девочке, она улыбнулась в ответ.
Я проснулась, прижимая к груди теннисный мячик Леонардо. За окном Москва все еще горела ночными огнями. Я глубоко и часто дышала, спина была мокрой от пота:
– Только кошмаров мне не хватало…
Достав из прикроватной тумбочки валериану, я забросила в рот сразу четыре таблетки и откинулась на подушку. Вскоре сознание расползлось, я снова погрузилась в сон, но теперь без сновидений.
2
ДВЕ РЕАЛЬНОСТИ
Леонардо очнулся, но двигаться не мог. Он смотрел перед собой затуманенным взором. Меня он не узнал, а может, просто не было сил реагировать на мое присутствие. Передние лапы в гипсе, голова перебинтована, только ушки сиротливо выглядывали. Он лежал на ворохе одноразовых пеленок в просторном вольере. Жутко пахло хлоркой и спиртом.
Перебросившись с Александрой несколькими пустыми фразами, я вышла на улицу и просто двинулась по тротуару. Никогда раньше я не переживала такого эмоционального потрясения. Все было хорошо, и я должна была догадаться о приближающейся черной полосе. А может, я просто не привыкла к встряскам? Что скрывать, мне нравилась спокойная, распланированная жизнь. Я не тусила по ночам, не ездила на море, не брала кредиты и не посещала SPA. Идеальная жизнь – это учебный план и летние каникулы у бабушки в деревне.
Люди спешили; двигались по прямой, стараясь не пересекаться ни с кем. Любой контакт в этом вечно спешащем мире был строго запрещен. Только я успела подумать об этом, как в живот что-то ударилось. Я остановилась и изумленно посмотрела вниз. Это был мальчик лет пяти; мать тащила его за собой, крепко уцепив за узенькое запястье. Он задрал голову, воззрившись на меня испуганными, но чистыми глазами. Женщина нервно дернула сына и заспешила дальше.
Я обернулась, в памяти всплыл призрачный коридор и тонкий голосок Насти. Но это был лишь сон. Мне не требовалось убеждать себя в этом, я знала.
Бесцельно пробродив по городу часа три, я не заметила, как оказалась возле величественного здания гимназии, в которой работала. Его построили четырнадцать лет назад. Высокие потолки, резные белокаменные наличники на окнах: все это было великолепно, но создавало ощущение одиночества, маленькой песчинки в чем-то огромном. И не только у меня. Именно поэтому в гимназии было много цветов и ковровых покрытий теплых оттенков. Помимо шикарной учительской, у каждого педагога был свой небольшой кабинет. Люди проводили здесь практически весь день, поэтому каждый стремился обустроить свой уголок получше.
Надеясь, что работа отвлечет от мрачных мыслей, я открыла тяжелую дверь. Чоповец дядя Саша удивленно приветствовал меня, я даже смогла ответить ему натянутой улыбкой и поднялась на второй этаж, где размещались начальные классы. Шел урок, поэтому в коридорах было очень тихо. Я прошла в свой кабинет, стараясь не стучать каблуками, бросила сумку в кресло и переоделась. По расписанию следующим уроком в моем классе был окружающий мир. Материал я подготовила еще вечером, поэтому просто взяла коробку, дождалась звонка и отправилась в класс. Олеся, которая вынуждена была меня подменить, облегченно вздохнула и сбежала в свой психологический кабинет.
Работа действительно отвлекла. Каждый раз, начиная урок, я будто бы входила в теплую воду реки и начинала плыть. Не приказывая себе, не управляя, просто плыла. На время я забыла и об аварии, и о том, что Леонардо в больнице, а не дома на диване.
Но последний урок безжалостно закончился. В попытке обрести спокойствие я отправилась пить чай в библиотеку. Библиотека для взрослых представляла собой большую комнату с книжными шкафами вдоль стен. В центре стояли круглый стол и уютные стулья с мягкими подлокотниками.
Завуч Ирина, увидев меня, побледнела, усадила рядом и принялась расспрашивать о машине. У нее были муж и квартира. Именно так она всегда говорила: «муж и квартира». Два ценных предмета, весь мир для Ирины представлял собой иерархию предметов. Пес ценным предметом не являлся, поэтому она даже не помнила о нем. Но Ирина точно помнила, что есть «Мазда» цвета «Soul Red», и именно состояние этой самой «Мазды» волновало ее больше всего.
– Не знаю, – равнодушно бросила я. – Ею занимается мой друг.
– Как же ты приехала? – почему-то ужаснулась Ирина.
– Я пришла.
Вот и все: прощай, нервное равновесие. Звонок возвестил о начале следующего урока, которого у меня не было. Завуч убежала, столкнувшись в дверях с Олесей. Она приветственно махнула рукой и подошла к столику с чайником, из шкафа над ним достала свою голубую кружку:
– Тебе кипяточку подлить? – бросила она мне.
Я кивнула. От ее присутствия стало очень тепло на душе. С началом урока в библиотеке не осталось никого. А Олеся была очень приятным в общении человеком. Только сейчас мне пришло в голову, что она не просто сама по себе такая, это профессиональное качество психолога. Олеся никогда не лезла в душу, она умела долго говорить ни о чем, просто плести ничего не значащую беседу. Плеснув в кружку дымящейся жидкости, она села неподалеку и закинула ногу на ногу.
– Ну, как? Готовитесь к Новому году?
– Да, слежу, чтобы учили роли, которые раздала Нина Ивановна.
– А о подарках уже думала? – Девушка обхватила кружку, пытаясь согреть длинные пальцы с бледным французским маникюром.
– Нет, рановато. – Я пожала плечами.
Сувенирные ручки и чашки коллегам я всегда успею купить. А больше поздравлять мне некого. Олеся понимающе улыбнулась.
Даже в тусклом свете фонарей я заметила свою «Мазду», зажатую между «Лендровером» и «Вестой». Я резко задрала голову вверх, ожидая увидеть освещенное окно: ведь у Кирилла есть ключи! Но нет, в окнах не было света. Я взвыла от потерянной надежды. Дверь пропищала: бабушка Маша, живущая этажом ниже, вышла выгуливать своего мопса.
– Здравствуй, моя хорошая! – Она придержала дверь.
– Здравствуйте. – Пришлось войти.
В квартире было душно. Я открыла форточку, быстро приготовила ужин из замороженного риса с овощами, позвонила Александре, чтобы справиться о состоянии Леонардо, и забралась в кресло перед орущим телевизором. По «Домашнему» показывали какую-то комедию. Время от времени я заставляла себя смеяться на смешных местах. Но фильм все-таки закончился, потом закончился еще один… В итоге я задремала.