– Действительно, везунчик, – резюмировал оперативник.
– Помолчи, – оборвал генерал. – При взрыве Волжского в машине не было, а снайперы промахнулись.
Майор хотел высказать о снайперах свое мнение, но воздержался. Категория «Счастливчик» в Бюро означала непонятные счастливые случайности, происходящие в жизни человека и оберегающие его от смерти или каких-то очень крупных неприятностей. Сюда же вписывались невероятные удачливость в делах и везучесть.
«Нищий. Единственный выживший в тайге. Скороспелый миллионер. Мэр города. Три несостоявшиеся прогулки на кладбище. Все это как-то не вписывается в жизнь обычного человека, но хорошо укладывается в категорию «Счастливчик», – подумал опер. – Мудрец мог и перемудрить со своей программой, но приказ есть приказ, придется проверять».
Гоголь продолжал информировать, будто не замечая раздумий подчиненного.
– В свою бытность бизнесменом Волжский создал мощную охранную структуру, обеспечивающую и сейчас его личную безопасность. Ходят слухи, что через год он может стать губернатором. Лесогорск в настоящее время – один из самых спокойных городов России в плане уличной преступности, и это заслуга мэра.
– Ничего себе спокойный. Заказуха на заказухе.
– А ты что хотел? Такой лакомый кусочек у криминалитета отняли. Развернуться не дают. Власть мзду не берет, к кормушке сомнительных личностей не допускает. Вот и хотят бандиты вернуть город в зону своего влияния. Город – это огромный рынок, а, следовательно, большие деньги. А если Волжский станет губернатором, то они потеряют еще больше.
– И с чего все же Мудрец решил, что Волжского надо разрабатывать?
– Ты считаешь, что обыкновенный человек за четыре года может сколотить миллионное состояние? Может чувствовать или знать о смертельной опасности и быть способным ее избежать? Он не принял за все время ни одного неверного решения. Подчиняющий, в лучшем понимании этого слова, себе людей, как только они попадают в зону его интересов. Излечивший сам себя от неизлечимой болезни.
– Да, совпадений многовато. Интересно, откуда дровишки?
– Вот этим ты и займешься. Подробная информация о фигуранте здесь, – Гоголь бросил на стол футляр с компьютерным диском. – Сейчас в службе безопасности у Волжского открылась вакансия. Начальник службы – бывший мой сослуживец, так что тепленькое местечко тебе гарантировано.
– Если не убьют вместе с хозяином, то проживу до ста лет, – с сарказмом сделал вывод открывающимся перспективам Майор.
– Не ерничай. Задание понятно?
– Куда уж проще. Раскрыть секрет везучести разрабатываемого.
«Хорошо бы, чтобы этот везунчик был совсем не везунчик, а «Счастливчик», – идя по коридору, думал майор. – Счастье – штука заразная, а с заразой нам и положено бороться».
Глава 2
Зяблик.
По запасным железнодорожным путям, заросшим бурьяном, станции Степновск, неуверенной походкой, спотыкаясь и покачиваясь, шел высокий худощавый мужчина. Его давно не мытые и нечесаные короткие волосы от пота и въевшейся грязи слиплись на голове и были непонятного серо-бурого оттенка. Он постоянно облизывал сухие губы и оглядывался по сторонам. Изо рта вырывалось хриплое дыхание. Большие, выразительные голубые глаза горели голодным лихорадочным блеском. Недельная щетина украшала впалые щеки. На плечах прохожего болталась потерявшая свой первоначальный цвет брезентовая куртка, явно с чужого плеча, под которой на тело была надета майка серого цвета. Черные брюки и старые стоптанные ботинки завершали гардероб незнакомца.
Дойдя до ржавого, валяющегося в метре от путей, металлического ящика, когда-то служившего шкафом, в котором крепились предохранители и рубильники высоковольтной линии, он буквально упал на него, согнув спину и безвольно опустив вниз голову и руки.
Вокруг стояла звенящая тишина знойного лета. Солнце сильно припекало спину и голову. Когда легкий ветерок принес звук человеческих голосов, мужчина с трудом разогнулся и медленно повел головой из стороны в сторону. Он прислушался и, наконец, понял, что голоса доносятся из-за крутого склона, высотой около четырех метров, покрытого высохшей под солнцем желтоватой травой. Сил совсем не осталось, но пить хотелось нестерпимо. Опираясь на ящик, он встал и шагнул к подъему, начинающемуся в трех метрах от нитки путей.
Цепляясь негнущимися, грязными пальцами с обломанными ногтями за жесткую траву, путник пополз вверх. Ноги скользили по траве, не находя опоры, но он упорно лез, временами хватаясь за траву зубами.
Когда его голова оказалась над бруствером, то в мутнеющем сознании, как сквозь воду, он увидел небольшую котловину, кусты, на ветки которых был накинут брезент. В тени сидели на земле двое мужчин, голых по пояс, с заросшими лицами и длинными гривами давно не стриженных и не мытых волос.
– Воды, – хотел сказать он, но изо рта вырвался только сдавленный хрип.
Последним усилием он выдернул свое тело на бруствер, и на глаза навалилась тьма.
Сознание возвращалось медленно. Кожу лица уже не так стягивало, во рту не ощущалось противной сухости. Серая пелена перед глазами начала растворяться, и он понял, что лежит в тени брезента между кустами, а чуть в стороне, боком к нему, сидят двое мужчин бомжеватого вида.
Попытка пошевелиться отозвалась болью во всем теле. С губ слетел легкий стон.
Сидящий слева повернулся в его сторону и, увидев открытые глаза неожиданного гостя, на четвереньках быстро заполз под полог.
– Ну, слава богу, оклемался, – обрадовался он, поднимая незнакомцу голову и прижимая к его губам горлышко пластиковой бутылки, из которой в рот хлынула холодная чистая вода.
– А мы с Крабом, грешным делом, уже обсуждали, где бы лопаты найти, если отойдешь. Не по христиански как-то, без могилки, – сказал второй, демонстрируя поломанные черные зубы.
– Рано, – прохрипел, отрываясь от воды, найденыш и судорожно зашелся кашлем.
– Тепереча понятно дело, что рано, – ответил Краб.
Попавшая в истощенный организм вода расслабила, и мужчина закрыл глаза.
– Чего это он? Неужто отошел? – спросил бродяга у Краба.
– Уснул, сердешный, – ответил Краб, склонившись к лицу лежащего на земле. – Ты бы сгонял на станцию, пошамать чего раздобыл. Придет в себя человек, подкормить надо, а то кожа да кости.
– Штаны да ботинки у него, похоже, казенные. Никак бегунок какой? Вона, и на груди роспись.
– А нам что за дело? Божья душа. Оклемается, если захочет, расскажет. Иди уж, Костыль, да к Нинке не забудь заскочить.
К исходу вторых суток незнакомец практически полностью пришел в себя и, хотя был слаб, настойчиво требовал, чтобы его взяли с собой на обход мусорных баков.
Костыль резонно указал ему на штаны.
– Хочешь, чтобы тебя повязали и нас вместе с тобой? Вот найдем подходящее шмутье, и гуляй, сколько хочешь, а пока посиди. Мы что, зря тебя с того света вытаскивали?
Вернулись они к вечеру, когда солнце уже коснулось своим краем горизонта. Каждый нес по два засаленных полиэтиленовых пакета. Спустившись в ложбинку, Краб с Костылем жадно напились воды и упали на спины, раскинув руки и ноги.
– Хороший выдался денек, – минут через десять Краб сел, отхлебнул воды и потянул к себе один из принесенных пакетов. – Пошамать, небось, хочешь? – спросил он гостя.
Тот молча пожал плечами.
– Хочет, хочет, – опираясь локтем на землю, приподнялся Костыль.
Бомж стал вынимать из пакета принесенную еду. Чего только здесь не было: надкусанные пирожки, кусочки мяса и колбасы, гнилая капуста и морковь, куски хлеба, испорченные яблоки и абрикосы. Все это он выкладывал на обрывок полиэтилена, постеленный найденышем. В конце Краб движением фокусника выхватил с самого дна пакета бутылку водки.
– Гуляем, – издал радостный крик Костыль.
– Ну что, со знакомством? – подняв пластиковый стакан с налитой водкой, произнес Краб.
Все дружно выпили. Бомжи накинулись на кусочки мяса и колбасы, а новичок взял гнилое яблоко, потер целым боком о майку и, неторопливо откусив, начал жевать, вглядываясь в темнеющее небо.
Когда с ужином было покончено, Костыль откинулся на спину и, пошарив в кармане своего невообразимо грязного плаща, который не снимал даже в эту июльскую жару, вынул большую коробку из-под спичек. Сдвинув крышку коробки, стал копаться в ней пальцами.
– Угощайтесь, – предложил он, вынимая большой окурок сигареты и, несколько раз чиркнув зажигалкой, прикурив его.
Краб тоже достал окурок.
– А ты чего? Брезгуешь? – спросил он, видя, что приблудившийся не собирается притрагиваться к сигаретам.
– Да нет. Я вообще не курю, – ответил тот.
– Мы там тебе кое-какие обновки подобрали, – между двумя затяжками сообщил Костыль. – Пошарь вон в том пакете, – он лениво кивнул на принесенный улов.
Бомжи внимательно смотрели, как гость вынимал, встряхивал и разглядывал принесенную одежду. Тут были трико от спортивного костюма, красная футболка, две темной расцветки рубашки: одна в клетку, другая в полоску, пара изношенных кроссовок, левая из которых имела приличную дыру сбоку у подошвы.
Похоже, хозяева заметили на лице новичка легкое разочарование в представленном гардеробе.
– Надевай, – протянул Краб. – От Кардена ничего сегодня не было. В фирменный бутик заглянем в следующий раз. Лучше скажи, ты здесь надолго или дальше двинешь? – разливая водку по стаканам, спросил он.
– Если не прогоните, то пока с вами покантуюсь, идти мне некуда. Я детдомовский. Жил в общежитии. Работал. На заводе сокращение. Выгнали. Снимал угол, да вскоре бабки кончились. Пошли с ребятами на гоп-стоп, но не пофартило. Менты повязали. Получил пятерик. Отмотал тройку у хозяина, да с шестеркой одного из бугров зоны разошлись во взглядах. На разборе покалечил я его. Свои не сдали, но приговор вынесли покруче, чем судья, без апелляций и амнистии. Пришлось подорвать. На родину мне нельзя, да и где она, моя родина. Если маляву в город пришлют, то местная братва на ножи поставит. Уходил тайгой, страху натерпелся. Поел-то за неделю всего два раза. На заимке разжился сухарями да чаем. Глюки всякие начали мерещиться. Шары яркие летающие, голоса слышались, будто молитву читающие, но не понять ничего. То ли господь сохранил, то ли нечистая сила. И черт привиделся, и старец какой-то. Солдат из облавы в трех метрах прошел и не заметил. Собаки след не взяли. Трое суток без глотка воды к вам на товарняке добирался. Опять глюки начались. Нет, думаю, пусть лучше поймают, чем с ума сойду. Вот и брел. В глазах мутиться начало, тут ваши голоса и услышал. Вот такая у меня история вышла.
– Как же нам тебя звать-величать?– спросил Костыль.
– В зоне погоняло прилепили, так и зовите – Зяба.
– А что так?
– Фамилия у меня Зябликов. Зимой меня, подкидыша, нашли замерзающим. Вот в детдоме и дали фамилию Зябликов.
– Меня Крабом кличут. Я на флоте служил, вот и пристало. А это Костыль. Он ко мне со сломанной ногой прибился. Костыля уже нет, а кликуха осталась. Ладно, не будем о грустном. Сегодня живы, и то ладно, – сообщил Краб и стал разливать остатки водки по стаканам.
– Со знакомством, – произнес Костыль, опрокидывая водку в рот.
– Богатенько живешь, Краб, – раздался сверху уверенный голос, и все трое, подняв головы, увидели, что на бруствере стоят и смотрят вниз четверо здоровенных парней.
– И тебе не хворать, Буга, – поднимаясь с земли, ответил бомж.
– Ты мне тут аллилую не распевай. Третий день к Косому не заходишь. Я об тебя свои корочки пачкать не буду. Пусть менты сапоги об тебя почистят, и свою ментовскую молитву по безвременно усопшему споют.
– Так фарта нет, Буга. Извини. Завтра все, как есть, отдадим. Вишь, новенький к нам прибился.
– А водка откуда?
– Он и принес.
– Кто таков будешь?
– Зябликом кличут. Наших порядков еще не знает. Из Сибири он, – быстро затараторил Краб.
– Завтра Косому сдашь штуку, – оборвал его мордоворот.
– Побойся бога. Откуда деньжищи такие? Пятихатка даже не набежала.
– Будешь платить вовремя, да и трое вас теперь. А пятихатка штрафу, чтобы не заставлял меня по вашим сортирам шляться. Делать мне больше нечего.
Ответить Краб ничего не успел, так как четверо вымогателей повернулись и начали спускаться с откоса. Со стороны бруствера раздалась отборная брань. Похоже, кто-то из братков поскользнулся на сухой траве и упал.
– Суки, – обреченно прошептал Краб, усаживаясь на прежнее место.
– Кто это был? – спросил Зяблик.
– А ты будто не понял. Местная братва. Этот район – территория Крепкого. Буга – бригадир. На нем вокзал и прилегающая территория. Пока мы тут живем, сотку в день с носа вынь да положь.
– И что, уйти нельзя?
– Почему нельзя. Можно. Только неизвестно, лучше ли там будет. При большом долге могут и в погоню пуститься, чтобы другим неповадно было. Свои же на соседней станции и сдадут. Еще за твою голову и премию получат. Тебя сюда привезут и распустят на ремешки. Водку тоже где ни попадя не покупай, а только в киосках на площади. Это бизнес Крепкого и ментов. Мы еще сегодня легко отделались. За чужую бутылку могут забить до смерти.
– Много ли на нас заработаешь?
– Не скажи. С вокзала рыл двести нашего брата кормится. Вот и посчитай. С каждого по сотняжке – уже двадцать косых в сутки набегает. Штрафы еще. Иногда заработать дают. Курочим вагоны с транзитным грузом. За это, правда, и нам перепадает по маленькой. А наркота? Многие из наших на игле сидят.
– Не слабая у вас житуха, только успевай поворачиваться.
– Можно подумать, в зоне легче.
– Что делать будем? – вмешался в разговор Костыль. – Где мы завтра штуку найдем?
– Придется прямо сейчас идти на поклон к Ушастому.
– Этот ростовщик с нас три шкуры сдерет.
– У тебя есть другое предложение?
– А кто этот Ушастый? – спросил Зяблик.
– Барыга. Скупщик краденого. С ним можно договориться. По крайней мере, у нас будет неплохая отсрочка, – ответил Краб.
– Пошли тогда, чего тянуть, – заторопился Костыль. – Я теперь не усну. Ребра уже сейчас болеть начинают.
– Снимаемся, – согласился Краб, поднимаясь.
Выбравшись из ложбинки, они долго в темноте спотыкались на рельсах, пролазили в какие-то дыры в заборах и шли по темной улице, где по обеим сторонам чернели завалюхи местной нахаловки.
– Вот его хибара, – сообщил Костыль, когда до конца улицы оставалось всего три дома.
– По двору иди осторожно и только за мной, – посоветовал Краб. – Ушастый на всякие ловушки смекалист. Можно ногу пропороть, а можно и без головы остаться.
– Я вас здесь подожду, – заявил Костыль, присаживаясь у забора. – Все равно такую кодлу Ушастый в дом не пустит.
Краб ничего не ответил, открыл калитку, которая в ночной тишине, казалось, заскрипела на всю улицу, и шагнул во двор. Они не дошли до крыльца дома метров пять, когда Зяблик положил руку на плечо идущего впереди Краба.
– Что? – спросил бомж.
– Ловушка, – тихо ответил Зяблик и, обойдя товарища, нагнулся.
В полуметре над землей была туго натянута обычная рыболовная леска. Он, едва касаясь, провел по ней ладонью, чтобы определить направление, затем шагнул в сторону от дорожки. Леска привела его к обычной рабочей тачке, стоящей у сарая. Проведенная под ее ручками, она уходила вверх. На обрезе крыши невысокого дровянника стояло пустое ведро. Стоило зацепить леску, и ведро должно было упасть вниз, загремев на всю округу.
– Как ты ее увидел? – спросил Краб.
– А черт его знает. Показалось, что впереди что-то есть.
Они переступили через сигналку и оказались у крыльца.
– Не наступай на ступени, – предупредил Зяблик, – я сейчас.
Он двинулся в обратную сторону по дорожке, и через пару секунд во дворе загремело пустое ведро.
– Ты зачем шум поднял? – спросил Краб, услышав, что Зяблик опять стоит за его плечом.
– Пусть Ушастый порадуется, что он такой умный, а мы лохи. Хорошее настроение способствует принятию решения в нашу пользу.
Краб повернулся и удивленно посмотрел на напарника. Такая мысль его никогда не посещала.