С прививками и уколами пришлось согласиться и потерпеть. Смысла нет становиться в позу, все равно извернутся. В еду свою гадость добавят, или вилкой уколюсь.
Если короче, то я уже здорово проголодался, когда разрешили одеться, подняли в лифте наверх и передали из рук в руки мальчику из охраны, проводившему меня в столовую.
Так себе столовая для младшего персонала. Длинный общий стол, человек на сорок, пластиковые стулья. Вся команда уже в сборе, жует молчаливо. Опять я последним появился. Может, для меня одного весь спектакль с медицинским осмотром организовали. Кажется мне, что все остальные здесь уже давно прописаны и изучены до последней косточки.
Присел к столу. Обслуживающий пенс меню подает. Супчик с крабами, отбивная по-калифорнийски, соки на столе, тосты. В общем, не стал я отвлекаться и налег хорошенько на еду, а когда в обстановку включился, то обнаружил, что из всей команды только трое за столом осталось. Осадил приятную тяжесть в желудке стаканом сока. Вижу, из-за стола Боб мне улыбается, бутылкой с чем-то зеленоватым салютует. Встал, подхожу и вежливо так спрашиваю, когда я свою наличность могу проверить – Сэр.
Да хоть сейчас, отвечает, вот допьет Лайм, и сразу двинемся. Если нет, мол, желания здесь оставаться, то можно его и на лестнице подождать.
Не стал я уточнять, где та лестница находится, а направился прямо к выходу. Не ошибся. Сервис у них тут кругом, самостоятельно и не протолкнешься. Только за двери вышел, охранник сбоку пристроился.
Двинулись мы так боевым уступом, он слева впереди, я сзади и немного правее. Попетляли коридорами, и вывел он меня на свежий воздух. Лестница мраморная, ступенек в десять. Внизу кабриолет «Мустанг» черным лаком отливает. Вокруг живописный парк, живи да радуйся. Закурил. Жду.
Боб появился достаточно быстро. Ручкой эдакий приглашающий жест сделал, извольте, мол, садиться, и поехали мы без какого-либо сопровождения. Проследовали по аллеям примерно с милю, и перед нами гостеприимно распахнулись решетчатые ворота.
Место моего заточения располагалось на возвышенности. Мустанг плавно вписывался в повороты, неслышно скользя вниз по петляющей ленте дороги.
– Куда поедем? – спросил Боб, когда машина выбралась на широкую магистраль, ведущую к городу.
– В центр, – безразлично ответил я.
Водитель увеличил скорость. Автомобиль рванулся к видневшимся впереди небоскребам.
–Останови здесь. Пора сделать первый звонок, – потребовал я, когда наша машина поравнялась с центральным почтамтом.
Левая глухая высокая стена здания увешана таксофонами, к каждому очередь в два-три человека. Пристроился я в хвостик маленький, ожидая возможности звонок нужный сделать.
Сейчас вы, конечно, подумали – привирает, мол, парень. Какие очереди у таксофонов, да еще у них там за океаном, если у каждого в кармане по мобильнику, а то и по два. Ошибаетесь. Американцы любят халяву, не хуже нашего брата русака. Таксофоны здесь бесплатны. Некоторые сэры и миссисы готовы потратить время на очередь, но сэкономить несколько центов. Другая причина появления у почтамта этих таксофонов лежит в технической плоскости. Рядом со зданием очень плохой прием. То ли потому, что помещение в избытке напичкано электроникой, то ли по другой причине, но средних размеров параллелепипед представляет собой гигантский электромагнит. Добропорядочные граждане, как здесь это водится, сразу усмотрели ущемление своих прав. Не подумайте, что они возмутились на наличие электромагнитного поля. Ему-то как раз все равно, что о нем думают, хотя и этот момент не упустили. По зрелому размышлению, к Эдисону претензии предъявлять не имеет никакого смысла. Если помните, почил давненько. От признания его виновным (станется с американской Фемиды) к кармане не зазвенит, поэтому посыпались иски на сотовую компанию. Та, в свою очередь, с иском к мэрии. Здание-то муниципальное. Уймите свои поля, мешающие нашим клиентам, а если не можете, то платите. Этот местный скандальчик СМИ долго обсасывали и в прессе, и по телевидению. Победил, конечно, народ против Америки. Почесали репу судейские под париками своими и призвали мэрию к ответу. Установить связь, если там какие-то поля убрать не в состоянии. Даже ихнему Верховному Суду и Конгрессу пришлось высказаться. Смеялся я тогда долго, вот и запомнилось. Всего-то делов – отойди в сторону на двадцать метров и звони себе на здоровье, так нет, бодягу на всю страну устроили. Но это сейчас мне на руку – никаких подозрений.
Понимает Боб мою озабоченность. Сотовому моему, в чужих руках побывавшему, веры нет. Любой из его парней на мой звонок в банк с «Сейшельских островов» ответит: – Да, уважаемый вкладчик господин Платов. На ваш счет поступила сумма в сто миллионов. Какие будут указания? Акций прикажете прикупить или в золотишко перевести, если вас сегодняшний курс устраивает? – А фактически на моем счету дырка от бублика. А вот подключиться и сунуть мне дезу по таксофону не получится. Не успеют. Это у нас на недоверие обижаются. У них мои требования только уважения прибавляют.
Вот и очередь сдвинулась. Под колпак таксофона пухленький гражданин в тирольской шляпе нырнул. Лопочет немчура по-своему. Киндерами интересуется. Сообщает своей фрау в Мюнхен или Гамбург, как тут все странно, но прекрасно и поразительно. Молодцы немцы – удивляться не перестают. С того света Станиславский вашей непосредственности аплодирует. Вот если об этом немчике Бобу рассказать, ему бы взгрустнулось. Не оценил бы по достоинству ситуацию. Нет, не буду портить ему настроение, тем более, что некогда мне. Счастливый фатер трубку повесил и удаляется прочь с хорошей скоростью. Мой черед разговоры разговаривать.
Спорю на сотню баксов, ничего вы не поняли. Думаете, понесло, мол, не туда мужика. Сам признавался, что поговорить любит, вот и трещит обо всем подряд. Станиславского ни с того, ни с сего тут приплел.
Не переживайте. Солнце калифорнийское мне голову не напекло. Я в полном порядке. Обещание выполняю по возможности вас в курсе событий держать. Не забывать, что вы рядом и меня поддерживаете. Вот такая возможность и выдалась, пока в очереди стоял, немного информации сбросить.
Вот теперь наверняка кое-что ясненько стало. Может, не совсем до конца, но забрезжило. Правильно все. Не простой это немчик по телефону со своей фрау калякал. Не просто так интересовался, какой гешенк, подарок то-бишь, Лизхен и Карлу привезти. Работал он. Деньги отрабатывал.
Какие деньги, спрашиваете?
Да те деньги, что я в одно сыскное агентство перевел. Молодцы ребята. Если опознавательный знак тирольская шляпа, то уж более естественно, что ее обладатель на немецком говорить будет. На худой конец, на австрийском или голландском. Помните, я парочку звонков сделал, когда с крыши спустился? Вот один из них в агентство и был.
В какое агентство?
Рано еще вам об этом знать. Не всю работу они для меня выполнили.
Шляпа, как опознавательный знак – это моя импровизация. Что первое в голову пришло. Да и спорить со мной не будете, издалека такая примета хорошо видна. Не в стетсон же ковбойский было связника наряжать. Стетсонов тут может быть, как индейцев недострелянных пару веков назад. Да и по репе схлопотать не долго.
Со стетсоном, говорите, все понятно, а вот репа тут при чем?
Да при том, что мой опознавательный для этого «немца» – язык. Язык я ему показать был должен. Какой-нибудь техасец в шляпе, если ошибиться, оскорбиться может. Сами понимаете, эксцесс последует. Немцы – народ выдержанный, даже удивления на лице не промелькнуло. Не зря я Станиславского помянул. Все, больше не перебивайте. Время для нашего общения заканчивается.
Условие я поставил агентству – неделю круглосуточно дежурить в тирольке у таксофонов почтамта. Съемку вышедшего на связь лица провести и его физию эмэмэской отправить по указанному номеру.
Сомнения ваши понимаю. Возразить вы мне хотите и напомнить о знакомых незнакомцах на вилле. В связи с оным моя физиономия уже по всем телеканалам должна передаваться. Ее только слепой не увидит. В агентствах, не зря они так называются, бывшие агенты работают, розыскники опытные. С бывшими коллегами контакты плотно поддерживают. Криминальные новости не пропускают. В гриме узнают. Даже женский прикид не спасет.
Правильно все, только не думайте, что, опознав во мне дичь, агент сразу на меня кинется. Не его это работа. На то он и профессионал, чтобы в первую очередь думать. А подумает он следующее – если этот тип шесть трупов сотворил, то о седьмом даже не задумается. Героизм в Америке не оплачивается. Платят только за работу. Зачем рисковать собственной шкурой, если для этого полиция имеется. Потом он еще раз прикинет. Заказчик мог расплатиться ворованными деньгами. Изымут и глазом не моргнут. А если за мою голову еще и награда не назначена, то по головке его не погладят. Сплошной ущерб. Никаких дивидендов. Вот пока он это все прикинет, пока с руководством свои действия согласует, знаете, где я буду? Сказать поточнее? Очень далеко. На хвост мне садиться тоже бесполезно. В одиночку не справиться. Время упущено. Объекта нет. Работа выполнена. Зачем засорять мозги полиции? Не было никакого контракта.
Варианты просчитаны.
Возражений от старика насчет поездки в город не последовало. Значит, пока для населения мое лицо интереса никакого не представляет. Не объявлен пока на меня всенародный розыск. Возможно даже, что руководство убиенных еще не знает, что те их сотрудниками уже не являются. Ищут. Пытаются руководить. Карами за молчание грозят.
Второй и третий доводы не менее существенны. Времени с момента убийства маловато прошло. Не успели еще из меня телезвезду сделать. Всем следующим хабаром готов биться об заклад, что кроме Боба меня еще с десяток человек пасет. У двух-трех в карманах значки ФБР. Мигом порядок наведут. Дело федерального ведомства. Идите-ка вы, копы, погулять, в одно известное вам место. На том все и кончится.
– Хэллоу, мисс. Вас мистер Платов беспокоит. Подготовьте, пожалуйста, информацию о состоянии моего счета. Я должен буду сделать кое-какие распоряжения. Перезвоню через полчаса. Передайте от меня привет мистеру Чедвику. Вы такого не знаете? Это же ваш начальник отдела по работе с клиентами. Нет? Извините, я, кажется, что-то перепутал. Подготовьте информацию. Я позвоню.
Вот и весь разговор. Кроме как на Сейшелы, сами понимаете, звонить никуда не могу. На мне микрофонов, как на собаке блох. А если даже и нет, то со стороны слушают. Галдеж тут, правда, кругом. Место и с учетом этого выбрано, но рисковать не будем. Сами знаете, как у нас говорят: – «За меня есть кому сказать». Вот на это и будем рассчитывать.
Я вернулся к машине и уселся на свое место.
– На базу? – поинтересовался Боб.
– Нет. У них проблемы с компьютерами. Попросили позвонить через полчаса.
Наврал с три короба. Пусть за лоха держат, да знают, что не доверяю их компании, и никаких подозрений у меня нет на предмет жучков, на мне повешенных.
– Так и разориться недолго, – отреагировал сопровождающий.
На что уж он намекал, не знаю. Беспокоился, наверное, что не успею нужных акций прикупить. Пришлось согласиться. Вежливо покивал головой. Лучше бы, конечно, получить наличными, но не таскать же сто миллионов в чемодане.
– Поехали. Хлебнем пивка. Место по твоему выбору.
Нет смысла напрягать Боба лишними подозрениями. Пусть выбирает место сам.
Он отвез меня в бар, расположенный в нескольких кварталах от почтамта, где мы опрокинули по кружке холодного «Будвайзера» и выкурили по сигарете. Видя, что я не тороплюсь, он постучал по циферблату часов.
– Торопишься?
– Предпочитаю не откладывать дела в долгий ящик.
Мы вернулись к машине, и я потребовал отвезти меня в китайский квартал.
Пришлось прилично попетлять по городу.
Оговоренные полчаса давно вышли, пока мы добирались до местного Чайна-тауна.
– Останови здесь, – попросил я, увидев на углу старую телефонную будку.
Похоже, бедное сооружение не единожды подвергалось налету местных вандалов и постоянно ремонтировалось. Сам таксофон был закреплен на стене дома. Две стороны сооружения представляли собой бетонные стены. Две другие были выполнены из пластика. Верхняя часть кабины была прозрачной, если так можно было выразиться о грязной мутноватой поверхности, испещренной различного цвета иероглифами. Находящегося в будке человека можно было наблюдать со стороны только по грудь. Низ кабины, скорее всего, постоянно подвергался наездам множества тележек, снующих в обе стороны по тротуару, и был собран из кусков подручных материалов разных цветовых оттенков, что полностью исключало видимость.
Конец ознакомительного фрагмента.