Так, размышляя о своей участи и потирая руки от холода, хотя на улице был полуденный летний зной, Кама сама не заметила, как очутилась перед своим домом, словно ноги сами привели её к нему.
– Дом! – воскликнула девушка, видя, что большая часть здания, а именно её и соседний подъезд, стоит целёхонькая, словно ничего не случилось. Только стекло вылетело из окон. А вот левой стороне не повезло. Первый подъезд был полностью разрушен. Но Катю сейчас совсем не тревожили мысли о погибших под камнями или о живых людях, замурованных в развалинах. Она искренне обрадовалась, увидев, что её подъезд сохранился, и помчалась по лестнице вверх, на свой любимый третий этаж.
Все двери в квартиры по пути были открыты нараспашку, и комнаты зияли своей пугающей пустотой. Но Катю это не останавливало, она стремительно бежала вверх. Лишь около соседской квартиры Катя замедлила шаг. Там была какая-то суета. Войдя в комнату, девушка неожиданно увидела лучшую подругу вместе с её семьёй.
– Христина! – удивленно вскрикнула девушка и кинулась к ней в объятия.
– Катя! – взвизгнула та и поймала подругу на лету. Обе девушки крепко обнялись и расплакались.
– Ты не бросила меня, не бросила, – бормотала в плечо подруги Христина.
Сердце Кати замерло. Она совсем забыла о своей клятве и о своей подруге в этой суматохе. Но не решилась сказать правду.
– Я проводила маму в эвакуацию, – не моргнув глазом солгала она.
– Она уехала? – с надеждой спросила Христина.
– Да, я посадила её в грузовик, – уверенно ответила Катя.
– А вот мои не хотят, отказываются, – всхлипнула подруга, указывая на родителей.
– Мы не оставим нашу единственную дочь одну, – твёрдо сказала мать Христины, а отец молча кивнул. – Раз ты не уезжаешь, значит, и мы не поедем.
– Вот видишь, – и по щеке Христины скользнула слеза.
– Вы с ума сошли, здесь нельзя оставаться, нужно бежать! – воскликнула Катя.
– Ты это нашей дочери скажи, а то она собирается в войска податься.
Катя удивлённо взглянула на подругу. Ей, что, не хватило ужасов этой ночи?
– Это мой долг – защищать свою родину, – тихо ответила Христина на немой вопрос подруги. – Враги разрушили мой дом, хотят захватить мою землю, я не могу просто взять и уйти.
Её голос был твёрдым. Было ясно, что Христина приняла окончательное решение.
– Тогда мы пойдём вместе, – Катя взяла её за руку.
Она уже оставила свою подругу сегодня, забыв о клятве, пытаясь спасти свою шкуру, больше такого не повторится. И Христина крепко обняла её, благодарная за поддержку.
***
В тот же день подруги отправились в пункт приёма добровольцев.
– Наши смелые воины сегодня утром отбросили румынские войска за реку. Не щадя своих жизней, они ринулись в бой, отбив атаку врага. Это наши герои, это наши с вами братья, друзья, отцы. Не оставим же их одних! Объединимся и прогоним прочь фашистских захватчиков, отстоим нашу землю, нашу родину. Защитим советских людей, защитим нашу родину от врага! – надрывался местный политрук, зазывая добровольцев на фронт.
– Защитим родину от врага! Защитим нашу Молдавию! Убьём фашистов! – кричали горожане.
В основном это была горячая молодёжь. Глаза множества собравшихся добровольцев горели огнём справедливого гнева. Все они призывали браться за оружие и убивать врага.
Христина тоже постоянно вскрикивала: «Убьём врага, защитим родину!» Катя молча плелась за ней. Помня, какие здоровенные мужчины ломились, как дикие звери, в грузовики для эвакуации, она с удивлением смотрела на собравшуюся молодёжь. Да что же это происходит? Молодые, ещё сопливые идут на войну, а крепкие взрослые мужики бегут, поджав хвост! У Кати было странное ощущение, что всё это неправильно, внутренний голос убеждал девушку, что её не должно здесь быть, но она послушна шла, влекомая Христиной. Для её подруги защищать родину было священным долгом, значит, и для Кати, ведь они – одно целое, куда одна, туда вторая.
– Кем будешь? – громко спросил мужчина, записывающий на фронт добровольцев.
– Утмина Христина, – бойко назвалась красавица-смуглянка.
– Сколько лет и кто по профессии?
– Лет – девятнадцать, учусь в медучилище на врача.
– Значит, пойдёшь медсестрой, – заключил политрук и сразу же дал Христине предписывающую бумагу.
– Но я не хочу медсестрой, хочу на фронт со всеми.
– Молчать! – громко рявкнул политрук и побагровел. – Знаешь, сколько воинов получили ранения после первой атаки? Они ценой своей жизни защищают берег Днестра, покалеченные лежат в канавах, – при этих словах сердце Кати сжалось, она на дух не переносила ни вида крови, ни вида калек. Зачем только она сюда пришла?! А политрук продолжал кричать на Христину:
– И ты, малявка, ещё смеешь отказываться от своего святого долга лечить раненых?! Наши парни губят свои жизни за таких, как ты, а ты не хочешь их спасать?!
Политрук орал так, что Христина и Катя готовы были провалиться от стыда на месте. На них и так уже все смотрели. И Христина, больше не раздумывая, выхватила предписание из рук политрука.
– Так-то, девочка, спасать жизни нашим воинам – самое почётное и священное задание для женщины. Тем более ты попадёшь не куда-нибудь, а в наш отважный, героический полк, что отбросил врага за реку этой ночью, – мужчина повысил голос, чтобы все слышали о подвигах пограничных войск и записывались в них. – Радуйся, что попадёшь к таким героям, – подытожил он важно.
Христина пришлось согласиться.
– Следующий! – рявкнул политрук.
Подруга отошла в сторону, оставив Катю один на один с этим огромным побагровевшим громогласным боровом. Катя со слегка трясущимися коленками подошла к нему.
– Кем будешь? – прозвучал тот же вопрос.
– Катя, – тихо ответила девушка, но когда увидела вздымающуюся вверх бровь политрука, громко добавила: – Екатерина Астахова!
– Сколько лет и кто по профессии, Астахова?
– Семнадцать, только закончила школу, – честно отрапортовала девушка.
Люди позади неё невольно хихикнули, но что такого странного сказала Катя?
– Так, малолетки и бездари нам не нужны, в сторону! – бросил политрук и бесцеремонно отпихнул её из очереди.
Народ сзади покатился со смеху.
Катя залилась краской, внутри поднялся справедливый гнев против этого чёртова политрука, что отодвинул её, словно ненужную ширму.
– Но я хочу защищать родину! – выпалила она на одном дыхании. – Вы не можете мне отказать!
– Чего-чего? – пренебрежительно сощурился политрук. – Армии не нужны бесполезные бабы, только лишний рот кормить.
– Катя, пойдём, – потянула её за руку Христина.
Её младшая подруга в гневе хотела ещё много чего сказать этому борову, но Христина с силой увела её в сторону.
– Ты слышала, что он сказал? – негодовала Катя. – Он назвал меня бабой, бесполезным ртом!
Больше всего девушку задело именно это оскорбление, словно она только и собирается, что есть на фронте, а не спасать жизни воинам.
– Успокойся, – утешала её Христина. – Не взяли на фронт, подайся к партизанам. Я слышала, что все, кого не берут в действующие войска, уходят к ним.
– К партизанам?
– Да, я бы с удовольствием к ним подалась.
– Так давай вместе и пойдём.
– Уже не могу, выдали предписание. Если не явлюсь к сроку на фронт, сочтут дезертиром. Всё, баста! – Христина гневно стукнула кулаком в раскрытую ладонь. – Знала бы, что запишут в медсёстры, вообще бы не ходила.
Её глаза вспыхнули, а вишнёвые пухлые губки упрямо сжались.
– Не расстраивайся так, – пришла очередь Кати утешать подругу. – Ты всегда мечтала стать врачом и спасать жизни людям. Это прекрасная мечта, и вот она сбылась. Я уверена, ты спасёшь много жизней.
– Ты права, – одарила Христина подругу ласковой улыбкой.
– А ты иди к партизанам, – опомнилась она. – Говорят, там отважные и очень смелые ребята. Быстро прославишься.
– Но я не ищу славы!
– Знаю, просто мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты рядом, воюешь вместе со мной за родину.
И в глазах Христины зажегся священный огонь, который горел так ярко, что невольно даже пугал Катю. В своём сердце она, как ни старалась, не могла найти такого пламени. Но мысль о том, что Христина отправится на войну, а сама Катя останется в городе, пока её подруга будет воевать, не давала ей покоя. Девушка осталась в Кишинёве совсем одна – отец умер два года назад, мать уехала в эвакуационном грузовике. Мысль об одиночестве угнетала её ещё больше, чем мысли о войне. И сознание того, что они вместе с Христиной бьются с одним врагом, невольно согревало душу. Она будет, как Христина, спасать жизни людям, приносить пользу фронту, пусть и в подполье.
– Решено, запишусь в партизаны! – весело ответила Катя подруге.
– Вот и отлично, мы вместе пройдём эту войну и вместе победим! – обняла её Христина.
Девушки счастливо рассмеялись. Их снова охватило чувство единения двух сердец, двух подруг, что были как сёстры.
***
Через несколько дней Христина отбывала в действующую армию. Ей дали предписание в Одесский военный округ, а точнее, на границу, в самое горячее место, где советские войска каждый день удерживали в отчаянных схватках переправы.
Так как Христина уже была полноправным членом армии, её родителям предоставили внеочередную эвакуацию. Катя была счастлива, что её подруге так повезло. Когда Катя махала вслед эвакуационному грузовику, на котором отбыли родители Христины, её сердце невольно сжалось: где её мама, добралась ли до Москвы, ищет ли её?
Но времени на печаль не было. Христина уходила медсестрой на фронт, в самую горячую его точку. И Катя даже не знала, какая мысль печалит её больше: отсутствие известий о матери или отбытие Христины.
– Не грусти, мы обязательно встретимся, – утешала её старшая подруга, – партизаны и действующая армия постоянно пересекаются и помогают друг другу. Знай, и месяца не пройдёт, как мы снова увидимся.
Христина крепко обняла Катю, которой ничего не оставалось, как тихо плакать.
И вот она снова машет отъезжающему грузовику. Новичков очень быстро набирали и увозили на фронт.
– Береги себя, слышишь, береги! – крикнула Катя, побежав за грузовиком. Христина плакала от счастья, что у неё такая хорошая подруга. Она знала, пока Катя жива и молится за неё, с ней ничего не случится.
Очередной грузовик скрылся за горизонтом. Катя проводила Христину и снова осталась одна. Печаль вновь закралась в её сердце, одной было страшно, особенно в городе, который периодически бомбили. И она недолго думая отправилась к партизанам. Уж лучше быть в центре событий и сделать хоть что-то героическое в своей жизни, чем сидеть дома, дрожа от страха. Ей нужно брать пример с Христины. Та отважно отправилась в самое пекло начавшейся войны, ни тени страха, лишь улыбка на лице. Катя тоже пройдёт с улыбкой всю войну, и они обязательно ещё не раз посмеются над своим юным безрассудством.
Партизаны приняли Катю холодно. Главный в Кишинёвском штабе долго оценивающе смотрел на своего нового бойца.
– Говоришь, только окончила школу?
– Да, – смело ответила девушка. После огромного борова-политрука этот начальник был ей вовсе не страшен. Присматривался подозрительно, и только. – Я хочу убивать наших врагов, хочу защищать свою родину!
Она бойко повторяла слова, сказанные Христиной когда-то.
Начальник штаба поморщился, словно сомневался в искренности девушки, но делать нечего. Командир приказал принимать всех желающих.
– Поставь подпись, – сказал он равнодушно, указав на заветную строчку.
Катя смело подписала, даже не взглянув на содержание. А грязная скомканная бумажка гласила: отказываюсь от всех своих родных, отказываюсь от своего имени, клянусь хранить молчание и ещё что-то, но этот текст так и остался неизвестен для юной Кати, ничего не смыслящей ни в мире, ни в войне.
Когда набралось десять новичков, которых не взяли в основную армию, а здесь были лишь одни малолетки либо калеки, небольшой отряд из двадцати человек выдвинулся на встречу с основным подразделением партизан, находившимся в лесах подле Днестра, прямо на границе. Когда Катя узнала, куда они идут, её сердце невольно сжалось от страха. Всё-таки самое пекло! Благо Христина будет рядом. Шли ночами, чтобы никто не видел, без света, только ухая друг другу. Днём прятались в разрушенных зданиях. Ели и пили мало, передвигались бесшумно. После нескольких дней Кате казалось, что она превратилась в тень от постоянного недоедания.
– Мы не регулярная армия, мы подпольщики, нам еда не положена, – спокойно отвечали ей начальники-партизаны.
Катя впервые пожалела, что не попала в регулярные войска, там бы она хоть нормально поела. И тут она вспомнила краснолицего политрука, что орал ей про лишние рты на фронте. Теперь Катя на своём желудке почувствовала, что действительно много ест, настолько она постоянно была голодна. Иногда ей даже было стыдно. Партизаны вон какие молодцы, едят крохи и довольны. И Катя всё время себя увещевала, напоминая про священный долг защищать родину, про то, что она отбирает хлеб у воинов, которые умирают сейчас на поле боя, только желудок никак не хотел слушать эти прекрасные речи, настойчиво требуя еды.
– Придём в основной лагерь, там наедимся, – подбодрили её партизаны. Большинство из них были молодыми людьми не старше двадцати лет. Были здесь и девушки, но немного. При одном взгляде на них казалось, что это были не девушки, а зверюшки, настолько они были страшными, как только такие на свет родятся! Скорее всего, их не взяли в регулярные войска из-за уродства. Хотя Катя про себя и потешалась над сослуживицами, иногда всё-таки сожалела, что среди них нет миловидных, поскольку часто ловила на себе пристальные взгляды партизан-мужчин. Но те не давали ей намёка на какой-то интерес, за что Катя в глубине души была им благодарна и старалась максимально хорошо ко всем относиться, даже к калекам, от одного взгляда на которых у неё всё внутри переворачивалось.
Наконец-то они добрались до основного лагеря в лесу у Днестра.
– Прибыли! – весело сказал их сопровождающий и с облегчением скинул походный рюкзак.
Катя осмотрелась. В лагере не было ни костров, ни палаток, но, несмотря на это, повсюду пахло вкусной едой. Девушка удивилась, но её желудку было всё равно, он был готов справиться с любой пищей, что ему предложат.
– Сейчас выйдет наш командир. Он суров, но справедлив. Слушайте его внимательно и не смейте перебивать. Выполняйте все его приказы. За отказ или отлынивание – смерть.
Новички притихли. Смерть? На такое они не подписывались!
– Главный идёт, главный, – пробежал шёпот по ряду партизан.
Все бывалые выстроились в стройную шеренгу. Новички жались другу к другу поближе, словно к ним надвигалось неведомое чудище.
И правда, к ним вышел огромного роста, с нереальными, выпирающими под плотно сидящей майкой мускулами крупный мужчина лет тридцати пяти. Под его стальным взглядом даже трава бы умерла, не говоря уже о людях. Но что больше всего поразило Катю, так это выражение его лица – жестокое, холодное, какое-то садистское. Могло показаться, что этому человеку нравится мучить и убивать.
– Новенькие, – раскатистым голосом произнес командир, – вы здесь, потому что хотите убивать врага. И я вам предоставлю такую возможность. Вы будете убивать столько, сколько хотите. И чем больше вы убьёте, тем выше будет ваше положение в этом лагере.
Новенькие удивлённо переглянулись. О чём это он?
– Низшие по статусу прислуживают высшим. Таков здесь закон. Приказ высших не подлежит оспариванию или обсуждению. Сказали – делайте. Не сделали – умрите. Высший по статусу может застрелить вас в любой момент за неисполнение его приказа.
От услышанного у новичков кровь застыла в жилах, а командир продолжал, явно наслаждаясь эффектом, который производил на новоприбывших.
– Здесь закон лишь один – закон силы. Хилые и слабые умирают, сильные и отважные – выживают.
– Да! – закричали его приближённые, отъявленные головорезы, отличавшиеся от своего начальника лишь более низким ростом да мышцами поменьше.