– И что за задача? – улыбнулся сириец.
– Следить, чтобы его кубок был полон красного церковного вина для причастия.
Аль-Джуляни хмыкнул, иронизируя над пристрастием их рыжего куратора к алкоголю.
Рыжий в то время выслушивал доклад начальника службы безопасности аль-Гизаи.
– Уважаемый брат! Силами наших спецслужб мы обезвредили и обезоружили иностранного агента, замышлявшего худое. Возможно, он будет интересен твоей персоне.
Рыжий бросил затуманенный взор на аль-Гизаи.
– А ну покажи, кому мы сегодня отрубим голову в режиме прямой трансляции!
Громкий хохот окатил помещение трапезной. Так оглушительно смеялись моджахеды над веселой шуткой их белолицего брата и начальника.
Через минуту на пороге трапезной в сопровождении четырех моджахедов появился Виктор Лавров. Он посмотрел на рыжего и замер на месте:
– Густа-а-в?
Да, это был Густав Стурен, ученый-археолог, географ, палеограф и полиглот. Канадский миллионер и потомок выходцев из украинского шведского поселения. Эх, сколько приключений выпало на долю Виктора и Густава в Республике Сомали, на волоске от смерти, на острие у жизни! С каким отчаянием они боролись за себя! Как смогли подружиться, будучи почти врагами! Говорят, что крепче такой дружбы не бывает. Но время прошло, и вот уже Густав здесь, среди боевиков «Ан-Нусры».
– Викто-ор! О май гад! Витя-а-а! – подпрыгнул Густав и кинулся обнимать Лаврова.
Вся мусульманская верхушка группировки была в шоке. Их куратор обнимал этого шайтана-европейца! Минуты три Виктор и Густав общались обрывками фраз и междометиями, причем на непонятном окружающим русском языке.
– Похужел, но возмужал! – сказал Густав вместо «Похудел, но возмужал», когда схлынул первый поток эмоций.
– Я скучал по тебе! – улыбнулся Лавров. – Где бы мы еще встретились?
– Я молился за тебя и за твоих украинцев, Виктор! – серьезно ответил Стурен. – Семья, братские узы – вот то оружие, что хранит наши народы.
– Да уж, – многозначительно произнес Виктор и оглядел бандитов.
– Я молюсь, чтобы это оружие осталось прочным, – продолжил канадец.
– Ты помнишь, в пещере на окраине селения Зейла голос Иисуса из черного камня велел, чтобы обсидиан был со мной? Он и сейчас со мной… был со мной. – Виктор осекся. – Отобрали.
– Братья! Это мой друг и брат – украинский ученый Лавров! – обратился к моджахедам Стурен. – Надеюсь, и для вас он станет другом и братом! Верните Виктору его вещи!
– Но, уважаемый, – начал Ахмад аль-Гизаи, – он чуть не убил нашего снайпера! А потом пытался сбежать из Маалюли.
– Ахмад! Это мой друг и брат! Тебе этого мало? – побагровел от злости и без того краснолицый Стурен.
Канадец подал знак, и перед украинцем поставили пару тарелок с арабскими закусками – хумусом, массой из перетертого зеленого гороха с кунжутным маслом и всевозможными пряностями, и мутабалем – тоже массой, но из печеных баклажанов с чем-то, напоминающим кефир. И то и другое ели со свежим лавашем. Тут же поднесли кубок с вином, от которого Виктор, понятное дело, не отказался.
«Вот тебе пожалуйста: с корабля на бал. Или, как говорила моя соседка тетя Сара, с парохода на концерт», – подумал Виктор, который никак не мог поверить, что фортуна в очередной раз улыбнулась ему.
– Вздрогнули? – поднял кубок Густав.
– Еще как! – согласился Виктор.
И старые друзья, чокнувшись, выпили.
– Поешь чего-нибудь, Викто́р! Когда любишь человека, хочется, чтобы он ел. Если само сознание Иешуа решило, что ты хороший человек, значит, ты хороший человек. Смелый и отважный, чтобы спасти много жизней. Но великий человек умеет допустить, чтобы полезное зло свершилось.
«Что-то он очень говорлив стал не по делу», – насторожился Лавров.
– Вопреки всему, Виктор, – продолжал Стурен, – украинец, встреченный мной в эфиопском поселении Борама, способен не просто быть хорошим. Он способен стать великим. Как Бог и как Аллах.
Лавров кивнул головой, улыбнувшись. Но в голове гудели мысли: «Что-то я про Аллаха не совсем понял…»
Виктор настолько ушел в свои мысли, что не заметил, как последние слова произнес вслух.
– Да, да, Витя. Я уже принял ислам. И теперь я муслим.
– Так ты больше не ученый?
– Ученый, ученый, Витя. Еще какой ученый! Ты знаешь, сколько для меня как для научного деятеля открыл ислам? – весело заявил Густав.
Принесли заплечную сумку Виктора, отобранную при задержании. Он открыл ее и вынул оттуда подголовный камень Иешуа. Стурен посмотрел на плинфу.
– Он… Как же я мечтал о нем когда-то… Но теперь все! То уже пройденный этап. Немногие братья из «Аш-Шабаб»[15] считали мудрым шагом с моей стороны то, что я отпустил на свободу украинских моряков, за которыми приехал в Сомали Виктор Лавров! – обратился по-арабски к присутствующим боевикам Густав Стурен. – Я увидел мужчину, хоть и не мусульманина, но с благородным сердцем, великого воина по духу!
– Алла-а-а! – закричали боевики, вздымая к потолку автоматы Калашникова.
– Спасибо, Густав, спасибо! – поблагодарил Лавров, достал вторую вещицу, замотанную в тряпье, и развернул странный тубус. – Вот видишь, повсюду меня преследуют какие-то реликвии.
Густав увидел странный артефакт и подавился бараниной, потеряв дар речи. Да, это была рука пророка Яхья, или длань Иоанна Крестителя. Но Виктор этого не знал, пусть и охотился именно за ней.
– Откуда это у тебя? – спросил Лаврова Густав, облизав сухие губы.
– Утром забрал у тяжело раненной монахини, – честно ответил журналист. – Она сейчас в местном госпитале. Попросила сохранить. Чуть-чуть придет в себя, и отдам обратно.
Густав тоже охотился за этой реликвией, но, в отличие от Виктора, знал, как она выглядит. Примкнув к бандитам и возглавив их, канадец уже видел не одну человеческую смерть и относился к этому равнодушно. Он, конечно, мог приказать моджахедам расстрелять украинца и забрать артефакт себе. Но все же он считал Виктора другом, и у него даже не возникало мыслей о такой расправе над человеком, который был ему действительно дорог.
– Как интересно, – едва шевеля языком, пробормотал куратор «Ан-Нусры».
– Я вижу, в тебе все же не умер ученый, – улыбнулся Виктор, приняв реакцию пьяного Стурена за чисто научный интерес.
– Ты знаешь, что это? – спросил Густав друга, глядя на артефакт.
– Пока нет…
– Давай выпьем, – кивнул Стурен.
Друзья опять чокнулись и выпили до дна.
– Уважаемый брат! К тебе опять гости! – объявил аль-Гизаи. – Женщина из Европы.
– Оу! – воскликнул Густав и широко улыбнулся. – Введите! Буду рад!
Как и ожидал Виктор, в трапезную вошла Светлана Соломина с большим круглым коробом.
– Уважаемый мистер Стурен! – обратилась она к Густаву, косясь на Виктора. Его появление возле лидера джахадистов стало для нее очень неожиданным и сбивало с толку. – Поздравляю вас со взятием Маалюли!
Девушка говорила на арабском языке, поэтому ее поняли все моджахеды в зале. Торжествуя и улюлюкая, они стали стрелять в потолок из автоматов. Густав, который расцвел, как майский ландыш, поднял руку, и стрельба затихла.
– Позвольте мне в знак восхищения и благодарности преподнести вам этот скромный подарок – чалму визиря Дамаска!
Девушка сняла крышку с короба, и на свету сверкнул крупный рубин на великолепной атласной ткани, из которой была изготовлена чалма. Восторженные моджахеды принялись кричать и стрелять еще громче.
Сияющий от восторга Стурен вытащил чалму, показал присутствующим и водрузил себе на голову.
– Это подарок истинной ученицы доктора Хасана ат-Тураби! – представил Светлану Виктор.
– Оу-у-у! – удивленно воскликнул Стурен.
Моджахеды, которым было известно имя Хасана ат-Тураби, оживленно загомонили.
– Хасан ат-Тураби говорит, что мы живем совсем не так, как хотим, а оттого злимся на внутренне свободных людей, живущих так, как им хочется, – сказал канадец. – Но мы все равно его уважаем! Не правда ли, братья?
– У-у-у! Алла акбар! – наперебой кричали моджахеды.
Канадец рассмеялся, но в тот же момент лицо его перекосилось от боли, он схватился за голову и упал на пол.
– Прочь! Все прочь! Разойдитесь! – закричал начальник службы безопасности аль-Гизаи и бросился к Стурену.
Лавров рухнул перед другом на колени:
– Густав! Что с тобой?
Аль-Гизаи сорвал с канадца головной убор и воскликнул:
– Чалма отравлена!
– За что?! – просипел Стурен, теряя сознание.
– Помогите же ему! – закричал Лавров по-русски, не осознавая, что его почти никто не понимает.
– Схватите бабу! – приказал аль-Гизаи моджахедам.
Но это было не так-то просто сделать. Ловким движением Соломина уклонилась от хватающих ее мужских рук и столкнула друг с другом своих караульных.
– Быстрей за мной! – крикнула она Виктору.
Тот нанес сокрушительный удар в грудь боевику, пытавшемуся остановить девушку, и бросился к выходу из трапезной. Стрелять в них никто не решился из-за начавшейся свалки. Молниеносные удары, которые раздавала Соломина – в глаз, в кадык, в пах, – не оставляли никому никаких шансов. Лавров, как медведь стряхивает с себя лаек, разбрасывал моджахедов, пытавшихся помешать ему вырваться из помещения.
На площадке перед трапезной он вышиб из-за руля задремавшего шофера ближайшего «джихадмобиля», а девушка ловко запрыгнула в кузов с зенитной установкой на базе крупнокалиберного пулемета Владимирова. Длинная очередь спаренных пулеметов прошила другие припаркованные тут же «тачанки» «Аль-Каиды». Боевики падали в страхе наземь, а некоторые заскочили обратно в укрытие. Лавров гнал бежевый «Хайлюкс» прочь из Маалюли, рюкзак у него за плечами прижимал его к рулевому колесу, но Виктор никак не решался его стянуть, потому что дорога петляла среди гор и не позволяла держать руль одной рукой.
Командир «Ан-Нусры», сириец аль-Джуляни, забежал в трапезную и склонился над Густавом Стуреном. Вне всякого сомнения, тот был мертв. Главарь включил полевую рацию:
– Найти! Догнать убийцу! У них мой джип!
Но в темноте новолуния, когда на небе лишь узенький серп месяца, это было непросто сделать. К тому же погибнуть от пули, выпущенной женщиной из зенитки, не особенно и хотелось. Это далеко не почетная смерть.
Виктор долго гнал «джихадмобиль» по узкой дороге между скал, наконец свернул под гору и остановился у широкого, но мелкого ручья, чтобы перевести дух и прислушаться к тишине восточной ночи.
– Ты где взяла этот тюрбан? – спросил он у Светланы, с силой захлопнув водительскую дверцу.
– Мне продал дядечка-антиквар из Дамаска, он жил в нашей гостинице, его звали Захреддин, разве ты его не замечал? – ответила девушка, спрыгивая с кузова.
«Так вот, оказывается, кто был пятым там, когда у меня хотели отобрать камень Иешуа. Никогда бы не подумал, что это звенья одной цепи…» – складывал в голове Виктор.
– Ну что ты такой грустный? Мы же опять вместе! – радостно воскликнула Светлана и прижалась щекой к его плечу.
– Ты ничего не забыла? Ты убила моего друга! – прорычал Виктор.
– Да я ничего не знала! – тихо ответила Света. – Если бы я знала, что произойдет, разве бы я решилась? К тому же… он все-таки был бандит.
– Не надо было мне брать тебя с собой! – более спокойно сказал Лавров. – Теперь нас будет разыскивать вся «Аль-Каида» по всему Ближнему Востоку!
– Для арабов все белые на одно лицо, – утешила его Светлана. – Единственное, что тебя выдает, – это высокий рост. Значит, переоденем тебя в местного немого дедушку, и будешь сидеть! А я буду твоя очень беременная внучка, беременных никто не боится…
Виктору было далеко не до шуток и не до иронии. Он только что потерял человека, которого продолжал считать другом.
Но все миновало. Виктор и Светлана уже отъехали от Маалюли на порядочное расстояние и, убедившись, что за ними нет погони, остановились в горах.
Шумеры, хетты, греки, римляне вырубали леса Сирии. Процесс вымывания питательных веществ из почвы длился тысячи лет. Местным людям и животным пришлось долго приспосабливаться, чтобы выжить в таких суровых местах. Обитатели Сирийской пустыни без устали рыщут в поисках пищи и воды. Серовато-рыжие шакалы, пустынные кочевники, покрывают огромные пространства, отыскивая издохших животных или трупы людей, убитых другими людьми.
Дрофы и жаворонки умело находят свежие лужи дождевой воды. В пещерах сирийских гор прячутся от зноя ласточки. По утренней прохладе они вылетают из пещер на поиски насекомых. Ласточки пьют на лету, и это помогает им избегать змей. А в пещере их не достанет ни одна хищная птица. Обитатели пустыни ищут еду безостановочно. Вот ядовитая гадюка охотится на ящерицу – спинка с гладкой, похожей на рыбью чешуей. Но саму гадюку уже заметила хищная птица – пустельга. Когда еды мало, кто смел, тот и съел.
Животные и растения, земля и небо – для сирийцев это основа картины мира. Знания, накопленные людьми, передаются от одного народа другому через письменность, здесь она появилась впервые на планете. В долине Тигра и Евфрата древние астрономы записали на глиняных табличках свои наблюдения за Солнцем и звездами. Теми самыми звездами, что мерцали над Лавровым и Соломиной, которые зябли в кабине пикапа, вслушиваясь в тишину сирийской ночи.
Самым ярким над их головами был Сириус, который уже совсем скоро, 24 декабря, образует линию с тремя ярчайшими звездами в поясе Ориона. Эти три звезды, как и в древности, называются «Тремя царями». Эти «Три царя» и Сириус, встав в одну линию, указывают место, где восходит солнце в день зимнего солнцестояния. Вот почему «Три царя» следуют за «звездой на востоке», чтобы найти место рождения Солнца.
Дева Мария – это созвездие Девы. Древний символ созвездия Девы – измененная буква «М». Мария – дева, ставшая матерью, не одинока. Мать финикийского воскресающего бога весны Адониса звали Мирра, а мать Будды – Майя; их имена тоже начинаются на «М». Дева также имеет отношение к созвездию «Дом хлеба». Это созвездие изображают в виде девы с колосьями в руке. Символ «Дома хлеба» – колос – означает август и сентябрь, время жатвы. В свою очередь, Вифлеем переводится как «дом хлеба». То есть это место на небе, а не на земле.
Древние астрономы наблюдали еще один интересный феномен: начиная со времени летнего солнцестояния и до зимнего дни становятся короче, в Северном полушарии солнце движется как бы на юг, становится меньше и дает меньше света. Для первых земледельцев сокращение дня, увядание растений и приближение зимы символизировали смерть – смерть Солнца. Она наступает 22 декабря, когда Солнце оказывается в низшей точке на небосклоне. В это время оно прекращает свое зримое движение на юг на три дня и останавливается в районе Южного Креста. А 25 декабря Солнце поднимается на один градус севернее, предзнаменуя удлинение дня, тепло и весну. Метафорически Солнце умирает на Кресте на три дня, а затем воскресает и начинает жить заново.
Вот поэтому Иисус и другие солнечные божества Ближнего Востока оказывались распятыми, умирали на три дня, а затем воскресали. А переходный период, когда Солнце в Северном полушарии меняет направление, обозначало для них скорый приход весны и Спасение. Однако воскресение Солнца не праздновали до наступления весеннего равноденствия, то есть Пасхи. Так происходило потому, что в день весеннего равноденствия Солнце берет верх над Тьмой: день становится длиннее ночи, что совпадает с приходом весны и возрождением природы.
Ищущим и сомневающимся нет нужды в простых объяснениях. Они чувствуют в этой ясности подвох. Таким людям недопонятое важнее, чем понятное. С этими мыслями Виктор и уснул.
Глава 6
Эль-Кутейфа
Виктор проснулся, прислушался, открыл глаза и какое-то время наблюдал, как Светлана рассматривает свое лицо, повернув к себе зеркало заднего вида. Ночью она натянула на себя натовскую куртку шофера. Декабрь давал о себе знать. Хоть это и Сирия, но было прохладно.