Когда ты за собою
Какой-нибудь припомнить можешь грех,
Которого не отпустило небо,
Молись скорей.
У. Шекспир. «Отелло»
Часть 1
Не верьте тем, кому безразлично все, даже предательство. Снобы, брезгливо рассуждающие о гнилостности человека и мира в целом, – не в счет. Их бравирующий нигилизм, высокомерная обособленность – не что иное, как пиар для окружающих. Эти уязвимые эгоисты думают только о производимом впечатлении. Забудьте о них. Те, кто действительно пережил боль предательства, никому об этом не говорят. Они дорого заплатили и стараются об этом даже не вспоминать. Потому что не хочется помнить, как ради продления своего унылого существования выжигаешь источник боли – свое сердце. Засохшее, практически неживое, оно не приносит больше беспокойства. Лишь в плохую погоду напоминает о себе слегка ноющими рубцами.
Так и доживают, навсегда лишившись главного: права на какие-либо чувства.
* * *
Андрея подвели к двери камеры предварительного заключения. Он еще никогда не был в подобных местах. Все выглядело совсем не так, как в НТВшных сериалах: дверь без решетчатого окна посередине и не такая уж и массивная. А камера и вовсе крошечная. В ней уже спали двое. Когда дежурный заводил Андрея, никто даже не пошевелился. За ним закрыли дверь, и камера погрузилась в полумрак.
Уже светало. Рождающийся слабый свет падал из маленького окошечка под потолком, видимо, выходившего на улицу. Пожилой худощавый мужчина приподнял голову с подушки, осмотрел его колючим пристальным взглядом:
– По какой статье?
Андрей не сразу понял вопрос. В голове до сих пор не укладывалось все происходящее. Но за последние несколько часов следователь много раз называл статью УК, по которой его обвиняли. И Андрей ее, конечно, запомнил.
– По сто пятой.
– А… Завалил кого.
Это был даже не вопрос, а так – констатация факта.
– Тут две свободные койки. Залезай на любую. Меня, кстати, дядей Колей зовут.
Больше никто не проронил ни слова. Андрей постоял немного и, не раздеваясь, залез на кровать. Железные пружины провалились под ним, и койка сразу превратилась в гамак. На спине лежать было практически невозможно. Он повернулся на бок, лицом к стене.
* * *
Три недели назад Андрей зашел в маленькое итальянское кафе недалеко от квартиры, которую снимал в Дюссельдорфе: просто захотелось оказаться поближе к людям. Этим солнечным майским утром посетителей было мало. Понятно: суббота. Выходной. Он сел за свободный столик у окна и заказал кофе. Две пожилые пары за соседним столом, никуда не торопясь, увлеченно беседовали о погоде, мужчина напротив – просматривал утреннюю газету. Тихо звучала музыка.
Луч солнца из окна делил стол надвое. Андрей сидел в тени. Официантка поставила блюдечко с чашкой кофе на солнечную половину и, улыбнувшись, удалилась. Лучик сразу взялся ласкать своим светом приборы. Фарфоровая чашка и блюдце остались безучастны, а серебряная чайная ложечка преобразилась, кокетливо отражая свет. Запустила «зайчика», охотно отвечая на заигрывание солнца. Андрей посмотрел на нее немного. Ложечка сияла так, будто сама являлась источником света.
«С таким-то ухажером каждая дура засияет. А ты попробуй-ка сама. Сможешь удержать хоть каплю света?» – подумал Андрей и придвинул блюдце к себе. Ложечка попала в тень и, лишившись ухаживаний солнца, обиделась, потухла.
Он вздохнул. Из колонок приглушенно звучало популярное когда-то танго. Слащавый бархатный тенор напевал на немецком, но сразу вспомнилась русская версия песни: «О, голубка моя, как тебя я люблю-у…» Андрей закурил, всем телом облокотившись на спинку стула. Было в этой простой мелодии что-то расслабляющее, убаюкивающее…Она умела любить. Андрей еще был слишком молод, чтобы разбираться или тем более ценить подобные чувства, но интуитивно понял это еще тогда. Сколько им было – девятнадцать? Двадцать?
1.
Андрей учился на втором курсе Ленинградского педагогического института. Он до сих пор не мог вразумительно объяснить, на кой черт его понесло в педагогику. Нелепо, даже комично было представить себя в роли школьного учителя. К моменту окончания десятого класса он особо не блистал успеваемостью. Не обнаружил он никаких ярких способностей, не считая разве что игры на гитаре. Хотя и те несколько аккордов, что имелись в арсенале Андрея, трудно было назвать игрой, но этих дворовых знаний вполне хватало, чтобы аккомпанировать пению. У него, как замечали другие, был неплохой голос, а главное – он умел прочувствовать какую-нибудь сопливую романтическую песню так, что девчонки замирали от восторга. Он снискал даже популярность в школе, выступая в агитбригаде:
Короткий сапог, карабин за плечами.
Немало прошел ты, не спавши ночами.
За дым и пожарища ты не в ответе,
Ведь ты лишь наемник в зеленом берете…
Эту песню, с гитарой наперевес, Андрей пел под занавес выступления, проходившего в актовом зале, при общем скоплении народа. Постепенно с двух сторон к нему подходили другие участники «шоу» и, вставая плечом к плечу, даже не подпевали, а декламировали припев с лицами коммунистов-подпольщиков, распевающих «Марсельезу» при царском режиме:
Жми, парень, жми на гашетку.
В этой игре, ты лишь марионетка…
И дальше все в таком же духе, о продажном капитализме, с его безжалостными наемниками, которые порабощают свободолюбивые народы мира, вставшие на светлый путь социализма. Но Андрея, конечно, привлекали не «свободолюбивые народы», а образ сильного солдата, эдакого «коммандо», способного на выполнение любых сверхзадач.
Иногда после подобных выступлений, с разрешения завуча по воспитательной работе, устраивали вечеринки. Съедали пару тортов по рубль двадцать, пили чай. Как-то раз одноклассники даже умудрились протащить бутылку портвейна. Ну а до начала дискотеки Андрея упрашивали что-нибудь спеть. Просили, естественно, девчонки. Он сначала ломался для виду: «Ну не знаю, может кто-нибудь другой споет», или: «У меня с голосом сегодня что-то не то». И только когда привлекал общее внимание, начинал исполнять песни – конечно же, о любви.
Все в один голос пророчили ему большое будущее, и Андрея, окрыленного успехом, начали будоражить мечты о музыкальной карьере. Он тайком ходил в местное музыкальное училище. Сальный, малоприятный дядька прослушал Андрея и вынес вердикт: без музыкального образования, с таким уровнем «владения» инструментом нет никаких шансов. Андрей сильно расстроился, но через пару дней терзаний успокоил себя. Настоящие рок- и поп-звезды и без всяких там училищ пробивают себе дорогу, и он сможет. Потом. Чуть позже. А сейчас надо было определяться, что делать дальше. К следующему лету его неизбежно загребут в армию. Было немного страшно. Рассказывали про армию много чего, но ничего хорошего. Хотя Андрей три раза в неделю занимался модным тогда каратэ и мог постоять за себя, но добровольного желания отдать долг Родине, как говорил школьный военрук, как-то не возникало.
Одноклассники активно определялись с будущим. Сначала за компанию Андрей собирался пойти в техникум, затем так же, за компанию, решил поступать в местный институт.
Незадолго до окончания школы на одной домашней вечеринке произошла судьбоносная встреча. Среди множества знакомых лиц Андрей увидел Сергея. Они вместе занимались каратэ, но тот закончил школу годом раньше и как-то выпал из поля зрения. Он сильно изменился: модный прикид, слегка вальяжная небрежность.
– Куришь?
– Нет.
– Что, до сих пор тренер не разрешает? Ну ладно, пойдем со мной в коридор. Просто постоишь.
Несколько фраз об общих знакомых, сопутствующая болтовня, и вдруг Сергей ошарашил:
– А я заканчиваю первый курс Ленинградского педагогического. Что, не знал?
Вот откуда столичный налет. А дальше последовал манящий, словно дивная мелодия, монолог, отдельными нотами отпечатавшийся в голове Андрея:
– Питер – северная столица, это тебе не наше захолустье…
– Парней на педагогическом не хватает, и их берут более охотно…
– Общага – вот она настоящая взрослая жизнь…
– Представляешь, процентов восемьдесят девчонок; нормальных пацанов нет, да и от родителей не так уж и далеко…
Сергей переключился на горячие подробности о сексуальной третьекурснице, а Андрей, сам не зная зачем, взял предложенную снова сигарету. Он прислонился к стене, вполуха слушая собеседника, втягивал едкий дым, уже все для себя решив.
2.
История была одним из немногих предметов, которые ему нравились, а все благодаря молодой школьной учительнице. Не зря добрая половина парней из класса были тайно в нее влюблены. Андрею она тоже очень нравилась, и, как следствие, история давалась легко, что предрешило выбор факультета.
К удивлению смирившихся с бредовой мыслью о Питере родителей, Андрей поступил. Поступил на истфак Ленинградского педагогического института. В день зачисления, в компании таких же счастливчиков, он шагал сквозь «белую» июньскую ночь уже в новом для себя качестве.
– Мы сделали это! – орали они с моста Невы, возбужденные, слегка ошалевшие и хмельные. Шутили, смеялись без остановки.
Улучив момент, Андрей незаметно улизнул. Ему захотелось остаться одному, чтобы не расплескать, не разбазарить что-то важное. Он медленно брел по Невскому, всматриваясь во все, что его окружает, совсем другими глазами. Хотелось совершить что-нибудь по-настоящему хорошее, доброе. Такие милые случайные прохожие, сами того не зная, стали близким, своими в доску. Да что прохожие – весь огромный мегаполис был причастен к его маленькой победе. Ведь отныне этот город – его вторая Родина. Ну, как минимум на пять ближайших лет. А возможно и навсегда – кто его знает. На дворе стоял девяностый год. Страну лихорадило. Гласность, ощущение безумной свободы, а с нею продуктовые талоны, дефицит, фарца и питерские бандюганы. Но все это мало беспокоило Андрея. Он наслаждался своей «взрослой» жизнью.
Сергей попросил коменданта общежития прописать Андрея к себе в комнату: земляк все-таки. Уже с первых дней Андрей перезнакомился с огромным количеством «лучших людей этой общаги», как любил повторять Серега.
Первые дни стали одним непрекращающимся праздником. Откуда-то собиралась компания, появлялось спиртное. Андрей не успевал запоминать такое количество новых имен. Сама атмосфера пьянила. Он не мог наговориться с незнакомыми и, казалось, такими интересными людьми. В такие минуты Андрей любил всех без исключения и чувствовал себя счастливейшим человеком. Откуда-то появившаяся гитара помогла произвести впечатление, особенно на женскую половину. Андрей пел, чувствуя себя в своей стихии, и томные взгляды девушек были тому подтверждением. Вообще девушки ему благоволили. Не всем это нравилось, однако после стычки с четверокурсником, где пригодились навыки владения каратэ, недовольных поубавилось.
Пока сокурсники осторожно свыкались с жизнью без родителей вне дома, робко сходились со старшими студентами, пытаясь завоевать авторитет, его уже знала добрая половина общежития. Иногда Андрея накрывало осознание того, что учеба проходит мимо. Он начинал усердно посещать лекции, подтягивать «хвосты». Бросал на какое-то время пить и курить, отказывался от приглашений новых друзей, а вместо этого вечерами усиленно занимался спортом. Справедливости ради надо заметить, что подобные периоды чередовались. Вот так и прошел весь первый курс.
3.
На втором курсе ближе к октябрьским праздникам произошло рядовое событие, которое повлияло на всю дальнейшую жизнь Андрея.
Однокурсник из местных позвал на день рождения. Вообще-то коренные «городские» свысока смотрели на провинциалов, но Андрей готовил вместе с Антоном – так звали именинника – сценку на институтский капустник. На этой почве они неплохо поладили. Андрей долго добирался в незнакомый район города и немного опоздал. Среди гостей оказался всего один сокурсник. Остальных Андрей видел впервые. Именинник усадил его на свободное место. Молодые парни и девушки, типичные «мажоры», в основном бывшие одноклассники Антона, сидели за столом и обсуждали достоинства систем образования разных вузов. Стол был забит всякими деликатесами. Кое-чего Андрей никогда и не видел раньше. Стояло несколько красивых бутылок.
– Есть красное сухое – французское, есть итальянское, белое полусладкое. Ты какое будешь? – спросил шёпотом заботливый хозяин.
Андрей мотнул головой, стараясь не привлекать внимания. Осматривая хорошо одетых ребят, гастрономические изыски, он невольно вспомнил, что октябрьские талоны на макаронные изделия закончились, а чулочно-носочные они давно обменяли девчонкам со второго этажа на вино-водочные. Что пора ехать к родителям за картошкой. И как-то совсем уж почувствовал себя чужим здесь. Как назло снова подкатил Антон и, подкладывая что-то в тарелку, в принципе по-доброму заметил:
– Ешь, ешь, давай. А то кто тебя в общаге-то твоей покормит.
Сказал он все это не так чтобы громко, но все равно привлек общее внимание. И на Андрея посыпались вопросы.
– А Вы, Андрей, что – в общежитии живете? – спросила сидевшая напротив девушка. Из ее уст это прозвучало словно «А ты, что, с Марса?».
– Ой, там, наверное, жить трудно. Я бы никогда не смогла, – вторила ее соседка.
– А ты откуда приехал? – подключился парень.
Андрей давал бесцветные односложные ответы.
– А, да, да. Это такой маленький городок!
Другие тоже оживились:
– Там у вас, наверное, жуткая скукотища. – Конечно, это ж не Ленинград. – А я слышала, что в провинции молодежь поголовно спивается.
– Да. Повезло тебе. Ты-то перебрался.
Все это стало жутко выводить его из себя.
– Да нет, – неожиданно для всех и даже для себя самого ответил Андрей. Если бы он продержался хотя бы еще пару минут, соглашаясь с «золотой» молодежью, разговор плавно перешел бы в другое русло. Но его понесло.
– …Городок у нас хоть и небольшой, зато чистый – не то, что ваше огромное подобие грязного сарая. И в общаге мне жить очень даже нравится. Тем более – спиваться можно и здесь. Возьмем с друганами с утра пивка, забьем на все лекции – и что хотим, то и делаем. Хотим, гуляем, хотим водку пьем, а можем и песни до утра горланить.
Он дотянулся до висевшей на стене гитары и громко, разухабисто «зарядил» матерную частушку. Повисла гробовая тишина…
– Может видео посмотрим или потанцуем? – Антон неуклюже пытался выйти из положения.
Гости плавно начали оживать, а Андрей, посидев еще немного, засобирался домой.
– Ты что – с цепи, что ли, сорвался? – уже в дверях шепотом процедил возмущенный именинник.
– Ладно, ты уж извини. Не хотел праздник портить.
Когда Андрей уже спустился на улицу, его догнала невысокая невзрачная девчушка в очочках.
– Стой. Да подожди. Ну и здорово ты их. Я бы так никогда не смогла. Я ведь тоже приезжая. Тоже в общежитии живу… Да ну их. Строят из себя не знай чего. А ты молодец.
В ее глазах отражался восторг.
– Да какой же молодец. Они, вон, об учебе, о будущем думают. Людьми хотят стать. А я… Кто я?
– Зря ты так. Все у тебя в жизни еще получится, а они так и останутся высокомерными занудами. И поешь ты очень здорово. Репертуарчик, правда, так себе.
Андрей невольно улыбнулся, вспомнив о похабном четверостишье.
– Нет, я серьезно. Кое-что я в музыке понимаю. Не зря все-таки в консерватории учусь.
Андрей привык к комплиментам в адрес своих вокальных данных, но похвала почти что профессионала ему польстила. Серую шейку, так про себя прозвал он девушку, звали Наташа. Она пришла на день рождения с другом, одноклассником Антона, а ушла в знак протеста, желая поддержать Андрея. Тоже, мне, мать Тереза. Пришлось ее проводить, тем более ехать в одном направлении.
Наташа болтала всю дорогу, не переставая. Рассказала, что так же, как и ее друг, играет на скрипке, хотя непонятно, друг он ей, или так просто. Что в консерватории много интереснейших творческих личностей, а ей не хватает таланта, и до сих пор неясно, выйдет ли из нее что-нибудь путное. Что с ней в комнате живет замечательная девочка, которая много занимается, а ей из-за сегодняшней вечеринки уже два дня толком не удавалось поиграть на инструменте.