Повинуясь щелчку на зажатом в руке пульте, огромный белый экран за спиной Риверса расцвел графиками и цифрами. Профессор переключал слайд за слайдом, рассказывая и наглядно показывая соотношение между тремя крупнейшими производственными компаниями США и тремя такими же огромными корпорациями из Кремниевой долины. И с грустным смешком заметил, что при одинаковой прибыли, число сотрудников в Долине чуть ли не на порядок меньше. В зале не было слышно даже шепотков, пока Риверс говорил ещё и ещё, но мозг Элис погрузился в оцепенение, бесконечно проигрывая одну и ту же фразу: «Мы создаем нейронную сеть, но не управляем ею». О, Господи! От осознания этой очевидной мысли на мгновение стало очень страшно, но на экране особо ярко мигнул новый слайд, привлекая к себе внимание. Фото подростка с геймбоем в руках гигантским пятном повисло позади замершего в своей абсолютной власти над аудиторией Риверсом, и Элис знала, что сейчас каждый из присутствующих испытывает перед этим человеком так хорошо знакомый ей трепет. Он продолжал свою речь, наполняя слова ядом безумной правды.
– Мы с вами работаем точно нейрохирурги, врываясь в человеческий мозг, целясь в самый центр вознаграждения. В нашем распоряжении сотни техник начиная с тестирования и заканчивая алгоритмическими оптимизациями, дабы крепко-накрепко зацепить внимание людей. Мы вникаем в глубину психологии индивида, проникаем в самую её суть, чтобы знать, как воздействовать, чем подчинить разум. А потому я спрошу вас – не кажется ли вам, что мы играем в Господа Бога? Решая за других, как, чем и к чему вызвать привыкание и зависимость, управляя сознанием, подчиняя себе человека через его слабости, страхи и пороки? Посмотрите, мы даже машины создаем по своему образу и подобию, – Риверс замолчал, пряча за полуприкрытыми веками страшный мучительный взгляд.
Картинка в очередной раз сменилась неожиданным кадром из фильма, и профессор оглянулся, неотрывно смотря на зарывшуюся носом в песок ракету «Stark Industries», а аудитория беззвучно задохнулась от грубого и неприкрытого намека. Закусив костяшки пальцев, Элис ждала последней, решающей крупицы, что в мутное крошево разобьет её стройный красивый мир. И это произошло.
– Сколько осталось честности и ответственности в нас самих до того момента, как мы направим человечество к деструктивному поведению, используя лишь несколько десятков строчек кода? В наших руках огромная власть, которую многие из вас даже не осознают, считая все это, – он обвел рукой зал, где летали три маленьких дрона, мерцая вспышками фотокамер, – невинными играми разума.
Реакция тела оказалась быстрее застопорившегося мозга, который впервые и сразу так грубо вытряхнули из академического вакуума. Палец судорожно дернулся на тачпаде, непроизвольно останавливая видео, где на весь экран крупным планом замерло лицо Риверса: открытое, честное и потому совершенно обесчеловеченное. Элис смотрела в бликующий глянец ноутбука, пока совершенно инстинктивный страх диктовал мозгу свои условия, наконец-то сбрасывая весь сонм навешанных иллюзий и заблуждений.
Господи! Кто этот человек? Как ему вообще позволили говорить о таком? Но… Если подумать, кто бы ещё смог? Риверс – Тони Старк их совсем не комиксовой реальности. Риверс работал на Пентагон. Крупнейшую организацию, что несла с собой не мир и процветание, но вынужденную смерть подчас невинных. Риверс разрабатывал программы для управления машинами, и то были его ошибки, когда снаряды летели в мирные дома. И именно Риверс без малейшей попытки смягчить неудобную правду признал свою косвенную вину в массовых убийствах, без капли самообмана взял на себя положенную долю ответственности. Да, не он выбирал цели, но это его руки написали код, его гений давал военным совершенное оружие. Мог ли он не делать этого? Разумеется. Но обязательно нашёлся бы кто-нибудь другой, согласившийся на сделку с собственной совестью или вообще невидящий ничего за тысячами равнодушных строчек алгоритмов.
«Невинные игры разума»,– так назвать тотальную власть над сознанием мог только Джеральд Риверс. Элис сардонически хмыкнула. Пройдет совсем немного времени, как искусственному интеллекту подчинятся все сферы жизни. Да что там! Сама жизнь! И тогда будет невероятно сложно не забыться, не заиграться. Черт возьми, скоро даже стиральная машинка сможет сообщить, какая Элис Чейн неряха, да ещё пост в Твиттере об этом накатает. Она фыркнула, подумав, что все эти сюжеты в новостях про свихнувшихся от мании преследования людей на самом деле не так уж и беспочвенны. Большой Брат следит за ними. Мало того, они сами, своими руками создают его каждый день, и она в том числе. Кошмар какой! Профессор прав. Роль Господа Бога манит слишком многих. И все же… Несмотря на весь ужас, яд и желчь. Невзирая на отрезвляющую честность, его речь воодушевляла. Глядя на него хотелось стать лучше, умнее, сознательнее. Никогда до этого она не испытывала насколько сильный душевный подъем и вдохновение разом свернуть все выросшие на её пути горы.
Повинуясь внезапному желанию, Элис открыла поиск по научным статьям и вбила имя преподавателя. Спустя полчаса, она с невероятным усилием отлепила себя от десятков невероятнейших статей и медленно перевела дыхание, испытывая чуть ли не физический оргазм. И если раньше из вредности у неё проскальзывали кощунственные сомнения в одаренности профессора, то теперь она оказалась в одном шаге от создания новой религии с Великолепным Мудаком в роли главного божества. В голове крутился лишь один вопрос – что этот человек забыл в университете? Почему он тратит свое время, силы и умственные ресурсы на кучку неблагодарных ленивых студентов? Да вся его преподавательская деятельность – чистой воды благотворительность. Джеральд Риверс мог нагнуть и поиметь весь мир, если бы захотел.
Элис стало неловко и стыдно за свое поведение на самой первой лекции, а от воспоминаний об их последнем разговоре вырвался стон. Прочитай она сразу, послушай Хиггинса, и Бог знает, как сложилось бы их общение дальше, но ей точно не пришлось бы краснеть за свои слова. Не выдав ни капли тщательно оберегаемой военными информации, не напечатав ни строчки кода, Риверс больно и резко поставил мисс Чейн на место. Ему даже делать ничего для этого не пришлось! Читая его куда более философские, чем технические статьи, прослеживая неутихающую в кругу таких же неравнодушных учёных полемику, Элис с новой неожиданной стороны открывала для себя его личность.
Её погруженный в себя взгляд бесцельно скользил по светящемуся экрану ноутбука с открытым поисковым запросом. На глаза неожиданно попалась ссылка на сайт массачусетского университета с краткой биографией профессора. Такие странички были у каждого преподавателя, но Элис никогда не заходила на них, считая бесполезной тратой времени. Ей нужны были знания и ничего больше, а вникать в жизнь своих профессоров казалось сродни подглядыванию. Исключением стал Мэтью Хиггинс, но и ситуация у них была немного нестандартной, что ни говори. Так что сейчас Элис впервые захотела узнать о ком-то всё, что только можно, с жадностью вчитываясь в формальные строчки университетской анкеты.
По всему выходило, что Джеральд Риверс родился тридцать четыре года назад в конце ноября, и судя по датам, сначала учился в частной школе, потом неожиданно перевелся на домашнее обучение. Получил диплом экстерном на год раньше сверстников, поступил в Массачусетс, прошёл курс военной подготовки и с третьего курса начал сотрудничать с Министерством Обороны. Остался в институте на соискание степени доктора наук под руководством нынешнего Президента Университета Самуэля Коэна. Защитился, ненадолго пропал из жизни университета и в год поступления Элис вернулся, начав трижды в неделю вдалбливать в головы нерадивых студентов знания. Увлекался музыкой. Далее шёл внушительный список публикаций, монографий, докладов. Элис не удержалась и просмотрела перечень последних работ. Что ж, судя по номерам выпусков научных журналов, Джеральд Риверс работал продуктивно и много. Очень много. Ошеломительно много. И как жаль, к большинству статей ей не получить доступа даже из главной библиотеки, но то, что есть вполне можно почитать на досуге. Кто знает, быть может его статьи помогут. Каким бы сильным теперь ни было восхищение, профессор все ещё пугал Элис. А его слишком откровенные намёки убивали любое желание общаться с ним лично. Но данное ей Хиггинсом время заканчивалось.
Вернувшись к поисковому запросу, она хотела было закрыть браузер, как взгляд зацепился за одну из ссылок в самом конце страницы. Элис в веселом недоумении смотрела на адрес бостонского отделения полиции. Это… неожиданно. Новая вкладка мигнула фирменными цветами стражей правопорядка, почему-то загружая сводки новостей двадцатилетней давности. Она пробежалась по заголовкам, выуживая знакомое имя, но ничего подобного не нашла. Только сообщение о разбирательствах в частной школе с известным названием. Присмотревшись внимательнее, Элис нахмурилась и поняла, что не ошиблась. Речь шла о той самой школе, из которой ушёл Риверс. В коротеньком сообщении говорилось о незнакомом Оливере Клайтоне, но Элис не стала вчитываться дальше, сочтя невесть каким путем затесавшуюся в поисковую выдачу информацию неинтересной.
Разочарованно закрыв страницу, она нос к носу столкнулась с замершим изображением лица Риверса, за ним тревожно алела аббревиатура «TED». Элис тяжело вздохнула и обреченно призналась самой себе, что необходимо извиниться. Не столько из-за вчерашней некрасивой сценки, сколько за собственную предвзятость. Каким бы гадом ни был Риверс, он заслуживал уважения за свою неофициальную работу по просвещению и призывам задуматься над тем, что они все творят.
– Кто же ты, черт тебя побери? – пробормотала она, задумчиво кусая губы. Разумеется, профессор не ответил, предпочтя остаться недвижимым в окошке плеера. Элис фыркнула и с силой захлопнула крышку ноутбука, в последний момент остановив новый поток восторженных всхлипов и раболепных стенаний. Что поделать, умные мужчины всегда вызывали у неё трепет.
Элис вошла в аудиторию, когда там находилось лишь несколько человек. Бросив вещи на ближайший к выходу стол, она села и попыталась отдышаться. Рядом с ней пыхтел Тед Джефферс, и стягивая со своей шеи шарф, Элис присмотрелась к сосредоточенно высчитывающему что-то на калькуляторе парню. От одного взгляда в его ноутбук она замерла с повисшим в руках мотком шерсти.
– Не говори мне, что сделаешь это, бледнолицый придурок! – Элис во все глаза пялилась на крутившееся на экране объемное изображение.
– Почему нет? – пробурчал однокурсник, записывая получившееся значение.
Она молчала, переваривая увиденное.
– Это уже слишком.
– Да ладно тебе, а тачка наверху «Большого Купола» не слишком27? Моя идея же так, невинная шалость. Сейчас пофиксим кое-что и будет зашибись!
– Не будет! Это не чья-то «тачка», а «тачка» одного конкретного человека! Господи! Одумайся!
– Чейн, не мешай! – раздраженно бросил Тед.
– Когда это случится? – после небольшой паузы спросила Элис, которая не могла оторвать взгляд от огромной черной маски. – В тот момент, когда он это увидит, хочу оказаться где-нибудь в Бразилии, а лучше в Австралии.
– Да не паникуй ты так, – отмахнулся от неё парень, внося последние поправки.
– Когда? – не отставала Элис.
– На следующей неделе.
– А что будет… – она застонала, хлопнув себя по лбу. Конец октября подкрался совсем уж незаметно. – Хэллоуин.
– Смекаешь, – засранец кивнул, и на его лице расплылась самодовольная улыбка.
– Дурацкая идея, Тед. Если он узнает, кто это сделал – нам не жить.
– Если ты будешь держать свой рот на замке, то не узнает.
Она собиралась ещё что-то сказать, но в лекторий вошел, как всегда, великолепный Риверс, а Тед молниеносно захлопнул крышку ноутбука. В голове вертелась настойчивая мысль, что пока не стало слишком поздно надо срочно перед ним извиниться. Может, его предупредить? Идея неплоха, но тогда придется сознаться, кто виноват во всей затеянной однокурсником бредятине. А тогда, без сомнений, Риверс вырвет её слишком длинный язык и повесит вместо «звезд и полос» на макушке главного университетского здания. Элис вздохнула и посмотрела на преподавателя, который уже вовсю сосредоточился на новом материале. Он даже не подозревал, какой скандал зрел в тедовом компьютере.
Лекция пронеслась быстрее Усэйна Болта. После утренних открытий, позабыв обо всех обидах и подозрениях, Элис с наслаждением внимала каждому слову Риверса. Её охватывал дикий восторг, когда она вновь и вновь понимала, что за сокровище хранится в его голове. Хотелось аккуратно раскроить профессорский череп и благоговейно восхититься прекрасными извилинами, снять с них слепок и отправить в музей Гениальности, если такой где-то существовал. Каждый в глубине души хочет поиграть в Брюса Всемогущего, почувствовать власть над умами и реальностью, изменить под себя саму ткань мира. Юношеский это максимализм или восторг любознательности, присущий каждому студенту – неважно. Имеет смысл лишь то, что Риверс способен показать и научить их этому. Черт возьми, если бы не вся эта тянувшаяся уже два месяца мутная, непонятная история, она отдала всё на свете, чтобы хоть чуть-чуть соприкоснуться с его феноменальностью. Пройти по краешку ослепляюще-великолепного разума. Но долбанная задетая гордость и предубеждение к его поведению… Элис была не в силах переступить через это, вынужденно поставив крест на мечтах. В конце концов нельзя менять взгляды на порядочность и добродетель ради одного человека. Ведь так?
После лекции, когда восторженная женская толпа отлипла от спешащего по своим делам профессора, они полным курсом собрались в «Площади Четыре». За кусочком пиццы однокурсники наперебой обсуждали текущие студенческие дела, кто-то хвастался очередными статьями, раздавалось девичье хихиканье. Но даже пытаясь отвоевать кусок сыра, который так и норовил соскользнуть с тонкого теста, Элис не оставляла попыток вразумить Теда.
– Ты понимаешь, что можешь испортить машину? – шипела она парню в ухо, стараясь, чтобы их не услышали остальные.
– Ничего я не буду портить. Я все предусмотрел: конструкция легкая, будет держаться на черных веревках под брюхом его ненаглядной тачки.
– А крепить ты это будешь посреди бела дня? У всех на виду? – Элис, наконец, победила коварную моцареллу и отправила долгожданный слайс в рот.
– Не шурши, мы всё продумали… – Тед тоже вступил в неравный сырный бой за свой кусок.
– Мы?! Кто ещё помимо тебя участвует в этом самоубийстве, – её шепот достиг невообразимых высот.
– Двое чуваков с промышленного дизайна. Они-то это всё и разработали, кстати. Клевые парни, и идей у них завались! – челюсти Джефферса быстро работали, поглощая кусок за куском. Он не замечал, как томатный сок течет по его пальцам.
Элис застонала. У неё было очень нехорошее ощущение от всей этой затеи. Особенно нервировал факт, что именно она косвенно станет причиной этого… этого!
– … и сообщество закатывает вечеринку на Хэллоуин в «Мудром Чарльзе». Элис, ты придешь?
– Что? – она встрепенулась, услышав голос Кэтрин над самым своим ухом. Оказывается, ей удалось пропустить всю восторженную и, судя по всему, очень длинную речь однокурсницы. Та обиженно взмахнула наращёнными ресницами, но снизошла и повторила краткую выжимку предыдущего монолога:
– Сообщество «Фи Бета Каппа» устраивает вечеринку совместно с братством «Пи Тау Сигма»28. Ты понимаешь? Самые элитные братства открывают двери для простых смертных. Будет просто зашибись веселье! Вход только для аспирантов и магистров последнего года выпуска. И вот теперь я спрашиваю тебя – ты придешь?
– Не уверена, – пробормотала сбитая с толку Элис.
Она никогда не стремилась очутиться в каких-либо сообществах или сестринствах, чураясь их безумных вечеринок, приколов и слишком хаотического образа жизни. В то время как однокурсники сломя голову и с горящими от восторга глазами перебегали от одного братства к другому, она издалека смотрела, как они вливают в себя литры алкоголя и отвязно веселятся, великолепно проводя молодость. О своих проблемах с сердцем Элис узнала только при поступлении, на первой же медкомиссии, когда за неё взялись специалисты с нормальным оборудованием. До этого детей из приюта раз в год осматривал обычный врач общей практики из бесплатной клиники в Вустшире, делая лишь необходимые прививки. В Массачусетсе же Элис огорошили этой новостью. У неё был такой шок, что она отказывалась верить в диагноз вплоть до первого в своей жизни ЭХО. Врачи что-то говорили про недостаток фолиевой кислоты, генетический сбой, возможное тератогенное влияние каких-нибудь медикаментов. Говорили, что всё поправимо и операбельно. А она думала о матери, у которой вместо витаминов, нормальной еды и сна была лишь бутылка дешевого пойла и, вероятно, очередная грязная доза. Спасибо, хоть без ВИЧ обошлась. Тогда в Элис бушевала ненависть. Хотелось найти эту не сделавшую аборт дрянь и лично свернуть ей шею. Она отлично помнила, как весь вечер то рыдала на плече Джошуа, то кидалась вещами, а то просто сидела, безучастная ко всему. В тот день она впервые почувствовала уже не слабую ноющую боль в грудине, а напугавшее до седых волос навязчивое колотье. С тех пор Элис всячески гнала от себя эмоции, пропивая курсы транквилизаторов, когда удавалось получить на них рецепт. Веселая студенческая жизнь, куда она так и не успела вступить, проходила мимо неё, порой вызывая чувство острой несправедливости и тоски.