Кто-то бородатый и в панаме с трудом выбирается из людского месива. У него разбита губа и кровь на руках. Испуганный Максим приобнимает Леру, удерживая ее возле себя. Но она всеми фибрами души стремится поближе к сверкающему на сцене кумиру.
– Макс! Пусти! – просит Лера, выпутываясь из его объятий. Но Максим держит ее крепко, пока кто-то не наступает ему на ногу. От неожиданности он ослабляет хватку. Лера тут же вырывается и, расталкивая всех, пробирается в бурлящую гущу.
Она несется по кругу вместе с сотней таких же беснующихся фанатов. Она то врезается грудью в спину здоровенного парня с мокрыми от пота волосами, то смеется, запрокинув голову, то прыгает в обнимку с Маринкой, попадая каждым прыжком в свирепый ритм барабанов, то сама получает толчки в плечо. Отпихнув Леру с Мариной, трое татуированных влетают в круг и, пьяно шатаясь, начинают мутузить друг друга. Один падает, корчится на земле.
– Макс! Ты лучший!
Запыхавшаяся Лера, устав от прыжков и бега, падает Максиму в объятия. Только Максим не чувствует радости. Никакой. Особенно, когда Пак садится за синтезатор и наигрывает мотив главного сегодняшнего хита, основанный на долгих трезвонящих нотах. На экран выводят картинку крупным планом. Пальцы Пака судорожно бегают по липким клавишам. В кульминационный момент, когда гитары устремляются вверх, синтезатор вдруг умолкает, а Пак произносит:
– Is there anybody in there?
В фан-зоне кричат. Зрители на трибунах топают.
– I can’t hear! Is there anybody in there? – повторяет Пак и закрывает глаза.
Теперь топают и в фан-зоне, а на трибунах пускают волну. Начинают справа и так по рядам. По кругу. Поднимают руки. Встают. Опускают руки. Садятся. Поднимают руки. Встают. Опускают руки. Садятся.
– Loudly! – Пак ставит руку на клавиши…
Теперь топают и кричат абсолютно все, в один голос. Техник приносит Паку гитару. Но Пак не берет инструмент. В одном прыжке он пролетает до подиума и падает на колени. Зловещая партия соло-гитариста вступает в диалог с его мягким и простодушным вокалом.
Лера вопит. Подпрыгивает. Пак направляет микрофон в зал. Откуда–то справа доносится сначала «вау», а после восторженный свист.
Максим не выдержал, увел Леру к будке звукорежиссёра, где можно было стоять, а не тереться о чужие тела. Она обняла его, такого надежного и горячего, и зашептала на ухо, что он подарил ей лучший вечер на свете.
– Не он, Пак. А ты, Макс. Мой Макс.
Откуда-то потянуло сухим варшавским воздухом. Захотелось тишины… Нет, когда Пак на сцене, тишины быть не может. Как и спокойствия. Застоя. Только подумаешь об одиночестве, о поцелуе…
В толпе мелькнула Маринка. Лера вывернулась и побежала к своей подружке и к своему развеселому кумиру.
Только Пак веселье изображает. Все сегодняшние песни – на какой-то темной подкладке. И почти все мелодии «VictoryGA» на ритмичные биты не ложатся совсем, или ложатся плохо. В прошлом и в настоящем. И ноги не пускаются в пляс. Поднимать руки и прыгать тоже не хочется. Хотя лица у всех в фан-зоне потные, глаза затянуты пеленой, и многие, самые активные и преданные, скучиваются в толпу и напирают на ограждение, тянутся к кумиру. А Пак высоко–высоко. Над ними. И на его голову падают звезды из фольги. И тогда – будто бы замедленная съемка. Лера выхватывает звездочки, сердечки и ленточки из подсвеченного красным воздуха, запихивает затоптанную бумагу в правый карман джинсов и вдруг теряет свое письмо. На бледный конверт тут же наступает чей-то каблук.
Над стадионом вспыхивает фейерверк. Фанаты в экстазе или орут, или тянут распевку:
– «О–Оа–а, О–Оа–а, О–Оа–а»
А у Максима звенит в ушах. Несуществующая тень Пака отделяется от Пака танцующего, от Пака реального. Тень Пака присаживается на краешек подиума и поглядывает на телесную копию заплаканно, с сожалением. Максим видит второго Пака, и ему жаль его. Именно этого Пака боготворила Лера, писала ему и хотела, чтобы ее муж был таким же. Таким же.
Максим улучил момент и бросился к затоптанному конверту. Сгреб с пластика и засмотрелся и на кодовое слово «dream», и на голубые слезки, и на красные сердечки, и на отпечатки чужих подошв на столь дорогой для Леры бумаге.
А Лера прыгала, Лера танцевала. Вдруг бросилась толкаться в более опасный круг. Внутри этого круга фанаты, не стесняясь, колотили друг друга. Леру задели по носу, но она не скорчилась от боли. Лера вытянула руки, видимо, хотела затащить к себе и его, Макса, только Максим отстранился. Не мог отвести взгляда от конверта. В синем луче прожектора он казался серым, неоновым. Максим, не раздумывая, стряхнул приставшую к письму грязь и спрятал его в кармане куртки.
Как же хорошо им было после концерта. У Маринки кровоточила коленка после падения, у Леры вспухла ссадина на скуле. И к выходам не пробраться. Никто не спешил. Многие пели, а они… Они упали на пол и закопались в бумажные ленточки, звездочки и думали каждый о своем. Звезда Паркера Джонса осветила их, признал Максим. Был вынужден признать, когда услышал «I’am trying…», хит со второго альбома «VictoryGA».
Лежа навзничь, Максим смотрел на варшавское небо, где из-за электрической подсветки не было ни одной звезды. Белый навес простирался будто крыло. Он взял Леру за руку и ощутил исходившее от ее пальцев тепло.
– Тебе что музыка Пака разонравилась? – спросила она уже в номере отеля. – Весь концерт стоял столбом.
Шумела за окном ночная Варшава. Там, на темных улицах старого города, гуляли бессонные счастливчики. Они сбивались в компании и распевали хиты Пака.
– Не желаю прыгать и скакать, подобно Паку, или звездить с фанатами, – ответил Максим, откинув одеяло на кровати. – Но в технике у него есть чему поучиться. Жаль, играют мало старых вещей. Вернее, почти не играют. Из первых двух альбомов три песни! И то хиты. А о «Silence of Sound» будто забыли. Как можно было не сыграть «Silence of Sound»?
– Эта песня мрачная и тяжелая. Бе–е–е, – протянула Лера. – Веселье, слэм, мош… Петарды… Хлопушки! Незабываемый вечер!
– Да понял я уже. Ты передала письмо?
Лера взяла со стула свои джинсы и ощупала карманы. Внутри было все: и согнутые пополам сердечки, и мятые звезды, и крылья бумажных бабочек.
А письма для Пака не было.
– Потеряла, – сказала Лера упавшим голосом, бросила джинсы обратно на стул и нехотя забралась в постель. – Надеюсь, охранники найдут конверт, передадут Паку и он узнает то, что я хотела сказать.
Максим не ответил. Промолчал. Просто лег рядом и обнял ее.
– Что было в том варшавском письме? – спросил Максим, едва Славик показал всем пришедшие на почту электронные билеты.
Лицо Леры стало белым как мел. Она подошла к нему. И заглянула прямо в глаза.
– Я уже плохо помню, – явно соврала Лера. – Я напишу новое, слышишь, встречусь с Паком и лично отдам в руки. И ты не отговоришь меня!
Лера схватила сумку и выбежала из репетиционной. Максим взглядом указал друзьям на инструменты. Музыка спасет от дум. Не дребедень от Пака, а его собственная музыкальная мысль.
III
– Лерочка, проходи, проходи!
Маринка за руку втащила Леру в тесный зальчик со стенами из необожжённого кирпича и прикрыла за ней дверь. В этой кофейне Маринка работала администратором и потому маленькая комнатка, украшенная в честь кумира, была в полном распоряжении фан–сообщества.
Все стены покрывали плакаты с Паком. На полу были рассыпаны бумажные звездочки, вырезанные из цветной бумаги, вперемешку с сердечками. На полках разместились фотографии в позолоченных рамочках с концерта в Варшаве. По диванам были разбросаны новенькие сувенирные подушки. Лера выбрала черную, с аппликацией желтого парашюта, того самого, с обложки первого диска «VictoryGA».
– Вот, недавно на «Store» заказала, моя любимая эта, – Маринка прижала к груди мягкий валик с зеленой бабочкой.
– Лучший альбом – четвертый? – Лера повесила сумку на крючок и заняла единственное свободное место в обнимку с желтым парашютом.
– Не всем по вкусу пришелся первый, как тебе, Лерочка… Ты вот с Ириной скооперируйся, она, такие же как, ты хотела. Точно знаю. Доставка в два раза дешевле обойдется. Только Ирина опаздывает. Как всегда.
Лера тратить деньги по пустякам не планировала. Она копила на одну редкую кассету «VictoryGA». Британский критик писал об этой демке в релизе – «Гитара Джонса звучит грязно, гаражно, но как! Минутное вступление на акустике и сквозь темноту на свет прорывается умиротворенный голос певца и околдовывает».
На сайте группы продавали диски в любых обложках и форматах – японское издание с бонусами, британское с би–сайдами, американское с ремиксами. А демо–кассету, о которой мечтала Лера, надо было ловить на e–bay за немалые деньги.
– Лер, чего смурная? Где же радость и счастье от Валерии Осиповой?
Маринка сунула Лере под нос крошечную шоколадку, которую получила вместе со своим кофе. Лера положила шоколадку за щеку и потянулась к салфетнице, повертела пластмассовую штуковину, и увидела на ней приклеенную скотчем картонку с названием главного хита Пака – «I’m trying…». Маринка в восторг приходила от распевки после припева, Лера тоже. Да и все в активе фан–сообщества были к этой песне неравнодушны.
На встречу в кофейне пришли все, кроме вечно занятого Собирателя новостей и Ирины. Лера редко встречала сидящих за столиками людей в реале, чаще всего она общалась с каждым в сети, а вместо лиц привыкла видеть аватарки.
Зазывала вообще склеил себя и Пака. Пак высокий, смуглый, глаза горят. Зазывала ниже, не такой загорелый, и стоит, держа кумира под локоток.
Зазывала в онлайне постил фотографии с концертов «VicktoryGA», а в обычной жизни трудился на должности топ–менеджера в строительной компании.
– Угощение, угощение, – пропел он голосом Пака, предлагая всем разноцветные миндальные печеньки, лежавшие на общем блюде.
– Лер, я тебе кофе заказала, – радостно воскликнула сияющая Марика.
Лера кофе не любила, но ей нравилось снимать ложкой густую молочную пенку.
– Ого! – восхитилась Поющая, вторая активистка, забирая с блюда горсть печенья. Платья для встреч в кофейне Поющая подбирала в тон помаде. Сегодня ее оттенок – ярко–бордовый.
В группе Поющая отвечала за составление плей–листов и рецензирование музыкальных новинок, а в реальности пела на караоке–вечеринках и много путешествовала.
– Радость! Радость! – вдруг воскликнула Доночка Жана, вскакивая со стула. Она подняла хлопушку, дернула за нитку и цветные ленточки посыпались на ее окрашенные в платиновый цвет волосы. Во время прямых онлайн–трансляций концертов «VictoryGA» эта няшная девочка отвечала за непрерывный поток комментариев, а в обыденной жизни училась на филфаке
Лера подумала и удивилась: тоже семья. Третья по значимости. Макс, дети, мама. Потом Пак… Теперь и они, актив.
По сигналу Доночки Жаны все собравшиеся сорвались с мест. Они пели и прыгали, как дети. Поднимали с пола бумажные звездочки и бросали их в воздух. И радость активистов буквально наполнила кирпичный закуток до потолка. Маринка сбила с ног Поющую. Обе засмеялись. Зазывала сдернул с шеи дорогой, запачканный кофе, галстук и надел его на разгоряченную Доночку Жану, а та ничего не сказала в ответ – просто обняла.
– Лерочка! Ау?
– Что?
– Как что? – надула губы Маринка… – Пак приедет в Москву! Пак! А тебя нет с нами. Нет!
Лера не могла со всеми танцевать и веселиться. Двумя часами ранее Максим обозвал Пака конченым придурком и спросил о письмах. Или… Какую он там характеристику прицепил Паку? Нет… Лера напряглась и не смогла вспомнить, но она помнила, как муж смотрел на нее. Максим даже репетировать не мог. Все ходил по сцене и тер свой подбородок.
– Что тут у вас? – чужой голос ворвался в душный закуток кофейни и вывел и Леру, и остальных из виртуального блаженства. – Я прикрываю тебя, Марин, но всему есть предел!
– Знаю, – успокоила Маринка мужчину в форме охранника, покрасневшего от злости. – Еще час и мои друзья уйдут. Обещаю. Клянусь…
Тут Марина бесцеремонно вытолкнула мужчину обратно в коридор и закрыла за ним дверь. Коротко стриженая брюнетка одобрительно кивнула. На шелковом вороте ее белой блузки болтался бледно–зеленый бейдж с именем и фамилией, но брюнетка предпочитала, чтобы ее называли Улыбкой Счастья, ником в сети.
В стеклянной башне–высотке Улыбка Счастья работала ведущим инженером проектного отдела и была серой мышью без семьи и друзей. В сообществе Маринки эта девушка расцветала.
– Всем счастья! – обычно говорила она и хлопала в ладоши.
Разгоряченная от прыжков и танцев Маринка рухнула на стул рядом с Лерой, схватила со стола плохо заточенный карандаш и заявила:
– Особенный, неземной прилив радости, как в свежем треке Пака. Все слышали? Будто из пушек воздушные шары выпускают и будто внутри головы хлопушки взрываются.
Лера понимала Маринкины ощущения. Наверное, дни Пака наполнены счастьем, звездами и радостью, как в его последних песнях. Пак танцует и поет для друзей, и он душа компании. Его белоснежный особняк в два этажа полон гостей, и гости восхищаются Паком – любимцем публики, молодым Паком – шатеном. Они знают о кумире что–то недоступное, таким как, Лера. Знают, где у него спальня, где балкон или какого цвета обивка мебели в гостиной, из какой ткани шторы, и что Пак готовит на кухне, умеет ли он жарить мясо и растапливать камин… И прочее… Прочее…
Лера могла бесконечно любоваться кумиром в его сказочно–игрушечной жизни. Каждый вечер она заходила в специальное приложение и палец сам тянулся к закладке «недавнее». Тот же белоснежный особняк. Паркер Джонс стоит на каменных ступеньках. На нем широченные штаны. На голове вытянутая шапка, похожая на чулок. Пак смотрит куда–то вдаль. На лужайку. И лужайка в жизни кумира залита солнцем, и трава зеленая–зеленая. Свежая.
А бывало, что фотографии в приложении меркли и Лера переносилась в мир своего воображения. В мрачном средневековом замке Пак–шут перекатывался на руках колесом, смеялся, и бубенчики на тряпичной шапочке звенели. А она, Лера, стояла на галерее со смычком. На худом плече покоился инструмент, подобный скрипке. И смычок от каждого прикосновения к сияющим струнам пел и осыпал небесными звуками людей в большом зале под каменными сводами.
А еще Лера видела Пака по ночам. Во сне. Утром она мало что помнила, разве только размытые силуэты и приспущенную штору на окне. Почти всегда занавеска колыхалась на странном сквозняке.
– Эй, Лерочка! Ты с нами?
От голоса Марины Лера очнулась.
– С вами. Вот бы увидеть Пака воочию, – вздохнула она. – Слушай, Марин, а meet в Москве планируется?
– Билеты плохо разобрали на старте. Скорее ближе к событию организаторы проведут розыгрыш в нашей группе. Ну, репост на страницу. Может в качестве приза meet и будет. Ну, если Пак пожелает. Наш Паркер стал нелюдим. Уже лет пять как.
– Откуда ты знаешь? – Лера вцепилась Маринке в руку, а та с удивлением моргнула и раскрыла блокнот.
– Ну, имеется один агент, не здесь, там, за бугром. В Варшаве в очереди обменялись контактами. Свеженький его зовут. Ни одного концерта «VictoryGA» не пропустил!
– Богач?
– А то. Самолеты, особняки, выставки и с Паком в обнимку за кулисами, не липа, как у Зазывалы на стене.
– И на московский концерт Свеженький приедет?
– А то… Слушайте все! – Марина стукнула кулаком по столу и в закутке воцарилась тишина. – Предлагаю во время концерта Пака подиум шариками закидать, или цветами, а на табличках написать слова из «I’m trying…» и встать так, чтобы получился куплет, припев, куплет.
– А какие цветы купим Паку? – спросила Поющая.
– Нарциссы! – предложила Доночка Жана.
– Георгины! – Зазывала продемонстрировал на экране айфона пышный цветок ярко–алого цвета.