Кирпичников налил третью рюмку, подержал несколько минут в руке, обозревая письменный стол. Одним глотком выпил и не поморщился, не почувствовав вкуса.
Мысль была одна: уходить в отставку и отправляться к жене и детям или всё—таки попытаться переломить ситуацию с преступностью, достучаться до власти, что уголовники вносят в жизнь горожан, да и страны в целом больше хаоса и страха, нежели продолжающаяся кровавая война.
5.
В кабинет Аркадий Аркадьевич входил с тяжёлым сердцем, не стал снимать пальто, а в одетом виде прошёл к столу и сел. Провёл рукою по зелёному сукну, покрывающую столешницу. Не прошло и года со дня назначения его начальником сыскной, то бишь теперь уголовного розыска. Хотел заняться бумагами, но не было особого желания, да и в столе никаких ценных бумаг не хранил, а из сейфа давно перевёз к себе на квартиру, где оборудовал небольшой тайник. Так, на всякий случай.
– Какие будут указания? – После приветствия произнёс Мечислав Николаевич, присаживаясь на стул. – Разрешите? – Он указал на портсигар.
– Пожалуйста.
– А вы? – Кунцевич предложил начальнику.
– Благодарю.
Мечислав Николаевич поднёс к папиросе спичку и по кабинету заструился аромат дорогого табака.
Повисло неловкое молчание.
Начальник ничего не мог сказать, потому что не видел в работе уголовного розыска какого—то смысла, а помощник, видя мучения Кирпичникова, не стал философствовать.
Через некоторое время всё—таки Мечислав Николаевич произнёс.
– Занесло меня вчера на заседание, как его громко назвали, Всероссийского съезда и послушал нашего вновь испечённого диктатора. Прямо скажу, удручающее осталось впечатление. Позёр и артист.
– Вы тоже вчера там были?
– Да, попутным ветром занесло, – скривил губы Кунцевич.
– Я, к прискорбию, госп… гражданина Керенского более минуты выдержать его кривляния на сцене не смог.
– Мне пришлось, – Мечислав Николаевич затянулся и после того, как выпустил дым, добавил, – там поприсутствовать. Но очень уж хотелось побеседовать с полковником Игнатьевым, с которым имел честь быть знакомым ещё по делу Ростовского, – помощник со злостью вдавил папиросу в пепельницу, – помните это дело?
– А как же, – начальник уголовного розыска усмехнулся, – тогда уголовное дело так сплелось с политическим.
– Да, да, именно так и было.
– Как успехи?
– Оказывается, Аркадий Аркадьевич, мы с вами ничего не понимаем в текущем историческом моменте, – Кунцевич попытался придать голосу интонации бывшего жандармского полковника, – надо мыслить шире, чем поимка каких—то уголовников.
– Куда нам? – Начальник уголовного розыска закусил губу, потом произнёс с выдохом, – мы ж с вами не метим в спасители Отечества. Это нас, как обычных мещан, освобождают от тяжести карманов.
– Аркадий Аркадьевич, вас? Вчера? – С нескрываемым удивлением спросил помощник.
– Меня, – ухмыльнулся Кирпичников, – я не выдержал высокопарности нашего верховного артиста и покинул заседание, не дожидаясь, пока публика не сорвёт голоса и не вынесет диктатора на руках. И вот подхожу к «Шпалерке», почти напротив неё меня и взяли в оборот два бандита, один без мизинца на правой руке и с оспинами на лице, второй стоял у меня за спиной и поэтому я его не видел. Пять—десять секунд, и они ушли дворами, чуть ли не через казармы Первой артиллерийской бригады.
– А вы?
– Что я? Направился домой, где пришлось в приступе раздражения ополовинить бутылку «Смирнова».
– Сколько раз вам, Аркадий Аркадьевич, я говорил, чтобы вы носили с собою пистолет.
– Мечислав Николаевич, во—первых, я не успел бы его достать, так всё быстро произошло, а во—вторых, лишился бы и пистолета.
– Один беспалый....
– Полностью без мизинца.
– Лица случаем не запомнили?
– Про оспины я говорил, ну ещё, глаза такие бегающие, блёкло—синие, словно выцвели на солнце.
– Второго, стало быть, вы не видели?
– Не видел, он стоял за спиной, дышал чесноком и водкой.
– По таким приметам нам их не найти.
– Мечислав Николаевич, я вам рассказал о печальном для меня случае не для поисков бандитов, а от того, что столица начала превращаться в разбойничье гнездо. Вновь наделённый диктаторскими полномочиями гражданин председатель, не замечает или делает вид, что не замечает творящегося в Петрограде. Разбои, слава Богу, происходят только у нас. Счастье, что волны не пошли по всему государству, хотя оно закостенелое, но не так быстро меняется, поэтому полицейские блюдут порядок и пресекают попытки превратить города и веси в бандитскую вольницу. Так—то, – Кирпичников опёрся грудью о край стола. – Кстати, вы сами сказали, что мы не понимаем ничего в текущем политическом моменте.
– Всё равно хочу побеседовать с полковником обстоятельно, а не, как вчера, на бегу. – Кунцевич барабанил пальцами по столешнице. – Сделаю попытку поговорить с ним сегодня.
– Напрасный труд, они, – Кирпичников указал пальцем вверх, – заняты больше удержанием власти в своих руках, нежели спокойствием граждан государства.
– Попытаюсь.
– Ваше право.
– Чем же нам теперь заниматься?
Вопрос, хотя и был риторическим, но имел продолжение через несколько дней.
Помощник Игнатьева поставил на стол поднос, на котором стояли два стакана с исходящим паром ароматным чаем, две рюмки, бутылку французского коньяку и тарелку с нарезанными дольками лимона, посыпанными мелким белым сахаром.
– Мечислав Николаевич, присаживайтесь, – жестом хозяина полковник указал на кресло, – вчера нам не удалось побеседовать, а ныне у меня выдался свободный час.
– Благодарю, Николай Константинович, – Кунцевич сел на предложенный стул.
– Извините за вчерашнее, но, увы, мы не всегда располагаем собою, приходится отдавать себя службе. – Разлил коньяк по рюмкам и перешёл на другую тему. – Знаете, а ведь наш Николай Александрович знает толк в коньяке, – помощник начальника уголовного розыска понял, что речь шла о бывшем монархе, – кусочек лимона, приправленный некоторым количеством сахара, это прямо—таки царская закуска, – засмеялся бывший жандармский офицер.
– Я собственно…
– Простите, что перебиваю, Мечислав Николаевич, мне не хотелось бы, чтобы между нами оставалась некоторая недоговорённость, – прикусил губу, прикидывая, сколько правды можно приоткрыть сыскному агенту, который при некоторых обстоятельствах может быть полезен, продолжил, – большевики готовили вооружённый переворот, поэтому пришлось действовать тем способом, который был выбран. Надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю?
Кунцевич только кивнул головой.
– Теперь же, когда верхушка обезврежена, мы можем идти дальше и с дороги убирать излишние элементы.
– Но…
– Мечислав Николаевич, не я придумал, а наш народ, что лес рубят, щепки летят.
– Но щепками могут оказаться не только враги, но и лояльные граждане.
– Могут, – подхватил полковник, – конечно, могут, но ведь мы печёмся о благе государства, а не отдельных лиц. Вы можете сказать, что само государство и состоит из этих самых лиц. Но посудите, лучше пусть пострадает десяток, сотня, ну, даже тысяча лиц, чем вся страна. На карту поставлена жизнестойкость Отечества. Да, я говорю высокопарно, но такова истина.
– Прекрасный коньяк, – Кунцевич поставил рюмку на стол, понимая, что ничего он более не узнает. Игнатьев, недаром столько лет служил в жандармском управлении, чтобы свои мысли прятать за кучей ничего не значащих слов.
Полковник поднял бутылку и разлил по рюмкам коньяк.
– Переходите к нам на службу, Мечислав Николаевич, под моим началом создаётся новое управление по борьбе со всяким иномыслием, возглавите одно из отделений, как опытный сыщик.
– Я подумаю.
Через час Кунцевич был на Офицерской.
Аркадий Аркадьевич с утра так и не вышел из кабинета. Сыскные, а ныне уголовные сотрудники находились в комнате агентов. Жизнь в стенах отделения, казалось, замерла. Ни хождения, ни работы с документами, ни арестованных, ни допросов.
– Как прошли переговоры высоких сторон? – Кирпичников без тени ёрничества отложил в сторону газету.
– Можно было не ездить, – признался Мечислав Николаевич, – одни пустые слова, я понял одно, жандармское управление, как феникс из пепла, будет возрождено, но под другой вывеской.
– Сиего события следовало ожидать, государство всегда защищается, как от внешних, так и внутренних врагов.
– Из беседы я вынес одно, сыскная, простите, уголовная полиция не так нужна, как политическая.
– Вы часом не получили предложения от полковника Игнатьева?
– Получил, – признался с улыбкой Кунцевич.
– И каковы ваши дальнейшие планы?
– Не знаю, – честно признался Мечислав Николаевич, – если будет распущено наше отделение, то я останусь без средств к существованию, а у меня семья, – горестно произнёс помощник.
– Я понимаю вас, Мечислав Николаевич, – с серьезным выражением лица и металлическими нотками сказал Кирпичников.
– А вы?
– Уеду к семье, может быть, там, в провинции, найду себе дело. Сегодня уже поздно, а вот завтра навещу нашего министра и в отставку. Больно наблюдать, как рушиться дело, которому ты служил столько лет. Больно.
Часть вторая. Дело о разбойном нападении
1.
Между двумя фонарями стояла небольшая группа людей, один из которых ступил на дорогу и поднял руку. Было темно и шофёр, скорее угадывал, нежели видел, что зажато в ладони у ступившего вперёд человека.
– Стой, – раздался басовитый крик.
Шофёр посмотрел на Овчинникова, сидевшего рядом и служившего начальником охраны Председателя правительства. Полковник стал напряжённым, не стал, как раньше, махать, мол, езжай без остановки.
Тёмная масса разделилась на отдельных людей, тот же басовитый голос уже кричал:
– Стой! Стрелять буду.
Овчинников тронул за рукав шофёра.
– Остановись, – приказал Александр Фёдорович, – вдруг это патруль и вправду стрелять начнут.
Скрипнули тормоза, и машина плавно остановилась
Через несколько секунд двери распахнулись, и басовитый голос зазвучал громче.
– Вылезай.
Керенский устало хотел поправить, что не «вылезай», а «выходи», но не стал этого делать, один из остановивших потянул за рукав.
Мужчина лет сорока с маленькими усиками под большим крючковатым носом смотрел на председателя правительства, как на какую—то маленькую букашку, ползущую по стеблю растения. В правой руке держал пистолет системы «Маузер», левой вначале тащил за рукав, который отпустил, и с презрительной кривой улыбкой, демонстративно вытер о своё пальто, словно от брезгливости. Голова мужчины была непокрыта, тёмные не совсем длинные волосы висели не расчёсанными космами.
Александр Фёдорович запахнул расстегнутую шинель. На улице заканчивался второй месяц осени, пахнуло холодным воздухом. Хотел достать из кармана пропуск, но, видимо, главарь прошипел сквозь зубы:
– Руки держи на виду, – помахал пистолетом в воздухе.
Из второй двери машины вытащили полковника и толкнули так, что он упал на колени.
– Товарищи, что вы делаете и по какому праву? Где Свирский? – Овчинников не терял присутствия духа, хотел подняться, но его ударили по ногам, и он снова рухнул на колени.
– Не дёргайся, – двое обшарили карманы полковника, доставая из кобуры револьвер, один из них со смешком сказал, – пригодится для дела, – какого не добавил, но и так становилось ясно, что для грабежа. – Офицер?
– Вы же знаете и где Свирский?
Раздался сухой треск, и полковник повалился на бок, дёрнув один раз ногами.
– Туды ему и дорога, – сказал кто—то окающим говором.
– Поручик, я же сказал, без моего приказа никого не трогать.
– Сафрон, – тот же голос извиняющимся, но настойчивым, тоном проговорил, – это ж офицер.
– Ну и что?
– Ты ж знаешь, что я их готов зубами рвать.
– Ещё раз и, – главарь пригрозил револьвером.
– Понял.
– А ты кто? – Главарь шарил одной рукой по карманам Керенского, достал из кармана френча маленький в ладонь «Браунинг», бумажник, которые сунул в карман, пропуск открыл и хотел прочитать, но было темно и ничего не видно. – Так кто?
Керенский молчал, не в состоянии вымолвить ни единого слова. Хотя было темно, но он видел лежащего чёрным мешком на тротуаре полковника Овчинникова, с которым ещё пять минут тому вёл беседу.
– Не смотри так, – главарь явно наслаждался ролью управителя судьбами, – все там будем. Так кто ты?
– Я, – голос Александра Фёдоровича сбился, и он не мог продолжить дальше.
– Не бойся.
Два бандита стояли по бокам и оба держали пистолеты, направленные в председателя правительства.
Шофёра словно забыли, он медленно достал из кармана куртки револьвер и направил в главаря. Раздумывать было на чем, если он всадит пулю в старшего, то нет гарантии, что те два бандита не выстрелят в Керенского.
Размышления прервал удар в висок и руки выбросили шофёра из машины, его место занял один из бандитов.
– Сафрон, карета подана.
– Ладно, господа, сегодня я добрый и щедрый. Идите с миром, а вот вашу колымагу я конфискую во имя революции, тем более у меня личный шофёр, Беляк, ты готов отвести нас на отдых?
– Сафрон, какой разговор, – ответил высокий худощавый мужчина с переломанным носом и окающим говором.
Двери захлопнулись, и машина двинулась по улице, оставляя после себя запах сгоревшего топлива.
Керенский непонимающим взглядом провожал автомобиль, скрывшийся в ночной тьме. Шофёр потянул за рукав председателя правительства.
– Александр Фёдорович, пойдёмте быстрее, найдём патруль.
Керенский послушно зашагал за шофёром, боясь бросать взгляд на убитого Овчинникова.
Через десять минут военный патруль остановил высаженных из машины.
На следующем перекрёстке, скрытые ночной тьмой, стояли три человека. Сафрон сразу отметил, что это не патруль, а подозрительные личности. Захотелось разобраться, поэтому приказал остановиться.
Все трое в начале решительно двинулись к авто, но потом как—то бодрый заряд у них угас, и они с какой—то опаской приблизились к авто.
Бандиты выскочили быстро и направили пистолеты на незнакомцев, те онемели, только один сумел произнести:
– А где, – и умолк.
– Кто такие? – Рявкнул Мартын. – Руки держи на виду, – револьвер сделал в воздухе дугу и упёрся в живот того, кто был постарше.
– Да, мы, – троица переглянулась.
– Документы, – с хозяйским видом произнёс Поручик.
– В кармане, – скосил глаза один из остановленных.
Бандит достал из бокового кармана мужчины бумагу:
«Податель сего мандата капитан 2— го ранга Свирский…»
Поручик посмотрел в лицо поручику:
– Офицер, значит.
– Там всё написано.
Выстрел щёлкнул глухо, словно кнут извозчика, вслед за первым прозвучали ещё четыре или пять.
– Поехали, – сказал Поручик, его щека дёрнулась, хотел, было, бросить мандат на тротуар, но сунул в карман.
– Останови у фонаря, – вдруг приказал Сафрон.
– Ты что?
– Останови, говорю, хочу взглянуть на документ, – почесал ус главарь, – кого ж мы остановили. Видишь, машина какая, не всякому она по карману.
Сафрон вышел из машины, три раза смотрел документ и трижды чесал затылок, шепча: «Не может быть! Не может быть!»
– Гони обратно, – рявкнул он, упав на сидение.
– Что?
– Гони обратно, – сквозь зубы процедил Сафрон, – мы чуть было в заложники не взяли самого Керенского.
– Это какого?
– Дубина, – сказал бандит, сидевший рядом с шофёром, – он же вместо царя теперича.
– Ой, ли.
– Гони назад, надо же самого Керенского из машины выбросил и не узнал.
– Толку—то?
– Что ты понимаешь? Толку? – Передразнил бандита Сафрон. – Могли бы много чего поиметь.
Домчались быстро, но на месте, где высадили из машины Керенского, лежал только мёртвый офицер. Главарь выскочил из машины. Огляделся вокруг, ноздри раздувались, словно у загнанной лошади.